Рагнарсон вспомнил обленившихся солдат королевы:
– От моих людей будет мало толку, если мятеж вспыхнет сегодня ночью. А твои, похоже, ни на что не годятся.
– Что ты предлагаешь?
«Раны истощили всю его энергию», – подумал Рагнарсон.
– Закрыть ворота. Послать дворцовую гвардию патрулировать районы силуро. Объявить комендантский час и обеспечить его соблюдение. Они ничего не смогут сделать, если мы переловим их сразу же, как только они покинут дома.
– И оставить дворец без охраны?
– Хочешь сказать, в моих руках? Да. Эанред, я догадываюсь о твоих подозрениях, хотя и не понимаю, откуда они взялись. Будем считать, что у нас общие цели.
Тарлсон не стал извиняться:
– В Кавелине волей-неволей станешь подозрительным. Ладно, не важно. Какими бы ни были твои намерения, мы все равно у тебя в руках. Нет больше никого, кто смог бы остановить Водичку.
Рагнарсону это вовсе не понравилось. Он становился слишком важной персоной во внутренних делах Кавелина.
– Условия моего контракта мне известны, – сухо сказал он. – И я буду стараться их придерживаться. Но преданность моих людей – совсем другое дело.
– То есть?
– Они в Кавелине уже много месяцев, сражаются и умирают за чужое дело. Их боевой дух высок, они давно не проигрывали сражений. Что случится, если они вдруг обнаружат, что им не заплатили даже ломаного гроша?
– А, ты об этом… – Тарлсон посмотрел за спину Рагнарсона.
– Из казны для тебя выделена соответствующая сумма, полковник, – сообщила королева. – Впрочем, вы и без того должны быть богаты, хотя бы за счет трофеев.
Рагнарсон пожал плечами.
– А что с твоим толстым приятелем? – спросил Тарлсон. – Насколько я помню, он исчез во время паромной переправы через Скарлотти.
– Его призрак посещает меня с тех пор. Понятия не имею. Я послал его в Дамхорст. По слухам, он попал в руки Брейтбарта.
– Значит, сейчас он может оказаться в плену у Водички, – сказал Тарлсон. – Во время атаки я видел закованных в кандалы пленников…
– С ним ничего не случилось?
– Не уверен, он ли это был. Я лишь краем глаза заметил толстяка, который прыгал повсюду и вопил. Потом я получил копье в грудь.
– Это он. Интересно, зачем он Водичке?
– Какие у тебя планы?
– Никаких. Меня позвали защищать Воргреберг. О дальнейшем я не думал.
– Есть два главных фактора – силуро и Водичка. С силуро мы пока справимся. Если сумеем до весны оставить Водичку ни с чем, можем следующим летом обрести перевес над баронами.
– Следующим летом вас как раз ждут немалые проблемы.
– Какие?
– Каптал Савернейка.
– А что с ним?
Лицо Тарлсона потемнело. Он украдкой бросил взгляд за спину Рагнарсона.
– У него там наверху собственная армия и претендент – ребенок лет шести. Я пробовал до него добраться, но… – Он замолчал, увидев гамму чувств на лице Тарлсона.
– Но что?
– У него есть союзники. Нам повезло, что мы вообще сумели оттуда выбраться. Эти люди…
– Были подозрения… Король мне говорил… Кто? Эль-Мюрид?
– Шинсан.
Слово это он произнес шепотом – а потом наступила зловещая тишина, нарушенная лишь тихим вздохом за спиной. Тарлсон побледнел настолько, что Рагнарсон испугался, не случился ли с ним сердечный приступ.
– Шинсан? Ты уверен?
– Черный Клык привезет доказательства – доспехи убитых. А ребенок… Ребенок учится под присмотром самой Мглы. Она была в Майсаке.
– Ребенок… Как она, здорова?
В голосе королевы звучал неподдельный интерес, и Рагнарсон повернулся к ней. Потом он сообразил – это ее ребенок… Наконец, словно сквозь толстый слой ваты, до его сознания дошло еще кое-что: «она»!
– Шинсан, – прошептал Тарлсон.
Рагнарсон снова повернулся к нему. Несмотря на свое состояние, Эанред пытался подняться. Ему это почти удалось, но он тут же снова беспомощно опустился на постель, отчаянно ловя ртом воздух. На губах выступила кровавая пена.
– Майген! – крикнула королева. – Найди доктора Вахтеля! Гьердрум! Помоги отцу.
Парнишка подбежал к Тарлсону, а Рагнарсон подошел к королеве. Казалось, сейчас она лишится чувств. Он помог ей удержаться на ногах.
– Эанред, не умирай, – тихо умоляла она. – Не сейчас. Что я буду без тебя делать?
Равнодушие и остатки достоинства покинули ее, и Рагнарсон на мгновение увидел за их фасадом обычную испуганную женщину, такую молодую и беззащитную. Не обращая внимания на грязную одежду, она в отчаянии прильнула к нему, прижавшись головой к груди.
– Помоги мне! – умоляла она.
Что еще он мог сделать?
Услышав грохот, лязг и крики, Насмешник сперва решил, что вернулись королевские солдаты, пытаясь взять неожиданный реванш. Ему было настолько плохо, что даже не хотелось поднимать взгляд. Какой смысл?
Шум приближался. За все время он не сделал ничего более существенного, кроме как высморкался в рукав, – и сразу же об этом пожалел. Несмотря на ливень, ноздрей его достиг запах трупа, лежавшего через пять человек справа. Он умер четыре дня назад, но никто не озаботился тем, чтобы его убрать.
Восстание силуро задерживалось, и дисциплина среди волстокинцев ослабевала. Все больше преобладали пораженческие настроения. Водичка и шагун постоянно ссорились. Сам Водичка отупел и опустился.
Желудок Насмешника скрутило в узел. Та скромная еда, которой ему приходилось питаться, была заплесневелой и испорченной. Шатаясь, он поднялся и поволок за собой ближайшего товарища по плену, спеша к яме, что находилась в пяти шагах и заменяла уборную.
Пока он сидел на корточках, подвернув полы одежды, в землю поблизости с плеском воткнулась стрела. Он потянулся к ней, поскользнулся, упал и, ругаясь, поднялся. Второй пленник ответил ему таким же градом ругательств. Умерла уже четверть из них, и эпидемия грозила вскорости погубить всех – как и армию Водички. Дизентерия распространилась повсюду. Среди закованных в кандалы больше не было друзей – лишь рычащие друг на друга звери.
Стрела оказалась итаскийской. Ни в каком местном оружии не использовались столь длинные стрелы. Ему хотелось закричать от радости, но не было сил.
Он давно уже потерял надежду, но тем не менее подготовился, действуя медленно и осторожно. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь, а в особенности желающие заслужить милость охранников товарищи по плену, обнаружили, чем он занимается.
Первая проблема заключалась в цепях. Правая рука каждого пленника была скована с левой лодыжкой соседа справа. Он уже много дней пилил звено цепи кусками песчаника, а добившись своего, занялся изготовлением оружия. Когда у входа в шатер появились шагун и его разноцветный дым, Насмешник разорвал ослабленное звено и достал из-под одежды лучший экземпляр своего оружия. Сделать пращу было намного сложнее, чем перепилить цепь. Хотя все почему-то считали главным второе…
У него было три камня, однако он рассчитывал, что успеет сделать лишь единственный бросок, прежде чем его схватят. И прошли годы с тех пор, как…
Он со свистом раскрутил над головой пращу, скрученную из полос оторванной от одежды ткани. Несколько апатичных взглядов обратились в его сторону. Он выпустил снаряд.
– Горе мне! – простонал он, потрясая поднятым к небу кулаком.
Он настолько промахнулся, что шагун даже ничего не заметил. Никто, однако, не выдал Насмешника. Не появился ни один смуглый стражник, чтобы швырнуть его обратно в грязь. Атака была жестокой. Похоже, какие-то безумные бойцы, подумал он.
Напрягая зрение, он попытался вглядеться в стену дождя и заметил Рескирда Драконобоя. К нему внезапно вернулась надежда – то были лучшие воины в этой части мира.
Второй камень попал в цель – не с такой точностью, как в детстве, но достаточно близко, чтобы сломать шагуну челюсть. Солдат-чародей пошатнулся, бросив свой дым, вытянул руку, словно прося о помощи, и двинулся к пленным. Насмешник метнул взгляд на измученных нордменов. Некоторые начали проявлять интерес к происходящему. Шатаясь от слабости, Насмешник направился к шагуну и, размахнувшись цепью, повалил его в грязь. Никто до сих пор не вмешивался, хотя в его сторону повернулось несколько смуглых лиц. Воспользовавшись кинжалом шагуна, Насмешник быстро покончил с ним.
– А теперь Водичка, – проговорил он, стоя с окровавленным клинком в руке. Сквозь шум сражения он слышал, как Драконобой кричит своим людям, чтобы те смыкали ряды и отступали. Добраться до них Насмешник никак не мог. – Я пропал, – пробормотал он. – Меня зажарят на вертеле на медленном огне, и ни один скальд не сложит песню в мою честь.
Ловко, словно юный воришка, каким он и был, когда впервые встретил Гаруна в начале войн, он обыскал одежду шагуна, забирая все, что не было закреплено. Затем он пробрался мимо задней стены шатра, надеясь скрыться, прежде чем кто-нибудь заметит, что произошло. Взгляды наблюдавших за ним нордменов теперь горели завистью и гневом. Изнутри шатра доносился недовольный голос Водички, – вероятно, тот был пьян или болен.
А потом раздались крики – его преступление раскрылось.
111002 г. от О. И. ИВсе ближе
День был вовсе неподходящим для смерти. Утро выдалось ясным и теплым, на небе – ни облачка. До полудня улицы высохли.
– Это неправильно, – сказал Гьердрум, глядя в окно рядом с постелью отца. – В рассказах смерть всегда приходит грозовой ночью или среди густого утреннего тумана.
Королева сидела возле постели, держа Тарлсона за руку. Со вчерашнего вечера он не приходил в сознание.
– Мой отец называл смерть последним демократом, – сказала она. Под ее глазами проступили глубокие тени. – А также безоговорочным аристократом и великим уравнителем. Никто и ничто не производит на нее впечатления. И ее нисколько не интересует, что, по нашему мнению, подобает данному моменту.
– Мама не придет. Она заперлась в спальне… Сказала, что не выйдет, пока он не вернется домой. Он всегда возвращался. Он мог получить рану, которая убила бы медведя, но всегда возвращался. Но она знает, что на сей раз ему не удастся. Она пытается вернуть его силой воспоминаний.