о светящимся рубином.
Когда они вышли из шатра, предусмотрительный Соул уже держал поводья двух породистых коней, чтобы собственноручно передать их ведунье и лорду. Именно так – сначала ведунье, а потом лорду. Он, пожалуй, пока единственный, начал смутно догадываться, кто из них обладает большей властью.
– Прикажете вызвать конвой и следовать за вами? – спросил секретарь-простолюдин, только что самолично отобравший почетную обязанность у конюшего-эллора, который угрюмо стоял в стороне.
Лорд не удостоил его ответом, а ведунья даже не посмотрела в его сторону. И он даже подумать не мог, как близко в этот момент бродила его смерть. У Хозяйки вертелась на языке фраза, которая могла бы мгновенно уничтожить его: «А твой новый секретарь – достойный преемник незабвенного Сака…» Но она ничего не сказала – что-то подсказывало ей: этот ничтожный человечек когда-нибудь может ей пригодиться.
Послушные кони взяли с места в галоп, пограничные башни росли на глазах, и вскоре перед Хозяйкой возникло очень любопытное зрелище: по обе стороны дороги ровными шеренгами выстроились воины пограничного гарнизона, но только каждый из них стоял на четвереньках, повернув в сторону дороги высоко задранную оголенную задницу. Причем правая ягодица у всех была нормального телесного цвета, а левая была вся иссечена красными полосами, из которых сочилась свежая кровь. При входе в этот живописный коридор сидел в повозке сотник Саур и угрюмо помахивал своим знаменитым мечом. Когда ведунья и лорд приблизились к нему, он соскочил на мостовую, слегка поклонился и сказал, давясь от рвущегося наружу хохота:
– Простите, Ваша Милость, я не подумал, что вы можете появиться здесь с дамой! Я, конечно, прикажу этим вместилищам дерьма спрятать свои задницы, но, клянусь мамой, рожи у них не лучше.
И вдруг сама Хозяйка захохотала. Это было так неожиданно, что даже конь под Дризом встал на дыбы, и потребовался неслабый удар плетью, чтобы вернуть ему покой. Сам лорд в первый момент тоже ощутил испуг, потому что раньше не замечал за ней даже способности улыбаться. Зато хохот Саура вдруг тоже вырвался наружу, и Кардогу ничего не оставалось делать, как присоединиться, и он выдавил-таки из себя жалкий смешок.
– А почему бы тебе их не исцелить для пользы дела… – предложил Хозяйке Дриз, когда приступ хохота прошел, и лицо ее приобрело привычно-торжественное выражение, – Скоро я отправлю их в бой, а они сейчас не то что воевать – сидеть толком не смогут.
– Исцелить их я не могу, да и не хочу. Само пройдет, – ответила она. – Но я могу сделать так, что они перестанут чувствовать боль. Поверни их ко мне лицом.
– Встать! Подтянуть штаны! – скомандовал вместо лорда Саур. – К исцелению товсь!
Бойцы начали подниматься с карачек, и стало заметно, что они в ожидании лорда уже давно не меняли позы, и каждое движение давалось им с трудом, а стояние у дороги оказалось гораздо мучительней, чем сама порка. Но худо-бедно всем удалось встать и, придерживая штаны, сгрудиться нестройной толпой прямо на дороге.
– Смотрите на камень! – сказала Хозяйка ледяным шепотом, который расслышали все, и указала на рубин в своей диадеме, и камень начал переливаться медленными бликами.
Вскоре Дриз обнаружил, что всё воинство, кроме Саура, который на камень не смотрел, благополучно уснуло, продолжая стоять и не забывая держаться за штаны.
– Боль уходит из вас… Боль уходит, вливается сила… Боль уходит из вас… Ваши раны уже не болят… – говорила Хозяйка, и спящая толпа покачивалась в такт ее словам. – Боль уходит из вас… Боль уходит… Да вас и не били… Ваши задницы целы настолько, что радуют взгляд… – Ей впервые пришлось облегчать чьи-то страдания, и она вытащила с самого дна своей памяти какое-то древнее то ли заклинание, то ли заговор… Можно было, конечно, просто приказать им перестать чувствовать боль – смотрящий на камень редко мог противиться воле его владельца, но почему-то ей захотелось произвести впечатление на Саура, а потом завладеть им, как сейчас владеет Дризом. – Проснитесь! – крикнула она и щелкнула хлыстом о мостовую.
Глаза открывались, и губы расплывались в счастливых улыбках. Исчезла боль, а заодно исчезло и чувство вины, и страх перед более суровым наказанием. Дриз поманил пальцем коменданта обеих башен, а когда тот несмело подошел, крутанул ему ухо, но обычного в таких случаях вопля не последовало. Ему можно было вообще оборвать оба уха, а он продолжал бы по-прежнему преданно смотреть на своего господина.
– Иди… – тихо сказал ему лорд и убедился, что слух у коменданта не пропал, и он, почтительно поклонившись, побежал к своему укреплению, увлекая за собой воинов.
И только тут Дриз разглядел, что с той стороны границы по дороге движется одинокий путник, видимо, не ведающий, что происходит в мире, и поэтому ничего не опасаясь, как в мирные времена. Дриз тут же решил, что он и будет первой жертвой этой войны, нет, он будет первой жертвой, которую верные ему люди принесут ему, как варвары сжигают у подножия своих идолов только что убитых вепрей, оленей и пленников. И тут он заметил, что ощущение близости Хозяйки у него пропало. Он оглянулся и увидел ее черную накидку, безвольно упавшую на грубые камни древней мостовой.
Глава 15
Если варвары начинают приносить своим идолам кровавые жертвы, значит, их вера обрела хозяина за пределами мира.
Четыре дюжины Служителей, вооруженных мечами, и две – тяжелыми секирами, лучшие воины дружины Храма, укрылись в ложбине, так чтобы их не смогли углядеть из высоких башен ворот Холм-Гранта, а им было бы видно всё, что происходит внизу. Граница проходила по широкой ложбине, и куда ни идти, в Холм-Дол или в Холм-Грант, путникам пришлось бы подниматься в гору.
Герант, старшина храмовой дружины, и старец Лист, Первый Святитель, стояли рядом и наблюдали то, что происходило возле башен, и чем дальше, тем более непонятным казалось разыгрываемое там действо.
– Похоже, что они там исполняют какой-то обряд во славу Нечистого, – сказал Святитель, который, несмотря на преклонный возраст, не утратил остроты зрения.
– А по-моему, их просто выпороли, – отозвался Герант, гораздо больше знавший о порядках, заведенных в последнее время владетелем соседнего Холма. Еще в середине Ливня в земли Кардогов перестали пропускать Служителей, но у Геранта было немало добровольных помощников среди торговцев и бродячих лирников. И еще к нему приводили почти всех, кому удалось бежать из Холм-Гранта, и он подолгу беседовал с ними. Воинам Храма не раз приходилось вступать в стычки с дружинниками лорда Кардога, когда те, преследуя беглецов, пересекали рубежи Холм-Гота.
Вообще, в последнее время происходило множество странных и загадочных вещей, и часто причина их обнаруживалась именно там, в Холм-Гранте. Сначала на Холм-Гот обрушилось нашествие оборотней, которые уже давно старались обходить стороной земли Храма. Еще в начале месяца Ливня не было для них места более вольготного, чем Холм-Грант, и вдруг какая-то сила в одночасье выдавила их оттуда, причем бежали они большими стаями во все сопредельные земли. А у Кардога даже ночной стражи не было, землепашцы сами от оборотней рогатинами отбивались.
Когда в Холм-Гот прибыла голубиная почта от лорда Бранборга, Первый Святитель как раз успел оценить ту опасность, которая нависла не только над Пальмерой, но и, возможно, над всем остальным миром. К прилету голубя-вестника шесть дюжин Служителей-воинов во главе с самим Герантом уже готовы были выступить в поход, а в последний момент и сам Первый Святитель решил проводить их до Холм-Дола, чтобы лично благословить Эрла Бранборга и его воинство на славный подвиг во имя Творца и его созданий. Пока они двигались вдоль границы владений Кардога, и Геранта, и старца Листа, и дружинников удивила странная тишина и безлюдье. Ни один пограничный разъезд не встретился им по пути, а из печных труб пограничных крепостей даже не валил дым. Среди ночи они наконец добрались до Каменной дороги, а утром увидели шатры войска лорда Кардога. Герант со Святителем решили остановиться здесь, пока не выяснится, куда и зачем этот безумец ведет свои войска, которых у него было в три-четыре раза больше, чем у любого другого лорда
– А я вот сейчас просто подойду к ним и спрошу, – сказал старец Лист, вытряхивая из бороды крошки недавнего легкого завтрака. – Уж меня-то они точно не посмеют тронуть. А если тронут, то Творец их тут же и накажет.
– Эти посмеют… – отвечал Герант, один из немногих, кто брал на себя смелость возражать старцу, а порой и поступать вопреки его воле. Просто потом обычно оказывалось, что Герант лишь предвосхищал волю Святителя, внушенную Творцом. – Еще как посмеют… Сперва ему Заповеди лорда Карола нипочем, а теперь уж и промысел Творца побоку. Чуете, как оттуда чернотой-то потянуло. Не безумец он, лорд этот… Не безумец он – страшнее. Меченосцы с севера навалились, а этот решил с юга подпереть. Видать, накликал он на себя Черное Откровение, которое от Нечистого, и непросто будет теперь с ним совладать, ох, непросто.
Сам Герант пребывал в растерянности, и это глубоко опечалило старца. Больше, чем в Геранта, он, пожалуй, верил только в Творца, да и то лишь предрассветной порой, когда из-под купола Храма доносился лишь ему одному внятный Голос. Весь Храм состоял из сплошного сплетения оберегов, и шепот нечисти, ввергающий людей в соблазны и уныние, которым был пронизан весь мир, не мог проникнуть за его стены. И в последний раз Голос в Храме сказал ему: «Твое сердце принадлежит Мне, ты можешь довериться сердцу своему». А потом перед ним возникло видение… Странные человеческие фигуры, облаченные в серые доспехи, держащие в бледных руках мечи, лишенные блеска, надвигались на него сплошной стеной. В ледяных взглядах, от которых леденило душу, не было ничего человеческого, да что там человеческого – не было ничего живого. И сердце подсказало ему, как следует поступить… Не для того, чтобы спастись, не для того, чтобы обрести Спасение… Кто-то пытался лепить грубые поделки, перемалывая в глину хрупкое создание Творца, ведь хрупко всё, что совершенно…