– Ну, теперь можно и нам туда… – Герант сказал это так, чтобы услышать мог только Нау, но его слова, отраженные сводом, дошли и до остальных.
– А мы? – тут же спросил Ос с некоторой обидой.
– Там всё равно не хуже, чем здесь, – заметил Юм и слегка поежился.
Герант подумал, что если первым ступит на Чашу, он всё равно не сможет воспрепятствовать остальным сделать то же самое, и, махнув рукой, сделал шаг…
Резчик опять провалил дело, но теперь это уже не имело никакого значения. Великолепному просто нужна была передышка, чтобы смириться с прошлым и подумать о будущем, а Избранных нельзя было оставлять без дела, чтоб не расслаблялись. На то, что мор начнет косить земных тварей, Великолепный и не надеялся – два раза одна и та же шутка обычно не срабатывала. Но Резчику было невдомек, что главное он сделал, когда, еще перед началом представления затерявшись в толпе, незаметно засунул книгу в заплечную сумку какого-то подмастерья цеха переписчиков. Может быть, не скоро (спешить-то некуда) кто-то ее прочтет, кто-то перепишет, а потом она пленит чьи-то юные сердца, жаждущие новизны и свободы, и найдутся те, кто ступит на путь истины, прочитав «Путь истины» (славный каламбурчик).
Брик оказался более гостеприимным хозяином, чем Хомрик, и сейчас они втроем – Проповедник, Резчик и бочонок какого-то пойла из старых запасов Писаря – сидели в трапезной замка и расслаблялись, а потом хотели податься в Корс, зайти к Хачу, пройтись по кабакам и борделям. А Щарап куда-то пропала – еще третьего дня прислала недопырька с вестью, что она свою работу сделала, и с тех пор ни слуху ни духу. То ли она почуяла что-то, то ли и впрямь перетрудилась, развалина. Кабатчик еще вчера появлялся, всё на хомриков жаловался, мол, мало им других забегаловок или собственных домов добропорядочных Собирателей Пены, нет – они норовят всё больше в его погребе размножаться, среди бела дня по стенам бегают, а от этого посетители трезвеют раньше положенного, и в подвал к чудным наливочкам теперь никого не заманишь. А кому, спрашивается, его наливочки сейчас нужны – новая эпоха на пороге, а он всё по старинке соображает. Не оборотней строгать надо, не оборотней – сейчас и людишки попадаются почище любых лохматиков. Пора, пора нового человека воспитывать, такого, чтоб мог за медную деньгу бабушку свою зажарить, чтоб за себя, родимого, себя не жалел… Взять, к примеру, того же Кузнеца – не понимает он своего великого предназначения, всё золотишко тачками вывозит, а предложи ему серебро – и серебро бы взял, не побрезговал. Вот и пусть теперь в Цаоре взаперти посидит, пока нового дела ему не найдется…
Морох тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли. Он стоял посреди Рубинового зала, своей мастерской, и пришел он сюда, чтобы предаться сладострастию Творения. На алом полированном полу лежала груда ошметков плоти инферов – гарпии накануне натаскали. От инферов не убавится – если гарпия у такого кусок мяса выкусит, ему это что укус комариный, да и того он не учует, потому что спит.
Настала пора закладывать первые камни в основание новой эпохы, когда по земле будут бродить чудовища, подобные людям, и люди, подобные чудовищам. Создание должно стать неимоверно могучим и абсолютно покорным, стремиться во Тьму и не бояться Света… Правда, нелегко будет подобрать на складе хорошенько выдержанную душонку, которая устроила бы подобную тварь, но запасы делались тысячелетиями и еще будут пополняться, пока людишки воздвигают кумиров…
Сиятельный Морох поднял вверх растопыренные пальцы левой руки, а правой начал выводить знаки зеркального письма, и алые пылающие строки начали возникать прямо в воздухе над кучами мертвой плоти, и в тот же момент откуда-то донесся короткий истеричный женский вопль. Надпись тут же осыпалась черным пеплом, испоганив мясо инферов, а сам Морох испуганно оглянулся, лишь в следующее мгновение поняв, что же, собственно, произошло.
Он всё-таки ее недооценил… Гейра выбралась оттуда, откуда нет выхода, и это могло оказаться не последним сюрпризом. Начало новой эпохи пришлось отложить на некоторое время, а сейчас следовало вытрясти душу из Дряни, пока она не успела напакостить. Хотя что она может, разве что сдаться и постараться убедить, что еще пригодится. Может, и пригодилась бы, если б не совалась куда не надо и хотела бы в меру…
Морох неторопливо, стараясь ступать неслышно, направился туда, где под черным сводом висели на цепях заточенные Владыки, и когда до цели остался один лишь поворот, он услышал голос, нет – голоса.
– Может, лучше всё-таки просто смыться. Старичок нас искать не будет – о тебе он вообще не знает, а про меня не скоро вспомнит… – Гейра говорила как-то сдавленно и торопливо.
– Молчи, Дрянь! – кто-то грозно пискнул в ответ. – Я-то, может, и скрылся бы – все хомрики одинаково пахнут, а тебя любая гарпия унюхает, любой недопырек настучит, любой из Избранных заложит. И я бы на тебя настучал, только стук мой никому не нужен. Давай я вставлю ключик в замочек, а ты повернешь, или наоборот – ты вставишь, хотя вставлять – не бабское дело…
Послышался какой-то шлепок, длинная тирада пискуна прервалась слабым вскриком, а до Мороха дошло, что дело приобретает настолько серьезный оборот, что у него даже не хватило бы воображения представить, что будет, если… Для начала он пихнул ногой пол, выложенный обшарпанной плиткой. Каменная волна побежала вперед по коридору и свернула за угол, шелестя спокойно и неотвратимо. На этот раз Гейра, падая, не успела даже вскрикнуть, а Великолепный уже поставил колено на ее грудь, а в его длинных пальцах копошился и верещал Хомрик.
– Так, значит, этот мелкий пакостник, – Морох помахал Хомриком у носа Гейры, – ухитрился туда пробраться и оттуда выбраться… А как ты думаешь, показал бы он тебе выход, если бы у тебя не было вот этой штучки? – Гейра не сразу поняла, о чем это он, но Великолепный, схватив ее за волосы, развернул лицом в сторону ключика, который всё еще торчал в замке.
– Пусти! – пищал Хомрик. – Пусти, а то палец откушу!
Морох сдавил его чуть посильнее и тут же забыл о нем навсегда. Он смотрел на Гейру, которая уже перестала сопротивляться, а просто смотрела на него то ли с ужасом, то ли с отвращением, то ли с вожделением… Выражение ее взгляда уже не имело никакого значения…
– Как тебе не повезло, – посочувствовал он ей напоследок, убрал колено с ее груди и сделал пару шагов назад, не отрывая от нее взгляда.
Гейра поднялась, еще не понимая, что происходит, и вдруг сорвалась с места, надеясь, что Великолепный замешкается. Только бы домчаться до того места, где она оставила гарпию, и тогда у Мороха будет время, прежде чем он настигнет ее когда-нибудь, понять, что она ему еще вполне может пригодиться. Но она не услышала топота за спиной, Сиятельный Морох лишь протянул далеко вперед свою руку и железной хваткой вцепился в ее плечо. Он развернул ее к себе лицом, пробормотал что-то невнятное, и перед глазами Гейры, Дряни, а для кого-то и Хозяйки, заплясали рубиновые символы, а через мгновение на нее обрушилось всепоглощающее Ничто.
Она не обратилась в бесформенный камень… В дверном проеме застыла, испуганно оглядываясь через плечо, прекрасная бегущая фигура. Мороха и раньше частенько раздражало то, что Гейра слишком красива, и теперь он вдруг понял почему. Сама она была доступна, слишком доступна… Но чем пристальней он рассматривал ее, чем тщательней ощупывал выпуклости и впадины этого тела, тем недоступнее, непостижимее становилась ее красота. Он пытался слепить что-то подобное из плоти инферов, но всё, что он творил, почти немедленно отправлялось в океан отбросов, который временами начинал выходить из берегов, и берега приходилось раздвигать.
Великолепный вырвал из пола тяжелую плиту и швырнул в изваяние. Плита рассыпалась на мелкие осколки, а фигура только покачнулась. Ему вдруг показалось, что выражение ее глаз изменилось и стало слегка насмешливым. Волна гнева, потихоньку вскипавшая в нем, поднялась в полный рост. Низвергнуть! Немедленно!
Рукава его мантии превратились в два смерча, которые тут же метнулись к изваянию и начали вырывать каменную Гейру друг у друга, а потом подхватили ее и понесли за пределы Алой звезды, сквозь Несотворенное пространство, мимо черной скалы, а потом сбросили где-то в диких лесах у восточного побережья Великих вод.
Морох отер пот со лба обрывком рукава и поднял глаза навстречу странному свисту, донесшемуся со стороны черного свода, и тут же из его глубин вырвался оплавленный булыжник. Удар пришелся прямо по лбу, и пока оглушенный Морох соображал, что же происходит, на него один за другим упало еще несколько камней. Несколько мгновений он провел в беспамятстве, а когда очнулся и начал собирать свое покореженное тело, на него обрушился серебряный дождь, и каждая дождинка пронзала его насквозь, поражая уже не тело, а само его существо. В груду истерзанного мяса, которая еще недавно была Сиятельным Морохом, Великолепным, вонзилась стрела с серебряным наконечником, и на этом его воля, еще державшаяся за сознание, иссякла. Черный свод властно призвал к себе его сущность, остатки его души. Черное клубящееся облако отделилось от кровавых останков и впиталось во тьму…
А потом с потолка, задев плечом один из прикованных шаров, изо всех сил держась за свой пылающий посох, прямо в кровавую лужу упал Герант.
Глава 13
Больше всего меня страшит то, что переписчики в угоду грядущим владыкам исказят истинный ход событий.
Сразу же вслед за Герантом, ступив на центр Чаши, исчез Нау. Это было похоже на ветер, но не было ветром… Ряса на нем колыхнулась, а через долю мгновения Чаша опустела. Юм вдруг представил себе, будто он стоит на стене замка и собирается прыгнуть в ров, заполненный водой. Прошлым летом он дважды хотел сделать это и дважды не решился. А потом он спросил у Сольвей, как перебороть свой страх перед мутной водой, которая далеко внизу. Она сначала взяла с него слово, что он больше не будет рисковать понапрасну, а потом сказала: «Иногда не стоит оставлять себе времени задуматься…» Он пошел вверх по ступенькам, и Чаша казалась ему с каждым шагом всё страшней и страшней. Она вдруг стала похожа на раскрытую пасть чудовища, и Юм Бранборг, сотник армии Холмов, закрыл глаза и сделал последний шаг. Взлет сменился падением, а когда он раскрыл глаза, ничего не изменилось – темнота осталась темнотой, и ему вдруг показалось, что он уже умер. Тогда Юм ущипнул себя за нос, пытаясь убедиться в обратном, и вовремя – внизу показался пол, выложенный щербатой каменной плиткой, и он едва успел развернуться так, чтобы упасть на ноги.