Она вытерла ему лицо холодной мокрой тряпицей, и теперь он увидел ее отчетливее. То был вовсе не ангел смерти. На ней было одеяние светской помощницы сестер милосердия, а впечатление ореола создавал льющийся в окно солнечный свет, пробивавшийся сквозь нечесаные золотистые волосы. Наверняка это была дочь кого-то из итаскийской знати – ни у какой простолюдинки не хватило бы средств, чтобы столь верно поддерживать молодость и богато выглядеть даже в одежде сестры милосердия.
Он предположил, что ей лет тридцать… и вдруг понял, что полностью обнажен, а его мужское достоинство нерешительно пытается ей отсалютовать.
– Сражение… – пробормотал он. – Как долго я…
– Четыре дня. – Улыбнувшись, она опустила взгляд чуть ниже. – Сражение продолжается. Твой Черный Клык чересчур упрям, чтобы проиграть.
Она выкупала Браги, забавляясь его замешательством.
– Обстановку… доложи обстановку, женщина, – слабо потребовал он.
– Адмирал Стоунсифер два дня назад настиг их флот, – быстро заговорила она. – У них началась морская болезнь, и адмирал загнал их на скалы у Кровавого мыса, а береговая охрана их прикончила. Отец говорит, это историческая победа. Более великая, чем в битве за острова.
– Вот как? – улыбнулся он. – Это уж точно согреет душу Бадаламену. – Флот из Портсмута включал в себя все способные держаться на воде суда, захваченные вдоль западного побережья. Ко дну наверняка пошли десятки тысяч солдат Востока. – Что с Южным городом?
Она уложила его в постель. Он был слишком слаб, чтобы сопротивляться.
– Тех, кто пробрался через тоннели, вырезали под корень на Южной Портовой улице, к западу от моста…
– Они все-таки пробрались? В город? – Он попытался подняться, но она не позволила.
– Отец говорит, в Южном городе все еще льется кровь, но перевес на нашей стороне. Когда лорд Харртеобен атаковал со стороны болот…
У Браги закружилась голова. Он не планировал никаких операций сверху по реке.
– …половина тервола погибла. Сила на какое-то время исчезла, и они не могли спастись. – Она изобразила отгоняющий зло знак. – Этот… Нерожденный… говорят, он плавит их кости… Сила теперь вернулась, и я на самом деле не знаю, кто победит. Я только знаю, что мне не удается даже поспать. Раненые… их так много…
– Мы побеждаем, – благоговейно прошептал он. – Если Хаакен перехватил инициативу…
Ее пальцы коснулись его живота – возможно, случайно. Но итаскийские женщины, когда их мужчины не видели, могли проявлять немалую смелость. А он был знаменитостью и уже получил несколько интересных предложений, которые пока не готов был принять. На этот раз он был слишком слаб и провалился в беспамятство, ругая себя за упущенную возможность.
Но что-то все же изменилось. Его душа, как и тело, начала исцеляться.
Ее звали Ингер, что показалось ему восхитительной иронией судьбы: точно такое же имя носила его первая возлюбленная.
Они были обручены, пока тролледингская политика не рассорила их родителей. Отец Ингер убил его отца. А теперь у него, и притом весьма быстро, возникали отношения с семьей, с которой он сражался со времен своего прибытия в Итаскию после войн Эль-Мюрида. Она была из рода Грейфеллс, той его ветви, которая сохраняла нейтралитет во время попыток герцога Грейфеллса захватить итаскийский трон. Одну Рагнарсон подавил в зародыше, пойдя на убийство, и именно тогда ему пришлось бежать в Кавелин… Герцог был старшим братом отца Ингер.
«Проклятье, до чего же странный мир!» – думал Браги, лежа рядом с ней и ненадолго позабыв о войне. Возможно, существовала и более действенная терапия, но ни Вахтель, ни Визигодред, ни Вартлоккур не могли назвать таковой. Неделя с Ингер совершила чудеса – Рагнарсон даже перестал страдать от ран, нанесенных Насмешником. Он покинул госпиталь, чувствуя себя заново родившимся, с новыми планами и целью – целью жизни после войны. Нарушив принятое им самим решение, он впустил в душу очередную женщину.
Пока он выздоравливал, новости ему приносила только Ингер. Никто не приходил просить совета. Гордость его страдала, пока он не услышал, что не беспокоить его велел Вартлоккур. Браги потерял форму, подобно атлету, и чародей хотел дать ему время вновь обрести себя.
Хаакен неплохо справлялся, не только громя Бадаламена, но и запугивая претендентов на роль главнокомандующего. Переняв стиль Гаруна, он наносил удары по всем направлениям, избегая чересчур мощных атак и исчезая, когда противник пытался дать отпор. В Южном городе он добился успеха благодаря своему упрямству, знанию своих людей и преданности планам Браги. Он, как и Рагнарсон, уважал итаскийских лучников. Стреляя с крыш домов, они обеспечили ему господство на улицах, которые превратились в смертоносные зоны, вынуждая Бадаламена бросать еще больше солдат на захват Южного города. Мостовые были завалены трупами. И теперь, как видел Браги с Великого моста, Южный город стал столь мрачным местом, что даже стервятники облетали его стороной.
Атаки Визигодреда и Зиндаджиры через тоннели привели их в самое сердце шинсанского лагеря. Устроив несколько пожаров, они скрылись, причинив в большей степени моральный, чем материальный ущерб.
Среди тервола, атакуемых со всех сторон как магическими, так и вполне обычными средствами, началось смятение. Блиттшау и лорд Харртеобен преследовали все отряды, совершавшие набеги на окрестности, кроме самых крупных, а иногда нападали и на главный лагерь.
Смятение тервола передалось Праккии. Бадаламен убеждал, что в нынешних обстоятельствах победа недостижима: его отборные войска вскоре могли попасть в окружение в собственном лагере. Взять силой Великий мост было попросту невозможно. Ни к чему не привели и попытки ударить с фланга. Он настаивал на постепенном отступлении с расчетом выманить Рагнарсона на открытое пространство, где, возможно, его удалось бы вовлечь в решающее сражение и уничтожить. Бадаламена поддержал Магден Норат.
Старый горбун сгорал от нетерпения – ему хотелось всеобщей бойни сейчас же. Он требовал еще раз дать бой у реки. Или, если Бадаламен действительно решил двинуть войска, ему следовало перебросить всю армию вверх по Серебряной Ленте, в Прост-Каменец, Двар и Ива-Сколовду, лишив Итаскию союзников. А затем вернуться на юг, форсировав реку в верхнем течении. Но тервола отказались – им вовсе не хотелось становиться жертвой гнева Вартлоккура до того, как они разработают средство против Нерожденного. А Норат хотел заново вооружиться особым оружием.
– Все хорошо, Хаакен, – раз за разом повторял Рагнарсон. – Единственный разумный путь.
– Это ты так считаешь. Ты же составлял планы.
– Проблема лишь в том, что нам нужно с ними покончить, прежде чем откроется проход через ущелье.
– Как? – спросил Хаакен. – Если мы ударим по нему в лоб, он побьет нас как младенцев.
Несмотря на серьезные потери Бадаламена, одно оставалось неизменным: Шинсан все так же невозможно было победить на поле боя. Тихий, мягкий и добродушный Визигодред предложил решение, от которого у Браги внутри все перевернулось, настолько оно выглядело чудовищным.
– Помнишь, как герцог Грейфеллс привез чуму из Хеллин-Даймиеля? – спросил Визигодред. – На кораблях, полных крыс?
Рагнарсон помнил. Он, Гарун и Насмешник тогда помешали хитроумному плану захвата трона Итаскии, завоевав вечную благодарность и прощение всех грехов со стороны итаскийского военного министерства.
В Южный город, полный смрада и ужаса, отправились добровольцы ловить крыс, которых Радеахар затем разбрасывал в лагере противника. Безрезультатные бои продолжались. Браги усилил натиск, пытаясь сбить легионы в кучу, чтобы эпидемия распространялась быстрее. Остановить ее могло лишь колдовство.
Сумеет ли Вартлоккур защитить союзников? Чуму не интересовали такие мелочи, как преданность тому или иному народу. Итаския, набитая беженцами и солдатами, представляла собой плодородную почву для заразы.
Ответа на этот вопрос чародей не знал.
Шли дни. Наконец Бадаламен вдруг оживился, едва не разбив войска лорда Харртеобена возле болот Дрискол. Позже в тот же день Хакес Блиттшау угодил в ловушку, которую не разглядел сверху Марко. Пока они зализывали раны, Бадаламен двинул войска.
Ночью Рагнарсон галопом помчался через Великий мост, отзываясь на призыв Визигодреда, руководившего очисткой Южного города. Чародей указал Браги на охваченный огнем южный горизонт. Бадаламен победил в споре с горбуном.
– Что происходит? – спросил Рагнарсон.
– Они отступают. На закате он вызвал драконов и сжег все вокруг.
– Марко, Радеахар… где они?
– Пока живы.
Драконы наконец научились справляться с обоими, и Марко, бессильному против их совместной тактики, приходилось оставаться на земле. Нерожденный взлетал, но под натиском драконов мало что мог поделать.
Наступил рассвет. В лесах, полях и лагере Шинсана бушевали пожары, которые поддерживали огнем драконы. Неподалеку от пустого лагеря ждал одинокий всадник в маске, за спиной которого валялись груды обгоревших костей. Над его головой развевался флаг посланника.
– Похоже, чума кое до кого добралась, – заметил Рагнарсон. – Кто это?
– Ко Фэн, – ответил Вартлоккур. Глаза за драгоценными камнями холодно следили за ним. – Спокойно. Под флагом он ничего не станет делать.
– Послание? – спросил Рагнарсон.
– Наверняка.
Фэн молча наклонил древко флага, словно целясь в сердце Браги. Рагнарсон забрал послание, и Фэн скрылся в узком проходе между языками пламени.
– Что там, отец? – спросил Рагнар.
– Личное послание от Бадаламена.
Глядя куда-то вдаль, он сунул послание за пазуху. Спокойное и вежливое обещание Бадаламена внушало ужас, предвещая очередную встречу, сведение счетов и конец всему. Короли на шахматной доске играли словно пешки, говорил Бадаламен. И теперь приближается эндшпиль.
– Там, за огнем… – пробормотал Рагнарсон, глядя на юг. Повернувшись, он быстро поехал в сторону города.
Войско должно было выступить. Ничего другого не оставалось.