Господине княже! уже обошлись нас татарове» (т. 10, с. 110). Аналогичная информация присутствует и в Софийской I летописи: «А уже княже обошли суть нас около татары» (т. 5, с. 215).
О том, что ростовская рать князя Василька сражалась отдельно от большого полка Георгия Всеволодовича, свидетельствует Новгородская I летопись старшего извода: «Ростов же и Суждаль разидеся розно». Данная фраза четко дается в контексте битвы и не подразумевает иного толкования. Поэтому совершенно непонятно, когда, основываясь на этой строчке, пытаются доказать, что Ростов заключил некое таинственное соглашение с Батыем и избежал погрома. Ещё раз отмечу, сведений в письменных источниках, которые подтвердили бы данное «открытие», не существует. Это просто стремление выдать желаемое за действительное и показать, что в феврале 1238 года всё было не так уж и плохо. В действительности ситуация была катастрофической.
Поэтому можно говорить о том, что главной причиной поражения русских дружин на реке Сить стали ошибки русского командования, которое неправильно определило направление главного удара со стороны врага и не вело должным образом дальнюю разведку. А Бурундай все эти ошибки блестяще использовал.
Помимо ошибок противника, успех темнику принесли внезапность нападения, концентрация всех сил на направлении главного удара, а также сама стремительность операции. В этой битве Бурундай отказался от традиционных монгольских наскоков кавалерии и изматывания противника атаками конных лучников, а весь свой расчёт построил именно на лобовой атаке. Леса, болота и снега просто не предоставляли монголам места для маневра. Шанс на победу давали Бурундаю только быстрота натиска и разгром русских полков поодиночке, что темник блестяще и проделал. На руку монголу сыграло и то, что главные силы русских были растянуты вдоль среднего течения Сити на 20 километров. Зато неприятной неожиданностью оказалось выдвижение полка воеводы Дорожа в Божонку, который пусть и ненамного, но сумел задержать орду. Иначе всё закончилось бы гораздо быстрее.
Ещё раз отмечу, что главной бедой для русского воинства стало не то, что полки были рассредоточены вдоль реки, а полное игнорирование командованием возможности атаки по боевому стану с юга. Князья и воеводы не приняли никаких мер для организации в этом направлении не только дальней разведки, но и элементарного сторожевого охранения. Ожидая врага сначала со стороны Волги, а затем от Бежецка, они проглядели выдвижение туменов от Углича и в итоге жестоко поплатились за это.
Сражение на реке Сить подвело черту под борьбой Владимиро-Суздальского княжества против монгольского нашествия. И если после битвы под Коломной ещё существовали надежды на то, что вторжение удастся отразить, то после Ситской трагедии они развеялись как дым. Этот момент очень точно уловил новгородский летописец, сделав следующую запись: «И оттоле нача работати Руская земля Тотаром» (Новгородская IV летопись, т. 4, с. 221).
4. «Разгневанием божьим попленены и высечены князья русские…»
О злое царствие темьное и сквернавое!
Битва на Сити явилась страшной национальной трагедией, на несколько поколений определившей судьбу целого народа. Объединенная рать Суздальской земли, в состав которой входили полки и дружины пяти князей, полегла на берегах до того никому не известной речки. В этом несчастливом сражении пала почти вся правящая и военная элита Владимиро-Суздальского княжества, военный разгром которого стал сверившимся фактом. Гибель князя Георгия перевернула страницу сопротивления Суздальской земли захватчикам, победа врага была полной и безоговорочной. Причём эта битва обернулась трагедией не только для Руси Северо-Восточной, но как это ни парадоксально прозвучит, и для Руси Южной. Если исходить из того, что поход на Рязань и Владимир-Суздальский Батый рассматривал как обеспечение правого фланга для движения на запад, то в случае поражения Бурундая на Сити орда в ближайшие годы не появилась бы под Киевом.
Поговорим о тех русских князьях, которые сражались на берегах Сити в марте 1238 года. Трагически сложилась судьба ростовского князя Василько, попавшего в плен к монголам. По логике вещей, столь знатного пленника должны были отвести к Батыю, чтобы сам джихангир решил его участь. Очевидно, Бурундай так и поступил. Правда, остается открытым вопрос – отправил темник Василька к Батыю под крепкой охраной или же ростовский князь проделал свой скорбный путь с туменами Бурундая, идущими на соединение с ханом. Никоновский летописный свод так сообщает об этом: «Князя Василка Констянтиновичя Ростовского руками яша и ведоша его с собою до Шероньского леса, и сташа станы ту» (т. 10, с. 110). Причем не просто вели, а как сообщает Софийская I летопись, «ведоша в станы своя свеликою нуждею» (т. 5, с. 215).
О том, что это была за «нужда», рассказали летописцы: «И вели его до Шерньского леса,принуждая его жить по их обычаю и воевать на их стороне. Но он не покорился им и не принимал пищи из рук их» (Из Тверской летописи). Обратим внимание на то, что князь отказывался от еды. Возможно, Василько знал восточный обычай, согласно которому человек, с которым делишь трапезу, тебе друг. Поэтому свои намерения Василько обозначил сразу: «Не вкуси ничтоже суть в руках их» (Львовская летопись, т. 20, с. 157). Очень интересную информацию сообщает «Книга степенная царского родословия», где говорится о том, почему Василько отказывался пить и есть: «Но ни брашьна ни пития тогда никако же не приять: всё бо скверна суть» (т. 21, с. 266). Раз речь зашла о «скверне», то не исключено, что князю предлагали пить кумыс, священный напиток монголов, к которому русские испытывали стойкое отвращение. Достаточно вспомнить историю о том, как Батый потчевал кумысом Даниила Галицкого. Отказываясь пить кобылье молоко и называя этот священный напиток «скверной», Василько тем самым наносил монголам смертельное оскорбление.
Голодовка для ростовского князя даром не прошла, что и было отмечено в «Книге степенной царского родословия»: «Его же лице бяше уныло от многаго томления и неядения» (т. 21, с. 266). Здесь четко прописано о том, что Василько долгое время не ел. Но это могло произойти только в том случае, если после побоища на Сити прошло несколько дней, в течение которых князя вели в ханскую ставку. Что подтверждает версию о том, что битва была 1 марта.
Как следует из текста Львовской летописи, сопровождающие Василька монголы решили склонить князя к сотрудничеству: «Нудяше его во своей воле жити и воевати с ними» (т. 20, с. 157). Рассуждения о том, что ростовскому князю предлагали сменить веру, были вставлены в летописи задним числом, чтобы подчеркнуть благочестие Василька. В действительности монголам не было никакого дела до его религиозных взглядов, для них главным было, чтобы этот богатырь воевал на их стороне: «И нудиша Василька много проклятии безбожнии Татаровев поганьскои воли их и воевати с ними» (Московский летописный свод XV века). Складывается впечатление, что сопровождающие князя люди захотели порадовать Батыя и решили заранее сломить волю Василька. Чтобы в ханском шатре князь упал в ноги джихангиру и признал его своим повелителем. Но за время пути им не удалось склонить Василька к отступничеству, и когда отряд встал лагерем у Шеренского леса, монголы взялись за дело серьезно.
Князю сразу обозначили его перспективы – либо он по-хорошему соглашается служить хану, либо его заставят это сделать по-плохому. Василько не только отверг это предложение, но высказал всё, что думает о степняках вообще и о Батые в частности: «Многа хульная изрек на царя их и на всех их» (Львовская летопись, т. 20, с. 157). Не имея возможности добраться до врагов руками, князь открыто издевался над ними, чем привёл своих мучителей в состояние бешенства. О том, как на это отреагировали монголы, свидетельствует «Книга степенная царского родословия»: «Безбожнии же проклятии Татарове скрежетаху на нь зубы своими, желающе насытитися крови его, и муки готовляху ему» (т. 21, с. 266). Василько видит, что дело зашло слишком далеко, что палачи уже приготовили орудия пыток, но остается твердым в своем решении не склоняться перед завоевателями.
Многие летописные своды, не вдаваясь в детали, просто констатируют сам факт смерти Василька, но встречается и более подробная информация. Например, Тверская летопись сообщает, что «они же много мучивше его, предаша смерти» (т. 15, с. 370). Практически дословно эта фраза воспроизводится в Львовской и Ермолинской летописях. Несколько иначе воспроизводит ситуацию «Книга степенная царского родословия», где главный акцент делается на религиозную составляющую: «Сверепии варвари, много мучивше его, и смерти предаша за исповедание Христово» (т. 21, с. 267). Как следует из текста летописей, смерть князя была медленной и жуткой.
Наиболее подробный рассказ о гибели Василька сохранился в Супрасльской летописи: «Тем же не погреши надежы своеи, о веру хрестянскую постреда; не только до крови, но и до слезного, и до последнего издыхания ни покориша сыроядьцем бездушным и не послуша ласкания их, ещё ему обещеваху, и возлюбиша бо им оканным красоты деля лица его, и того деля многу муку приносяху ему, да быша им повинуль, ово грозою и мукою, ово же ласкаюче его и дарами и ризами безьценьными. Правдива же душа его изволи паче не к тому, не токмо риз ценных съвлечеша, но и плоти стругание и кости, ино оли же и до самых мозгов изряднеи же душю в руци божи конечьным покоянием» (т. 35, с. 43). Монгольские палачи срезали с ростовского князя куски мяса до самых костей, но Василько так и не попросил пощады.
Поэт Дмитрий Кедрин в поэме «Князь Василько Ростовский» нарисовал образ русского князя – героя, не покорившегося врагу:
«Служить тебе не буду,