[21].
Затем Рашид Ад-Дин приводит информацию о монгольских войсках, которые поступили в распоряжение других сыновей Чингисхана – Джагатая, Угедея и Кулькана. Каждый из них так же получил по 4000 бойцов.
Особняком стоит младший сын завоевателя, Тулуй, которому отец выделил 101 000 воинов. Примечательно, что назначив каганом Угедея, реальную власть в виде непобедимых монгольских войск Чингисхан оставил Тулую. Остальные 12 000 нукеров были распределены между братом, племянниками и матерью Чингисхана, Оэлун-экэ. Как видим, общее количество собственно монгольских войск составляло 129 000 человек. И если мы знаем, что Батый и Кулькан повели за собой в поход на Запад 8000 монгольских нукеров на двоих, то вопрос о том, сколько чистокровных монголов привели сыновья Джагатая, Угедея и Тулуя, остается открытым. Причем только наследники Тулуя могли позволить себе взять в поход немалое количество воинов, которые достались им от отца.
Именно эти нукеры составляли костяк армии Батыя, остальные отряды набирались из покоренных народов, о чем поведал нам Плано Карпини: «Татары требуют от них: чтобы они шли с ними в войске против всякого человека, когда им угодно»[22] (с. 55). В дальнейшем монах францисканец рассказывает о том, как проходил сбор войск на землях Монгольской империи: «Со всякой земли их державы из десяти человек они посылают троих с их слугами» (с. 60). Вот он, источник численного превосходства армий потомков Чингисхана над другими народами. И если сам Великий Завоеватель воевал не числом, а уменьем, то его наследники частенько полагались исключительно на численный перевес. На этот момент Плано Карпини также обратил внимание: «И нет, как нам кажется, ни одной области, которая могла бы сама по себе оказать им сопротивление, если только за ее жителей не пожелает сражаться Бог, потому что, как сказано выше, люди собираются на войну со всякой земли державы Татар» (с. 61).
По идее, спаянное железной монгольской дисциплиной, это разноплеменное войско должно было представлять единый монолит, но так только казалось на первый взгляд. Этот принципиальный момент отметил Плано Карпини: «Вместе с ними бывает также много других народов… Надо также знать, что вместе с ними в войске есть много таких, которые, если улучат удобное время и получат уверенность, что наши не убьют их, будут сражаться с ними, как сами сказали нам, изо всех частей войска, и причинят им больше зла, чем другие, являющиеся их сильными неприятелями» (с. 65).
Единственное, что держало эти орды в узде, был страх. Жуткий страх воинов перед собственным командованием: «Когда же войска находятся на войне, то если из десяти человек бежит один, или двое, или трое, или даже больше, то все они умерщвляются, и если бегут все десять, а не бегут другие сто, то все умерщвляются; и, говоря кратко, если они не отступают сообща, то все бегущие умерщвляются; точно так же, если один или двое, или больше смело вступают в бой, а десять других не следуют, то их также умерщвляют, а если из десяти попадают в плен один или больше, другие же товарищи не освобождают их, то они также умерщвляются» (Плано Карпини, с. 49). Это уже классика и известна нам она со школьной скамьи.
О воинах из подвластных монголам племен писал и монах Юлиан: «Воинам же, которых гонят в бой, если даже они хорошо сражаются и побеждают, благодарность невелика; если погибают в бою, о них нет никакой заботы, но если в бою отступают, то безжалостно умерщвляются татарами. Потому, сражаясь, они предпочитают умереть в бою, чем под мечами татар, и сражаются храбрее, чтобы дольше не жить, а умереть скорее» (с. 87–88).
Вернемся к численности орды Батыя. Исходя из приведенной выше информации, напрашивается вывод о том, что под его командованием было примерно 110 000 воинов. Это очень много, и ни одно государство на пути следования монголов не могло выставить такое количество бойцов. Другое дело, сколько из этого общего количества воинов вторглось в рязанские земли в декабре 1237 года. Согласно сообщению Рашид Ад-Дина, после того как началось монгольское нашествие на Северо-Восточную Русь, «Бату, Орда, Гуюк-хан, Менгу-каан, Кулкан, Кадан и Бури вместе осадили город Арпан» (с. 38). По общепринятому мнению, Арпан – это Рязань. Если исходить из того, что под началом каждого царевича было 10 000 бойцов, то мы получим цифру в 70 000 человек. Для успешного похода на Рязанское княжество семи туменов было более чем достаточно, и на мой взгляд, именно такова была численность орды, вторгшейся на Северо-Восточную Русь. Войска остальных царевичей воевали на других стратегических направлениях, в частности против половцев и на Волге. Иначе персидский историк обязательно упомянул бы ещё кого-либо из чингизидов под Арпаном (Рязанью).
Шла война в Башкирии, продолжали сопротивление «серебряные болгары», неспокойно было и в Половецкой степи. К тому же нельзя сбрасывать со счетов те потери, которые орда Батыя понесла в 1235–1236 гг., поскольку волжские болгары, башкиры и половцы дешево врагу побед не отдавали.
Не подлежит сомнению и тот факт, что существенные потери были у монголов и в конском составе. Как серебряные болгары, так и половцы обладали великолепной конницей и в развернувшихся кавалерийских боях нанесли немалый урон врагу. Так же необходимо учитывать и то, что половецкие ханы, видя невозможность остановить продвижение монголов, стали угонять свои многочисленные табуны сначала за Дон, а потом и на правый берег Днепра. Создавая тем самым врагу серьезные проблемы с пополнением конского состава. Поэтому говорить о том, что во время вторжения на Северо-Восточную Русь у каждого нукера было три коня, как об этом говорится в источниках, возможным не представляется. Три коня – это в идеале, а жизнь намного сложнее. Достаточно вспомнить, как в канун Великой Отечественной войны многие танковые корпуса существовали лишь на бумаге, а в реальности не имели никакой ударной мощи. У Батыя было просто очень мало времени, чтобы решить все эти проблемы. Поэтому соотношение один воин – один конь или в лучшем случае два, к моменту вторжения монгольской орды на Северо-Восточную Русь, вполне приемлемо.
Посмотрим, что собирались противопоставить вражескому нашествию русские князья.
3. «То же, братья, не на добро, на зло». Декабрь 1237 г.
И мы, видя это, должны устрашиться
и оплакивать свои грехи с покаянием
денно и нощно; а мы поступаем по-другому,
заботимся о своем имуществе
и ненавидим братьев.
В Рязани, в тереме князя Юрия Ингваревича заседал княжеский совет. Как только монгольские послы уехали в стольный Владимир, так Юрий спешно отправил гонцов к рязанским удельным князьям и своим ближайшим родственникам. Вопрос, который предстояло обсудить, был воистину судьбоносный – что делать в сложившейся ситуации? От того, какое решение здесь будет принято, зависела участь тысяч людей и всего Рязанского княжества. Это понимали все, собравшиеся на совет.
«Повесть о разорении Рязани Батыем» приводит список присутствующих на нем лиц, и согласно ему, Юрий Ингваревич послал «за князем Давыдом Ингоревичем Муромским, и за князем Глебом Ингоревичем Коломенским, и за Олегом Красным, и за Всеволодом Пронским и за другими князьями».
Здесь начинаются несуразности. Например, Давыд Ингваревич Муромский вовсе не Ингваревич, а Юрьевич, и скончался он в 1228 году, о чем есть соответствующая запись в Лаврентьевской летописи. Присутствовать в Рязани в канун Батыева нашествия не мог определенно. Князь Всеволод Пронский также умер задолго до описываемых событий, в 1207 году, что тоже зафиксировано в Лаврентьевской летописи: «Всеволод бяше умерл в Проньске» (с. 209). Существование Глеба Ингваревича Коломенского вообще больше не подтверждается никакими другими письменными источниками, да и княжил в это время Коломне совершенно другой человек. Звали его Роман Ингваревич, и приходился он братом князю Юрию. Хотя есть большая вероятность того, что автор «Повести» просто напутал и вместо Романа вписал Глеба. На это наталкивает тот факт, что один из главных действующих персонажей разворачивающейся трагедии, князь Роман, не упомянут вовсе.
В действительности же состав участников княжеского совета в Рязани выглядел так: Юрий Ингваревич Рязанский, Юрий Давыдович Муромский, Роман Ингваревич Коломенский, Олег Ингваревич Красный и Ингварь Ингваревич. Присутствовал также сын и наследник рязанского князя, Федор Юрьевич. Примечательно, что в летописях упоминается как один из активных участников событий и Пронский князь, однако имя его не называется, а потому определить, кто же это был, возможным не представляется.
Совещание началось, однако мнения присутствующих неожиданно разделись и начались жаркие дебаты. Против мнения большинства, настроенного на решительную борьбу с монголами, выступил князь Юрий Муромский. А сказал он следующее: «И ныне не стыдно нам помириться и дань, сколько упросит, можем им дать, не отречемся, а потом, как они куда отойдут, узрим, что нам далее делать. И так не разоримся вконец, как болгары, обезы, хвалисы, половцы и прочие, не рассудив о силе, воспротивились и погибли» (В.Н. Татищев, с. 726). Правда, есть здесь один интересный момент. Дело в том, что у Василия Никитича эти слова князь произносит перед битвой с монголами. Но в действительности это не так. Потому что, во-первых, говорить такие слова надо было не на поле боя, а в княжеской думе, а во-вторых, отвечает князю Юрию Давыдовичу Ингварь Ингваревич, который на поле боя присутствовать не мог. По причине своего нахождения в данный момент в Чернигове. Но для нас важнее сам факт, что единой позиции среди рязанских князей по монголам не было.
Как и следовало ожидать, возобладало мнение большинства, и было решено дать бой Батыю. Однако князья понимали всё неравенство сил, недаром разведчики и дозорные с порубежья уже рассказали о том, какая огромная рать стоит на рязанских границах. Поэтому было решено послать за помощью в Чернигов и Владимир-Суздальский. Черниговские князья рязанским ближайшие родственники, и Юрий Ингваревич наделся, что он