— Кир, — негромко произнес Кирилл, ткнув себя пальцем в грудь.
— Кыр, — сказал доктор. — Кыр здаро.
«Здоров» — понял Кирилл. Он хочет сказать, что я уже здоров. Или просто так здоровается?
— Ар-те-мей, — сказал доктор. — Был знат Ар-те-мей Азенбаг? Лазарич?
— Артемий, — поправил Кирилл. — Артемий Лазаревич.
— Лазарич! Был знат Лазарич?
— Да, я его знал.
Глаза доктора блеснули, он наклонился еще ниже, внимательно слушая.
— Кыр был знал Артемий, — раздельно повторил Кирилл. — А ты… Имя? Как звать? Я — Кир, ты?.. — украдкой оглянувшись, он коснулся пальцем груди доктора и сразу убрал руку. Я — Кир, ты…
— Явсен, — сказал доктор и добавил что-то непонятное, «пеор» или «пеон». Не то фамилию назвал, не то свое звание.
— Явсен Пеор? — переспросил Кир. — Ты — Пеор?
— Пеон, — поправил доктор. Он похлопал себя ладонью по груди, повторив несколько раз: «Явсен… Явсен…», затем потыкал пальцем вокруг, говоря: «Пеон, пеон, пеон…»
Кирилл понял это так, что «пеон» — не фамилия или второе имя Явсена, а звание, должность или статус, и в лагере есть другие пеоны. То есть — ученые?
— Можно мне еще? — спросил он и потянулся к стаканам на подносе, но доктор отвел его руку. Потер ладонью выпуклый лоб, пошевелил губами и спросил:
— Где Артемей Лазарич? Кыр знат где Артемей?
— Кыр знат, — ответил Кирилл. — Зачем Явсену Артемий?
Доктор замер, уставившись на него. Снова пошевелил губами и пробормотал:
— Беда… опасно… Важно. Важно! — он кивнул. — Много. Много важно Артемей. До Артемей. Идет до Артемей. Кыр идет Явсен до Артемей? Помоч. Помоч Явсен до Артемей. Будет вод… — он насупился, пытаясь подобрать слова. — Бузбарос ест вод! Вод… — Явсен широко развел руками. — Вод! — ткнул пальцем в змею на своем медальоне. — Бузбарос. Вод — Змля. — Он показал одну ладонь, затем вторую. — Вод — Териана. Териана, Змля — быхх! — Явсен свел ладони вместе, потер ими друг о друга. — Змля, Териана. Беда! Помоч!
Доктор снова оглянулся, когда на другом конце прохода появились его помощники с кожаными носилками.
— После. — Он похлопал себя ладонью по губам. — Явсен здес после.
Помощники быстро приближались, доктор начал привставать, и Кир спросил шепотом:
— А мои вещи? Рюкзак… — он руками изобразил рюкзак, показал себе за спину, повел плечами.
— Клум? — спросил доктор.
— Там катана, ну, сабля, и лэптоп… Главное — катана!
— Клум — кышта манкурат. Манкуратня. После.
Он повернулся навстречу помощникам, который положили носилки рядом с мечущимся на матраце раненым. Женщина пристально посмотрела на Кирилла — то ли недоверчивость была в ее глазах, то ли подозрительность, то ли все это вместе — и перевела взгляд на доктора. Лишь сейчас Кир заметил, что у обоих помощников на ремнях висят ножи, а у этой тетки еще и пистолет в кобуре на тощем заду. А вот у Явсена оружия не было.
Пеон, значит? Напоминает «пион», то есть «пи-мезон», элементарная частица такая. А еще цветок. А еще… он же где-то читал… Ну да, у Джека Лондона в «Сердцах трех» — там пеонами называли зависимых крестьян, не рабов, но и не свободных, то есть «пеон» — это, кажется, вроде сокращения от какого-то испанского слова, «пионажа», что ли. И еще — манкураты, манкуратня. Почему-то Кирилл выделил эти слова из других, чем-то они ему не понравились. И тоже показались знакомыми.
Под руководством Явсена помощники переложили раненого на носилки, подняли и унесли. Доктор тоже ушел, взяв поднос и стул, Кир проводил его взглядом. Он пока мало что понимал. Очень это все неожиданно и странно… Но ведь Явсен точно спрашивал про Артемия Лазаревича Айзенбаха, ведь так? Если предположить, что это не ошибка, что Кирилл не перепутал имя олигарха с какими-то другими словами из языка варханов, или из русского, просто неправильно заученного доктором… вдруг тот хотел сказать «артель» или «артикль», «лазарет» и «айсберг»… Ну, глупость, понятно, он имел в виду именно бывшего работодателя Кира. Доктор знает про того и хочет с ним встретиться. «Кыр идет Явсен до Артемей», а? Ладно, пусть Кыр идет — но почему этот Явсен заговорил про Айзенбаха именно с Кириллом?
Потому что, когда отравившегося Кирилла притащили в лазарет, доктор быстро определил, что раненый не из орды, а местный. Но не выдал его. Почему? Потому что у него какие-то свои интересы. Ему нужно увидеть Артемия Лазаревича. И доктор предположил, что кто-то из местных его знает. Может, если выдавалась возможность, он любому попавшему в лагерь москвичу задавал такой вопрос? В конце концов, откуда ему знать, сколько людей в Москве, и что шансы на то, что кто-то из попавших именно в этот лагерь знаком с Айзенбахом, ускользающе малы? Хотя, может, не так уж и малы? То есть случайно повстречать того, кто лично знает олигарха, конечно, нелегко, но если тот довольно известная личность, пусть и не любившая светиться перед прессой, то встретить человека, который мог бы указать место, где находится центральный офис «Старбайта», гораздо легче. Но тогда выходит — доктор знает, что из себя представляет Артемий Лазаревич? Но откуда?
И как это все связано с тем, что именно олигарх хотел выкрасть информацию по эксперименту, в результате которого началось нашествие, да не просто выкрасть, он желал еще и стереть все данные из лабораторных компьютеров? В который раз Киру вспомнились слова Якова Афанасьевича: «Какая-то игра там велась, большая игра».
Он потер виски. Слишком мало данных, трудно систему из всего этого выстроить, остается только предполагать. Куча вопросов… Явсен сам по себе или представляет какую-то силу? Может, всех пеонов? Или только часть? Зачем ему встречаться с Артемием? Какие вообще у него цели?
Как он может помочь Кириллу?
Что Киру надо?
Сбежать. Отсюда надо сбежать, прежде чем его раскроют, — а ведь обязательно, рано или поздно, раскроют, причем скорее рано. Этот Явсен не может держать Кира в лазарете долго, помощники вот-вот поймут, что тот здоров, тетка вон уже странно глядит. А может наплевать на доктора и попытаться сбежать самому этой же ночью? Если Кира пока что принимают за вархана, то передвигаться по лагерю он может относительно легко… Но выпустят ли его за периметр?
Под навесом показались трое рабов в ошейниках, со скованными ногами: веснушчатая девушка с короткими русыми косичками, сильно хромающая пожилая женщина и крупный усатый мужчина. Лицо его показалось Киру смутно знакомым… писатель какой-то, что ли? Вроде, в Сети это лицо мелькало на сайтах, связанных в фантастикой. Звеня кандалами, рабы стали собирать накрытые крышками железные горшки, стоящие возле некоторых матрацев — и, в том числе, возле того, на котором лежал Кирилл, ведь первые пару дней он не мог ходить. Вообще-то варханы отправляли естественные нужды где-то за проломом, в кремлевском дворе, но часть раненых не могли доковылять туда.
Рабы выносили горшки наружу, возвращались, ставили их возле матрацев и брали другие. Кир натянул одеяло до плеч и лег на бок, спиной к проходу. Этим троим он ничем помочь не мог, и смотреть на них не хотел, а особенно на усатого, который являл собой совсем жалкое зрелище.
Вдалеке от лагеря виднелись остатки дома: фасадная стена с просветами окон торчала из груды обломков. Там на третьем этаже он прятался с мальчиком Костей и его мамой, где-то там, возможно, до сих пор лежит его лэптоп…
Над изломанной верхней частью стены что-то блеснуло. Словно две крошечные искорки мигнули — и пропали. Кир прищурился, глядя в том направлении, но искры больше не возникали. Услышав шарканье ног прямо за спиной, он натянул одеяло на голову.
А ведь Явсен может быть шпионом. Вдруг он просто хочет выведать у Кирилла место жительства Артемия Лазаревича, который зачем-то нужен варханам? Может так, а может и нет… В любом случае, у Кира свои планы. Надо дождаться ночи.
Надо поспать. А ночью, при помощи Явсена или нет, бежать отсюда.
— Смотри, чтоб окуляры не отсверкивали, солнце сместилось, — сказал Курортник, и Лабус опустил бинокль.
— Зря торчим тут, — заметил он. — Даже если объект в лагере, как его заметить? Там пленников больше сотни.
Стена с оконными проемами без стекол и несколькими целыми балконами оказалась самым удобным наблюдательным пунктом в округе. Они пробрались сюда ночью, обойдя два вражеских патруля и стационарный пост охраны на Ильинке, и лежали теперь на чудом сохранившемся куске перекрытия верхнего этажа, торчащим из стены со стороны двора. На перекрытии даже остался паркет и упавший на бок шкаф, из которого высыпался ворох женского белья.
— Яков говорил, у него волосы длинные, — припомнил Алексей. — А таких пленников может быть не очень много.
— Ну и что, зато среди захватчиков много волосатых. Да и парень этот был в их одежде. Вдруг он вражеского бойца теперь изображает? Как там их старики называют… варханина? Может среди них надо его выглядывать?
— Вархана, — поправил Курортник. — По-моему, так правильней. И что-то не верится мне. Это какое самообладание надо иметь, и как ему повезти должно было, чтобы после боя сходу чужака из себя разыграть?
До них донеслись одиночные выстрелы, и Лабус снова поднял бинокль. Под входом в Мавзолей стояли кожаные щиты, за возле которых постоянно дежурили варханы. А в Мавзолее был оружейный склад. Туда доставляли стволы, отбитые у защитников города, складировали, наверное, пересчитывали там, как-то учитывали… Со склада оружие в небольшом количестве выдавали бойцам орды, и как раз сейчас семеро обучались стрельбе из АК.
Руководил дюжий мужик в порванном камуфляжном комбезе и кожаном ошейнике, босой, с перебинтованным плечом. Неловко двигая левой рукой, он показывал, как снаряжать магазин, беря патроны со столика, стоящего прямо на мостовой. Потом стал демонстрировать работу с пистолетом. За здоровяком никто особо не приглядывал, серые увлеченно палили по деревянным мишеням, стоящим со стороны бывшего музея Ленина, и он вполне мог бы скосить чужаков очередью да и дать деру… но почему-то не делал этого. Может, семья его у варханов в плену. А может думает, что бежать теперь вообще некуда.