Одним словом, у нашей критики работы непочатый край. На мой взгляд, до многого она не доходит потому, что явления литературы не рассматривает в ее явных и подспудных связях. Стоит только тронуть эти связи, как один узел приведет к другому, а другой — к третьему. Мне кажется, что для легкости анализа связи явлений обрываются даже нарочито, вещи рассматриваются изолированно друг от друга, а это дает возможность прибегать к оптическим фокусам, когда малое может быть представлено большим, большое — малым. Подобная изолированность особенно заметна на рецензиях. Читая их, обращаешь внимание на то, как много у нас поэтов-философов, что ни поэт, то философ. Чувство общего процесса в поэзии избавило бы нашу критику от излишней, по существу, предательской щедрости. Критике нужен такой авторитет, чтобы поэт мог сказать: «От тебя и хула — похвала».
О молодых
Мне приходилось принимать участие во многих совещаниях молодых писателей, лично знакомиться с их участниками, особенно с молодыми поэтами, и всякий раз мной овладевало доброе чувство: у нас растет смена, обладающая хорошим душевным здоровьем и довольно высоким профессиональным уровнем. На летнем Кемеровском совещании, где мне и Леониду Решетникову довелось руководить семинаром, это чувство еще больше окрепло. При этом очень важно именно личное знакомство. Объективную ценность стихов можно оценить и заочно, но ведь за удачей и неудачей стоит человек, стоит характер поэта, а характер в творческой работе — вещь не последняя. Тут вопрос доверия. В одном случае подозрительно отнесешься к стихам, в которых и ошибок-то нет, в другом случае за ошибками увидишь неиспользованные резервы молодого поэта. Конечно, Вячеславу Богданову было приятно, когда мы хвалили такие его стихи из первой книги «Звон колосьев», как «Вера в мечту», «Возвращение», «Пушкинская сказка», «Васильевские вечера», особенно последнее, где говорится о том, как из родной деревни уходит в город молодежь.
Поэт, написавший такие стихи, обязан понимать, что написал их честно и хорошо. Пусть он при этом делает вид, что похвала его не касается. Собственно, так и должно быть. Хорошие, законченные стихи действительно поэту уже не принадлежат. Занозой в сердце всегда остаются плохие. В одном стихотворении Богданова мужики говорят: «Красота! Аж поглядеть отрадно!» Пришлось заметить, что слово «отрадно» не мужицкое слово. Молодой поэт вспыхнул, подумал и согласился. Хорошая черта: не спорить с очевидностью.
Отрадно — тут это слово уместней, — что у Вячеслава Богданова есть характер. Он в стихах и в жизни энергичен, горяч и нетерпелив, а поэтому бывает до несправедливости беспощаден к товарищам. Разбирая стихи Николая Черкасова, он явно его перекритиковал, хотя в стихах алтайского поэта звучала та же, близкая ему тема:
Ушла соседка из деревни,
Мелькнул платочек на бугре,
Смежил ее домишко древний
Глаза на выцветшей заре.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А на заре гармонь играла,
У клуба стыли голоса.
И потихоньку догорала
Зари вечерней полоса.
Я сознательно остановился на схожести тем, хотя мотивировка ухода из деревни у Черкасова другая. В данном случае женщина «ушла от памяти о муже». Нет ничего удивительного, когда пути двух молодых поэтов на чем-то пересеклись. Удивительно другое. Оба они в прошлом ребята деревенские, но оба уже давно работают в городах. В. Богданов закончил ФЗО, поступил на завод в Челябинске. Долго работал слесарем седьмого разряда. Биография Н. Черкасова очень схожа: после семилетки уехал в город, работал столяром, прессовщиком, молотобойцем, слесарем... И вот оба, давно городские, пишут более всего о деревне. Даже названия их первых книг деревенские: у В. Богданова — «Звон колосьев», у Н. Черкасова — «Отава».
Чем объяснить такое пристрастие?
Только памятью детства? Частично можно. Память детства остается на всю жизнь. Но ведь и в мартеновском цехе для В. Богданова есть своя романтика. Значит, секрет в чем-то большем, я бы сказал, в социальном. Для поэта, наделенного социальной чуткостью, деревенская тема — сегодня одна из главных. Поэт не может не почувствовать нарушенного равновесия между городом и деревней. Несколько лет назад это ощущалось более остро. Теперь уже приняты экономические меры, но проблема долго не будет снята, поскольку мы ставим перед собой историческую задачу стереть и культурно-бытовые грани между городом и деревней. Вот почему два молодых поэта близко к сердцу приняли деревенскую тему. Здесь проявилось то благородное чувство душевной ответственности перед землей, перед людьми, без которого поэзия перестанет существовать. Именно таким чувством продиктованы стихи Н. Черкасова «Когда-нибудь вернусь в деревню...», «Дед» и другие. У него свой характер. В отличие от В. Богданова он более сдержан, более в самом себе, иногда ему не хватает порыва, а между тем излишняя строгость к своему чувству в поэзии так же вредна, как и беспредметная эмоция.
По первой книге поэта было бы трудно судить о его дальнейшей поэтической судьбе. Только вторая и последующие книги поэта способны доказать, что он не ошибся в своем призвании. В отношении В. Богданова и Н. Черкасова обнадеживает то, что они привезли в Кемерово, пока еще в рукописях, свои вторые книги. По общему мнению участников семинара, в них есть движение вперед. Но в то же время перед этими поэтами стоят очень серьезные задачи. Для того чтобы творческий рост шел быстро, им нужно вобрать в себя те знания, которых они, работая на заводе, не успели приобрести.
В отличие от них Вильяму Озолину в этом смысле повезло больше. Он уже успел закончить Литературный институт, поездить по стране, побывать с рыбаками на морях. С печатанием своих стихов Озолин не спешил. На семинар он привез верстку своей первой книги, в которой много энергии, мужественности и в то же время человечности. Стих у него мускулистый, под стать его огрубевшим рукам. Слушаешь — и чувствуешь: это он видел, это он знает, это он пережил. А главное, романтика моря у него не сама по себе, не для красивого словца, а для жизни человеческой, для ее насущных потребностей: есть, пить, любить, мечтать, радоваться и мучиться. Даже тогда, когда он пишет совсем не о море, а о голосах и шорохах, весе равно за этим стоит море:
Ночные шорохи тихи,
уснут за хриплыми часами,
и со стола уйдут стихи
бродить со мной за голосами!
И мы навстречу всем ветрам
отправимся
и будем слушать —
и утверждать, что по утрам
прекрасно пение лягушек!
Да, за этими строчками стоит море. Почему это узнается? Да только по двум черточкам. У него часы хриплые, как голоса простуженных рыбаков. Только повидавший море может сказать: «навстречу всем ветрам». Не просто «навстречу ветрам», а именно «всем ветрам».
Сейчас очень модным стало давать молодым поэтам «доброго пути». Совсем как в именины. Если за этим видится легкий путь, то едва ли он приведет к добрым результатам. Путь может быть любой — трудный, легкий, а строки должны быть добрыми.
На совещаниях, на пленумах, посвященных молодым, приходилось слышать, что наша задача — взять на учет юные таланты. При этом у меня всякий раз возникали тревожные ассоциации. Похоже на то, как берут на учет зайцев и лис в наших заповедниках и регистрируют тигров в уссурийской тайге. Когда дело доходит до такого учета, считай, что дела этих зверей плохи. До того, как совсем исчезнуть волкам, их тоже брали на учет.
Конечно, всякий раз убеждаешься, что по переписи талантов дела наши определяются более или менее благополучно, но какой-то тревожный осадок при этом остается. В чем же секрет тревоги? Скорее всего в обратном, то есть в массовости наших мероприятий. Если Всесоюзное совещание молодых, то на него приглашаем более двухсот талантов, если зональное — не менее пятидесяти, тогда как воспитание писателя дело все же индивидуальное.
Надо отдавать себе отчет, что такие совещания, кроме той пользы, которая всеми ощутима, могут принести и вред, если молодому не внушить несколько непреложных истин. Одна из них заключается в том, чтобы молодые, или так называемые молодые, не приучали себя возлагать все надежды на подобные общественные акции. Главное все же в том, чтобы были настоящие стихи, а когда они есть, заметить их уже не трудно. Для этого нужно приучать себя к большей самостоятельности, до степени — не «благодаря», а «вопреки».
Второй подводный камень на пути молодого не менее опасен. Когда из многих отмеченным оказывается один или два, это не значит, что все другие плохи и что неотмеченному нужно быстрехонько перестраиваться на стезю преуспевшего. Есть поэты, сегодня недотянувшие до того, чтобы о них говорили, но несущие в себе и оригинальным материалом и манерой письма задатки будущего успеха. Важно не сбить таких с толку, не заставить пойти по ложному пути подражательного успеха. Суд семинара еще не последний суд. Сознаю, что этой фразой обнадеживаю и графомана, но в данной ситуации это все же меньшее зло.
Третья опасность в том, что при такой массовости отбора на семинары часто попадают не самые способные и талантливые, а те, кто больше толкается на виду отборщиков. Истинный талант стыдлив и больше подвержен сомнениям относительно себя. Мне приходилось встречаться с такими фактами, когда наиболее интересными на семинаре оказывались те, которых на местах не заметили, а появлялись они сами, на свой риск и страх.
На совещании молодых в Томске мы познакомились с талантливым прозаиком Александром Шелудяковым, имеющим за плечами книгу рассказов и повесть «Из племени Кедра», ныне выпущенную издательством «Современник». Уже стало привычным, что писатель появляется на великих стройках в порядке творческой командировки следом за строителями, изображает обстановку с позиций центральной установочной задачи, что часто приводит к схематизму изображения. В повести Шелудякова открытие и разработка томской нефти показано через остяцкую семью, жившую до того по своим таежным законам. Но вот что странно. Оказалось, что при обсуждении этой повести на семинаре Ивана Падерина ее не прочитали те томские товарищи, которым надлежало бы прочесть в первую очередь. Отсюда следует вывод, что в отдельных местах еще может складываться предвзятое отношение к работе еще не известных писателей, которое, конечно же, влияет на нормальное развитие таланта.