— Но почему, черт побери?! — крикнул Руслан. — Почему ты не хочешь вернуться домой? Если мы попадем в настоящий мир, мы расскажем всем — и военным, и спасателям, и чиновникам, и журналистам… Весь мир узнает о нас, о том, что ты, Ростик, для него, для мира, сделал. Правительство распорядится, чтобы проверили наши показания. Организуют военную операцию. Тебя обязательно привлекут к этому делу. Почему ты не веришь? Почему ты так плохо думаешь о собственном правительстве?
Мне нечего было ответить. На самом деле я верил. Мало того, я был слишком доверчив с самого детства, в отличие от этого самого Руслана.
— Никто, кроме меня, их не убивал, — сказал я.
— Ну, и?.. — Руслан смотрел на меня, как на психа. — Памятник тебе поставим за это. Но ведь сам-то ты их не перебьешь, верно? А может, ты надеешься, что мы вчетвером этим займемся?
— Уже нет, — честно признался я.
— Ребята, — вмешалась Мира. — Ростик устал. Пусть он отдохнет. А завтра мы на свежую голову все обсудим. Утро вечера мудренее.
— Утро мудренее, — повторил Руслан. — Только неизвестно, какие идеи посетят голову нашего героя ночью.
Я вскочил так резко, что опрокинулся стул и упали два бокала. На белой скатерти образовались лужи — красная и розовая.
Драться с этим человеком было бессмысленно.
— Спасибо за угощение, — сказал я и повернулся ко всем спиной.
— Куда ты? — спросила Мира дрогнувшим голосом.
Я не ответил и пошел к выходу.
— Ростислав, подожди, пожалуйста! — позвал Шишига. — Сейчас все уладим.
— Улаживайте, — бросил я, не оборачиваясь.
Когда я ступил на лестницу, Мира крикнула:
— Ребята! Да задержите же его!
Я побежал. Мне больше не хотелось слышать их голоса. Вернуться бы сейчас в сладковатую пустоту временных переходов.
Я выскочил на улицу, пробежал по аллее, открыл дверь машины Руслана, пошарил рукой. Что за идиот? — забрал ключ! Воров боится? Или предвидел, что я убегу?
— Ростислав! — раздался сердитый голос Руслана.
Я бросился в темноту, наткнулся на забор, побежал вдоль него, наконец, выскочил со двора через распахнутые ворота. Перебежал через тротуар и тут же попал в луч света. Заскрипели тормоза, я отпрянул назад, но машина меня таки задела. Удар был скользящий. Падая, я увидел, что мир наполнен сияньем. Фонари, машины, огни домов — все было настоящим и принадлежало большой земле.
Я помнил, как затылок стукнулся об асфальт. Потери сознания не было. Просто неожиданно рядом возникли три фигуры, две склонились надо мной и пытались меня поднять, а третья что-то непрерывно кричала.
Когда меня тащили по ступеням, я понял, что кричит Мира. Она повторяла единственную фразу:
— Ну, какой же ты дурак!
В постели я окончательно пришел в себя. Мира сидела рядом, а Руслан и Шишига нервно ходили по комнате, натыкаясь друг на друга.
Видел я расплывчато: очков не было, видно, потерялись в темноте.
Голова гудела. Ныло правое бедро. Я потрогал его рукой. Там прощупывались два плотных бугорка. Гематомы? Неоспоримые доказательства!
Я почувствовал прилив возбуждения и одновременно подкат тошноты.
— Со мной это уже третий раз… — хрипло прошептал я. — Слышите? Раньше думал, что галлюцинации… Я ехал по дороге и внезапно оказывался в реальной Москве… Теперь то же самое… Кругом свет, машины…
— Какие машины, Ростик? — спросила Мира. — Мы не видели никаких машин.
Она взволновано посмотрела на Руслана.
— Неважно, — сказал я. — Главное, что я видел. И не только видел.
Я попытался встать. Меня сразу замутило, но я все же сел на диване. Мира тут же уперла руки мне в грудь и попыталась уложить, но я стал сопротивляться.
— Со мной все в порядке, — сказал я. — Мне нужно в ванную.
Мира вновь вопросительно посмотрела на Руслана. Тот пожал плечами. Мира отодвинулась, и я поднялся.
— Я провожу, — сказал Шишига.
Он довел меня до двери в коридоре и включил свет. Я вошел в ванную, закрылся и сразу же расстегнул брюки. На ноге была ссадина, а по краям две овальные фиолетовые шишки. Я потрогал их. Шишки пульсировали.
Черт! С этой ерундой далеко не похромаешь. К тому же мутит сильно. Я натянул брюки, умылся, вытер лицо и поковылял обратно. Войдя в комнату, прошел мимо Миры, сел на диван и обреченно опустил голову.
— Пересядь, пожалуйста, в кресло, — ангельским голосом сказала Мира. — Я сейчас принесу постель. Будешь отдыхать.
Она вышла из комнаты и вывела остальных.
Я лег и подтянул ноги, стал проваливаться куда-то вбок…
13
Ночью я очнулся. Боль тут же напомнила о минувших событиях.
Я был одет, и постели подо мной не было: значит, Мира, вернувшись, обнаружила меня уже спящим.
Я на миг представил, как она стоит в дверном проеме, рассматривает меня, а потом к ней подходит Руслан и, обняв за талию, уводит в коридор.
Сев, я ощупал затылок. Будто бы все в порядке. В голове гудело меньше, но в горле стояла тошнота.
Я пошарил вокруг в поиске очков и вспомнил, что потерял их.
Поднявшись с дивана, походил по комнате.
Это был кабинет: рядом с диваном стоял массивный письменный стол, за ним располагались книжные полки.
Вещи и предметы еще хранили запах хозяев. Улавливался аромат дорогого табака. Мне подумалось, что здесь, в другом измерении, живет немолодой ученый, может быть даже академик. Возможно, он сейчас, как и я, прохаживается взад-вперед, размышляя о чем-то важном?
Немного расходившись, я направился в ванную.
Тут была целая зала. Кафель, мебель, сантехника — все фиолетово-лиловое. Потолок украшали тусклые сиреневые надписи готическим шрифтом. Буквы намеренно состарены, как бы наполовину стерты временем. Раздеваясь, я с трудом разобрал: «Terra incognita» и «Primus inter pares».
Войдя в кабинку, открыл кран. Я не ожидал, что может политься теплая вода. Но вода была и горячая, и холодная.
Я мылся, размышляя о событиях минувшего вечера.
Было ли мое поведение за столом истерикой или нет? Будь мы все пьяны, все легко списалось бы на счет алкоголя. Побузили и забыли. Но, увы, я точно помнил, что, вставая из-за стола, видел перед собой две начатые бутылки. Сам я только слегка захмелел, и лишь из-за того, что выпил полбокала на пустой желудок. К тому же сказались утомление, длительное одиночество, а еще то, что мне пришлось стать свидетелем гибели двух военных…
Мне не часто приходилось быть столь категоричным, как вчера за ужином. Я никогда не любил занимать твердую позицию, обычно предпочитал приспосабливаться к окружающим и находить компромисс. Но на сей раз я чувствовал себя непонятым ветераном, словно была некая тайна, в которую посвящен лишь я один.
Я чувствовал страх. Все мои наихудшие опасения подтверждались. Мои друзья не поддерживали меня. Может, они были слишком цивилизованы и практичны для того, чтобы вступить в битву с невидимыми пришельцами? Моего азарта не хватило для того, чтобы пробудить в них истинный патриотический дух. Выжить, добраться до своих, обратиться в органы власти — вот, что было приемлемо для них, современных москвичей. Один в поле не воин. Однажды я это уже доказал. И нет у меня никакого нового плана, несмотря на то, что вчера я об этом так яро кричал.
Ладно, я всего лишь изложил идею. И от своих слов отступаться не буду. Разве я не вправе поступать так, как хочу? Я не призывал идти за собой. Просто предложил. А, услышав отказ, попрощался. А потом…
Потом произошло то, что уже много дней набирало силу, было неуправляемым, внезапным и случайным. Я на миг перескочил в реальное время, испытал потрясение и снова выпрыгнул назад. Между прочим, это был уже третий по счету подобный опыт.
Третий ли? А что, если таким образом я уже многократно перескакивал в пустые пласты, не замечая этого? Ведь между пластами нет никакого отличия, они — абсолютно идентичны.
Закончив мыться, я вытерся огромным пахучим полотенцем и внимательно осмотрел себя в зеркало.
Гематомы на ноге расплылись, превратившись в огромный багровый синяк. Я поднял и опустил ногу. Далось с трудом.
Я развернулся боком. Тело отощало, но выглядело крепким. Волосы отросли и покрывали уши до середины. Борода торчала во все стороны. Можно сбрить ее или слегка постричь, но мне всегда нравилось не думать о ней. Обычно я принимался заботиться о растительности, только когда усы начинали мешать в приеме пищи.
Я оделся. Стараясь не шуметь, вышел в коридор.
В комнате, где я спал, остались ботинки. Я вернулся за ними, включил свет и вздрогнул.
На диване сидела Мира. Она была все в том же желтом халате.
— С легким паром, — сказала Мира, жмурясь.
— Угу, — кивнул я.
Она улыбнулась и заерзала. Мне показалось, она прячет что-то за спиной.
— Не спится? — спросил я.
— Пришла проверить, как ты…
Я увидел, что диван застелен белоснежной шелковой простыней, а подлокотник покрывает подушка.
Что это? Мира за мной ухаживает! Почему она ждала меня с выключенным светом?
— Извини, если шумел, — сказал я. — А вы с Русликом где-то неподалеку спите? Ваша спальня, наверное, через стенку?
Мира покраснела, нахмурилась.
Я за ней наблюдал. Сердитость и смущение на ее лице смешались воедино. Мне показалось, она делает над собой усилие, чтобы не встать и не покинуть комнату.
— У меня отдельная спальня, — медленно сказала девушка.
Я отвернулся, не зная, чем ей возразить и не желая копать дальше. Опершись о косяк двери, стал рассматривать абстракцию на стене.
Значит, они спят в разных комнатах и ходят друг к другу в гости. Мира и Руслик. А при чем здесь я? Зачем этот шелк? Что вообще все это значит? Этот ее мягкий тон? Просто сочувствие к пострадавшему, к ослабленному? Может, это Руслан направил ее ко мне? Иди, посмотри, как там наш травмированный.
Я не мог понять, что намалевано в абстракции. Сердце забилось быстрее от вида картин, которые стали всплывать в воображении.
Сегодняшняя волна эгоизма была сильнее вчерашней. Захотелось уйти, хлопнув дверью.