Нашествие Тьмы — страница 98 из 163

Она показала им прошлое, поведав об известных деяниях Вартлоккура, а затем открыла будущее чародея, а также жившего среди ханьчиньцев мальчика, но весьма туманно. Облачная сущность не могла или не хотела точно определить все нюансы – мешали те самые непостижимые, неощутимые и непредвиденные факторы.

Спутники Чиня в один голос вздохнули.

– Нам предлагается решить следующее: должны ли мы сосредоточить усилия на том, чтобы обратить эти предсказания себе на пользу? Какое-то время Запад будет требовать нашего полного внимания. Итог – достижение нашей цели при вдесятеро меньших затратах.

Все проголосовали единогласно.

Прежде чем Девятка разошлась, Чинь дал знак остаться – на этот раз другому.

– Лорд Ву, – сказал Чинь, – ты наш брат на Востоке. Мальчика я поручаю твоим заботам. Подготовь его к тому, чтобы он смог занять трон отца.

Ву поклонился. Когда он вышел, снова открылась потайная дверь.

– Отлично, – заявил старик-горбун. – Просто отлично. Мои поздравления. Твоя ценность для Праккии не знает границ. Скоро мы призовем тебя, чтобы познакомить с остальными.

Скрытые за рубиновыми линзами глаза Чиня сузились. Маска, которую он надевал на собраниях Девятки, была лишь высокомерной противоположностью его обычной маски тервола. Остальные надевали маски, чтобы скрыть личность. Чинь же надо всеми насмехался…

И снова старик ушел, не скрывая легкой загадочной улыбки.


Таму исполнилось девять, когда Шинсан вторгся в Ханьчинь. Война была короткой, хотя и достаточно кровавой. Горстка учеников чародея провела легионеров туда, где прятались туземцы, которых быстро перебили.

Лесной житель ничего не понимал. Уже четыре года Тран наблюдал и ждал, и теперь он решился. Схватив Тама, он бросился в пещеру, где жил вместе с Ланом.

Солдаты пришли на следующее утро. Тран зарыдал.

– Это нечестно, – прошептал он. – Нечестно.

Он приготовился умереть в бою.

Худой человек в черном с золотой маской саранчи, скрывающей лицо, вошел в круг солдат.

– Этот? – Он показал на Тама.

– Да, лорд Ву.

Ву присел перед Тамом:

– Приветствую тебя, повелитель. – Он использовал слово, означавшее повелитель повелителей, О Шин, которому позднее предстояло стать титулом. – Мой принц.

Тран, Лан и Там молча смотрели на него. Что за безумие?

– Кто остальные? – спросил Ву, вставая.

– Ребенок той женщины, господин. Они считают друг друга братьями. Второго зовут Тран. Это лесной житель, ее любовник. Последние четыре года он защищал мальчика как только мог. Добрый и преданный человек.

– Окажите ему надлежащие почести. Пусть встанет рядом с О Шином.

Снова Повелитель Повелителей – столь внезапно и ошеломляюще. Однако Тран оставался настороже.

– Ты меня знаешь? – спросил его Ву.

– Нет.

– Я Ву, тервола. Властитель Ляонтуна и Яньлинь-Го, а теперь и Ханьчиня. Мой легион – Семнадцатый. Совет послал меня, чтобы вернуть сына Принца-Дракона.

Тран молчал, не веря собственным ушам. Там переводил взгляд с одного на другого.

– Мальчик-калека – сын Ну Ли Си. Женщина похитила его в день рождения. Те, кто приходил до нас, были посланниками его отца.

Тран ничего не ответил, хотя и знал историю женщины. Не встречая сопротивления, Ву постепенно терял терпение.

– Разоружите его, – приказал он. – Берем его с собой.

В мгновение ока солдаты исполнили приказ, после чего забрали всех троих в цитадель Ву в Ляонтуне.

2Весна 1010 г. от О. И. ИНасмешник

Многое порой начинается незаметно. Для Насмешника все началось в тот день, когда исполнилась его мечта. Но еще до конца недели она превратилась в кошмар.

Он получил приглашение в замок Криф. Он, Насмешник. Смуглый коротышка-толстяк, который жил с семьей в крайней нищете в трущобах Воргреберга и которому немало приходилось трудиться, чтобы добыть несколько грошей, балансируя на грани закона. Приглашение повергло его в такую радость, что в конце концов он наступил на горло собственной гордости и позволил своему другу-маршалу одолжить ему денег.

Он прибыл к воротам дворца с улыбкой до пухлых ушей, с приглашением в одной руке и обнимая другой жену.

– Уверен, у друга Медведя совсем мозги размягчились, – говорил он Непанте. – Приглашать худшего из худших, а именно меня! И не только его, но еще и с женой! Хей! Быть может, ему одиноко там наверху. Мирные времена пожирают его мужественность, подобно раку. И он зовет друга прежних лет, надеясь, что тот поднимет его дух.

Получив приглашение, он не переставал болтать на подобные темы, но случались моменты, когда его угнетали мрачные, самоубийственные мысли. Маршал всего Кавелина приглашал кого-то вроде него на празднование Дня Победы? Издевательство. Наверняка это какая-то жестокая шутка…

– Хватит болтать и подпрыгивать, – буркнула жена. – Хочешь, чтобы подумали, будто ты какой-то пьяный скандалист?

– О желание моего сердца, о глаза лани. Это правда, истинная правда. Я – это он. У меня есть раны, что могут доказать справедливость моих слов. Шрамы. Посчитай их…

Она рассмеялась и подумала: «Я так обниму Браги, что ребра ему переломаю».

Казалось, прошли века с тех пор, как они были счастливы, и век с той поры, когда она в последний раз так веселилась, что не могла сдержать смеха. Судьба не была к ним милосердна. Все, что бы ни пытался делать Насмешник, заканчивалось неудачей. Или – когда какая-либо затея случайно ему удавалась – он впадал в чрезмерный оптимизм, начинал играть, рассчитывая сорвать банк, и снова все терял. Однако любовь их всегда оставалась с ними, даже когда счастье, казалось, бесповоротно их покидало. Маленький треугольный мирок, вершины которого составляли они и их сын, оставался приближением к совершенству.

Время милостиво обошлось с Непантой. Хотя ей был уже сорок один год, она до сих пор выглядела так, будто ей недавно исполнилось тридцать. Жестокая нищета куда больше истощила ее душу, нежели тело.

С Насмешником все обстояло иначе. Большинство своих шрамов он получил от кулаков и ножей врагов. В душе, однако, он оставался прежним, как всегда убежденный в величии ожидавшей его судьбы.

На страже у ворот дворца стоял солдат новообразованной национальной армии, которую маршал создавал со времен победы под Баксендалем. Стражник оказался вежливым юношей вессонского происхождения, которого, однако, потребовалось убеждать, что по крайней мере один из них не станет незваным гостем.

– Где ваш экипаж? – спросил он. – Все приезжают в экипажах.

– Не все могут себе его позволить. Но мой муж – герой войны. – Когда требовалась доходчивость, за Насмешника говорила Непанта. – Что, приглашение недействительно?

– Действительно. Все в порядке. Он может пройти. Но кто ты?

Он смотрел на стоящую перед ним женщину – высокую, бледнокожую и холодную. Царственную.

В этот вечер Непанта вела себя как аристократка – каковой, собственно, и была, пока не полюбила безумца, ставшего ее мужем… Казалось, с тех времен прошли века.

– Я его жена. Я же сказала – это мой муж.

Солдат, страдавший свойственными кавелинцам расовыми предрассудками, не смог скрыть удивления.

– Нам показать свидетельство о браке? Или ты предпочитаешь, чтобы он сперва вошел сам, а потом попросил маршала провести меня?

Голос ее был полон острого как бритва сарказма. Она умела сделать слова самым смертоносным оружием.

Насмешник лишь стоял в стороне и улыбался, переминаясь с ноги на ногу.

У маршала действительно бывали весьма странные друзья. Солдат, однако, достаточно долго прослужил в гвардии и встречал людей куда более странных, чем эти двое. В конце концов он капитулировал – он был всего лишь солдатом, и ему платили не за то, чтобы думать. Если окажется, что они лишние на этом празднике, – найдется кто-нибудь другой, кто их вышвырнет. К тому же – но это мнение он оставил при себе – эти двое были куда симпатичнее многих приехавших в экипажах, которых он недавно пропустил. Некоторым он охотно перерезал бы глотку. Те двое из Хаммад-аль-Накира… Они были послами народа, который с радостью поглотил бы его небольшую родину.

У дверей цитадели проблем оказалось больше, но маршал предполагал, что они могут возникнуть. Появился его адъютант и позаботился о том, чтобы Насмешника и Непанту пропустили. Все это слегка раздражало, но Непанта придержала язык. В свое время, хотя и недолго, она была властительницей королевства, в котором Кавелин считался бы самое большее скромной провинцией. Насмешник даже ничего не заметил.

– Взгляни, голубка моя. Мы внутри королевского дворца. И меня туда пригласили. Меня. В былые времена мне, правда, доводилось бывать в нескольких дворцах, однако обычно меня волокли туда в цепях или я ломился… вламывался… как там называется незаконное проникновение с целью грабежа?.. Да если меня даже и приглашали, то через черный ход, чтобы обсудить деяния трусливые и подлые, которых желали мои работодатели. Но чтобы меня приглашали как почетного гостя? Никогда.

Адъютант маршала Гьердрум Эанредсон рассмеялся и похлопал толстяка по спине:

– А ты не меняешься, да? Прошло уже шесть или семь лет. Немного поседел, брюшко чуть отросло, но в душе ты не изменился ни на йоту.

Он взглянул на Непанту. В глазах его она заметила мимолетное восхищение.

– Зато ты изменился, Гьердрум, – сказала она, и мелодичный ее голос не оставил сомнений в том, что она угадала его мысли. – Что стало с тем восемнадцатилетним мальчишкой?

Взгляд Гьердрума упал на Насмешника, который шел, задумчиво созерцая окружающие его богатства, затем вернулся к глубокому вырезу ее платья, а потом к глазам. Невольно облизав губы, он покраснел.

– Думаю, он вырос… – пробормотал Гьердрум.

Она не смогла удержаться от искушения немного его поддразнить, может быть, даже пофлиртовать с ним. Пока он вел их в большой зал, она задавала провокационные вопросы: женат ли он и кто из придворных дам его любовницы? Прежде чем они дошли до места, она успела вывести его из равновесия.