Цифры, кстати, красноречивые. Нетрудно увидеть, что только Япония двинула в Россию действительно сильную оккупационную армию. Поскольку лелеяла надежды захватить под свое полное господство Забайкалье и Дальний Восток. И вместе с Маньчжурией, Кореей, Сахалином складывалась очень даже неплохая «зона интересов». Американцам и англичанам такое дело совершенно не нравилось, они протестовали, требовали ограничить численность японских войск. Но безуспешно. Токийские политики улыбались, кивали, на словах соглашались, а тем временем высаживали все новые контингенты. Попробуй-ка сосчитай их по разным городам и станциям! США и Великобритания тоже намеревались утвердиться в Сибири, но не прямой экспансией, а политически и экономически. Поэтому послали довольно небольшие силы (а французов и итальянцев взяли «для приличия», обеспечить общее представительство). Американские и англо-канадские войска предназначались не для боев. А для того, чтобы регулировать обстановку, застолбить важнейшие пункты — и не позволять слишком наглеть японцам. А воевать за их интересы предстояло русским и чехам. Пусть воюют. Какая разница, сколько их там перебьют?
Слабые региональные российские «правительства» быстро попали под полный контроль иностранцев. И осуществился именно тот вариант, который фигурировал в процитированном письме Вайсмана Хаусу:
«Если мы решим, что Троцкий не хочет или не может пригласить нас, то мы можем призвать Керенского».
Нет, Керенского призывать все же не стали, он слишком много напакостил России и стал чересчур одиозной личностью. Но Уфимскую Директорию, созданную из региональных «правительств», возглавил Авксентьев — ближайший подручный Керенского.
Однако можно добавить еще одно совпадение — случайное ли? 20 мая 1918 г., за 5 дней до натворившего бед приказа Троцкого о разоружении чехословаков, еще один «эмиссар сил неведомых», Яков Свердлов, выступил на пленарном заседании ВЦИК с докладом «О задачах Советов в деревне». До лета 1918 г. большинство крестьян поддерживало Советскую власть — которая дала им землю. Теперь провозглашалось «перенесение гражданской войны в деревню», подавление «кулаков», «нейтрализация середняков». Сельские советы, куда избирались зажиточные, хозяйственные мужики, объявлялись «кулацкими». В противовес им создавались комитеты бедноты из шпаны, пьяниц, горлопанов. Развернулась подготовка к введению продразверстки. А ведь крестьяне составляли 90 % населения страны… Бессмысленный террор, чехословацкий мятеж, интервенция и атака на крестьянство как раз и стали теми факторами, благодаря которым гражданская война охватила всю Россию. И разгорелась уже в полную силу.
29. Кто заказал убийство Мирбаха?
Борьба за «российский пирог» между Центральными Державами и Антантой приобретала все более острые формы. Попытки большевиков сидеть на двух стульях отнюдь не были тайной для немцев. Они, например, надавили на Советской правительство и добились удаления из Высшего военного совета М. Д. Бонч-Бруевича, обнаружив его слишком уж тесные связи с британской разведкой. В июне последовали очередные жесткие требования удалить войска Антанты с Кольского полуострова. Когда вспыхнул чехословацкий мятеж, то и Ленин понял, что дальнейшее «балансирование» может плохо кончиться. Телеграфировал Юрьеву:
«Английский десант не может рассматриваться иначе, как враждебный против Республики. Его прямая цель — пойти на соединение с чехословаками… чтобы низвергнуть рабоче-крестьянскую власть…. На Мурманский краевой совет возлагается обязанность принять все меры, чтобы вторгшиеся на советскую землю наемники капитала встретили решительный отпор».
Юрьев отвечал, что не в состоянии этого сделать. Ленин продолжал внушать ему:
«Если Вам до сих пор не угодно понять советской политики, равно враждебной и англичанам, и немцам, то пеняйте на себя. С англичанами мы будем воевать, если они будут продолжать свою политику».
Но британцы уже могли себе позволить начхать на мнение Москвы. Они полным ходом обрабатывали местных руководителей, внушая им мысль о провозглашении нового государства, «Беломоро-Онежской республики» от Ладоги до Ледовитого океана. Адмирал Кемп на совещании депутатов Советов северных городов заверял, что такая республика сразу будет признана правительством Англии и на ее территории будут размещены британские войска. 6 июня иностранные газеты опубликовали заявление Юрьева:
«Мурманский край на основании права на самоопределение должен заявить о своем отделении от России и провозгласить свою собственную республику под протекторатом Великобритании. Архангельск должен быть включен в новую республику».
А 30 июня на объединенном заседании Мурманского Совета, Центромура и ряда других организаций (разумеется, при участии союзников) было принято решение о выходе края из-под власти Москвы.
И в результате такого шага местные лидеры попали в полную зависимость от иностранцев. Британский генерал Пуль удовлетворенно докладывал в Лондон:
«Депутаты сами надели себе веревку на шею, и если они будут колебаться, я смогу заставить их быть твердыми».
Ни о каком «признании» больше не вспоминалось. Союзное командование стало распоряжаться в Мурманске, как у себя дома. Началось формирование новых частей — славяно-британского, славяно-французского легионов. Офицеры были иностранными, а рядовое «пушечное мясо» набиралось из русских.
Германии такой поворот понравиться никак не мог. На совещании правительства и верховного командования под председательством кайзера было решено, что «английского государства в Северной России не должно существовать», и нужно принять все меры для его ликвидации. Большевикам немцы тоже не доверяли. Вильгельм указывал:
«Мир с Россией может поддерживаться лишь страхом перед нами».
Ему вторил Людендорф:
«От Советского правительства не следует ждать ничего хорошего, хотя существует оно по нашей милости… Опасная для нас обстановка будет сохраняться до тех пор, пока Советское правительство не признает нас без всяких оговорок Высшей Державой и не начнет действовать исходя из страха перед Германией».
То есть, пока большевики не станут полными марионетками и не отдадут Россию в распоряжение берлинских хозяев.
Однако и державы Антанты не были намерены уступать конкурентам. 4 июля 1918 г., по случаю Дня Независимости США, посол Френсис опубликовал обращение в русскому народу:
«Мы никогда не согласимся на то, чтобы Россия превратилась в германскую провинцию, мы не будем безучастно наблюдать, как немцы эксплуатируют русский народ, как они будут стремиться обратить к своей выгоду огромные ресурсы России»[253].
В Берлине это обращение вызвало гнев. Германия предъявила требование выслать Френсиса из России. Но высылки не последовало, а дипломатический скандал вскоре заслонил скандал куда более крупный — 6 июля в Москве был убит Мирбах…
Сведения о подготовке этой акции просачивались задолго до нее. Еще в апреле французский капитан Садуль предостерегал Троцкого и Дзержинского — дескать, по данным французской разведки, готовится провокация с покушением на Мирбаха. После чего немцы потребуют введения в Москву для охраны посольства батальона из тысячи человек. Этот батальон будет состоять из офицеров и унтер-офицеров, и в короткий срок его можно будет развернуть в дивизию, добавив рядовой состав из пленных немцев. Сообщение, как пишет Садуль, было оставлено без внимания[254]. Позже и советник германского посольства доктор Рицлер обращался к Дзержинскому, указывал на немецкие данные о возможном покушении на посла. Председатель ВЧК взялся проверить эти сведения и ответил, что кто-то умышленно обманывает или шантажирует посольство. Рицлер в сердцах заявил представителю наркомата иностранных дел Карахану, что Дзержинский умышленно смотрит сквозь пальцы на подготовку убийства. Феликс Эдмундович назвал его выпад клеветой.
А через неделю случился так называемый «левоэсеровский мятеж». Так называемый — потому что никакого реального мятежа и в помине не было[255]. Напомним, что большевики в ноябре 1917 г. удержались у власти лишь благодаря компромиссу. Согласившись сделать правительство двухпартийным, а во ВЦИК допустив все левые партии. Но в знак протеста против Брестского мира левые эсеры вышли из Совнаркома, перешли в «парламентскую оппозицию» во ВЦИК. А большевики, оставшись в правительстве одни, принялись спокойно, поэтапно, освобождаться от этой самой оппозиции. 11 апреля разгромили партию анархистов — под предлогом грабежей и бандитизма. 15 июня изгнали из ВЦИК меньшевиков с правыми эсерами — под тем поводом, что другие представители этих партий поддержали чехословацкий мятеж, вошли в Самарское и другие белые «правительства». Во ВЦИК остались всего две партии, большевики и левые эсеры. Вскоре пришла и их очередь.
Главным режиссером и организатором провокации стал Свердлов. 4 июля в Большом театре открылся V Съезд Советов. С важной повесткой дня — обсуждение крестьянской политики, военной политики, принятие первой советской Конституции. Тут же всплыли и противоречия с левыми эсерами. Они требовали разрыва Брестского мира — указывали, что в этом случае можно будет замириться с чехами и вместе с ними ударить на немцев. Выступали против наступления на деревню, введения продразверстки, протестовали против восстановления смертной казни. Тем не менее конфликта с большевиками они не желали. Лидер их партии Спиридонова говорила:
«Порвать с большевиками — значит порвать с революцией».
Но 6 июля сотрудники ВЧК Блюмкин и Андреев явились в германское посольство. Предъявили то ли настоящий, то ли поддельный мандат с подписью Дзержинского и печатью ВЧК. Потребовали встречи с Мирбахом и убили его. Военный атташе Мюллер открыл огонь из револьвера, и террористы удрали, забыв мандат на столе. И в это же утро восстал полк ВЧК под командованием Попова, к нему примкнула часть полка им. 1 Марта. Однако повели себя мятежники, прямо скажем, странновато. Их силы почти втрое превосходили находившиеся в Москве части, верные большевикам. Да и то неизвестно, сохранили бы они эту верность? Однако у повстанцев откуда-то появилось большое количество спирта, и они вместо решительного удара принялись «бунтовать», пьянствуя в казармах. Активно действовали лишь небольшие группы — одна ненадолго захватила здание ВЧК. Арестовала нескольких сотрудников и ушла. Другая заняла телеграф, разослав обращение, где левые эсеры объявлялись правящей партией. Хотя руководство этой партии о восстании даже не знало! Вместо того, чтобы возглавить мятеж, спокойно отправилось на съезд, где вся фракция, 353 человека, была арестована.