– Валяешься? – вкрадчиво возопил Карлуша прямо у меня над ухом.
Гад. И так голова болит, а после его воплей, казалось, близка к взрыву. Я попыталась спрятаться от через чур деятельного духа под одеялом. Не помогло. Он и там достал.
– Там семнадцать голодных акул во главе с Вероникой пёрышки чистят, – готовятся к покорению нашего графа, а она из кровати никак не выползет! – продолжал он негодовать.
– И что?
– Как это что? – от возмущения Карлуша завис над кроватью и даже не обратил внимания на распахнувшийся плащик. – Этих куриц надо разогнать по их курятникам!
– Ты уж определись: или курицы или акулы, – пробурчала я, с сожалением констатируя необходимость подъёма.
– Какая разница! Главное – чтоб никто из них Тамиру не понравилась!
Он патетически воздел костлявые руки к потолку, потряс ими и вновь кровожадно уставился на меня.
– Вставай! Будем придавать тебе товарный вид.
Нет, ну это уж слишком. Глухое раздражение начало тихо порыкивать внутри. Оно бы и громко рычало, но мешала головная боль.
– Слушай, а ты не мог бы зайти попозже со своими идеями? – сквозь зубы процедила я.
– Это ещё почему? – удивился Карлуша, сверкая своими достоинствами. Всеми тремя.
– Материться сейчас не могу: разговаривать тяжко.
– Ещё чего! – Он упёр руки в боки и принялся менторским тоном воспитывать такую нехорошую меня, одновременно вышагивая по комнате как цапель. – Леди Леонсия не для того отказалась от перерождения, чтобы позволить своим потомкам становиться личами. И так стольких не смогла спасти. Но это потому, что не было подходящей кандидатуры! – спохватился дух. – Некромант, душу которого не опалила любовь к женщине, становится личем. Это всем известно! – Для значимости он поднял костлявый указательный палец, и обнаружил, что стоит перед зеркалом. Судорожно запахнул плащ, пару раз прокашлялся и продолжил: –А как тут браки заключаются? – зырк на меня. – Пра-а-авильно: по соглашению. Династические браки. Какая уж тут любовь? Местных девиц-аристократок с пупенка воспитывают – главное предназначение женщины состоит в рождении наследника, за что папашки этих наследников должны обеспечить их мамашкам безбедную жизнь. И у кого цацек в шкатулке больше, та и круче.
– Господи, какой бред! Они что, с цацками спят, а не с мужем? А как же чувства?
– Для этого есть любовники, – Карлуша пожал плечами, приободрился и озорно подмигнул: – Знаешь, сколько я таких мамашек перещупал? Рассказать?
– Только щупал? – я скорчила кислую мину.
– Ну-у-у, и не только. В постели я – огонь!
– Да? С таким фитильком? И соломку сухую не поджечь, не то, что женщину, – я мстительно оскалилась.
А что? У меня его стараниями вся утренняя идиллия порушилась, так и я порушу его самомнение. Тоже мне, герой-любовник. Сорок килограмм с ботинками, а всё туда же: куда кот в марте. Думала, дух обидится и оставит меня в покое. А он наоборот обрадовался:
– Вот!
Я с удивлением наблюдала на кульбиты, которые Карлуша выделывал, скача по спальне, словно молодой козёл по весне по пастбищу. И, кстати, сравнение прямо в яблочко.
– Ему такая малохольная и нужна! Он придурок, и ты придурочная! Как со свечкой друг друга искали!
Вместо него обиделась я. Почему это я придурочная? Я, между прочим, с отличием первый курс окончила. Набрав воздуху в грудь и перехватив одеяло поудобнее, я собралась разразиться гневными потоками словесной диареи с примесью дворового фольклора, но, узрев бабу Таню в дверях, приткнулась. Ага. Достаточно трудовой повинности на грядках. А за «грамотную» речь могла грозить и повинность в библиотеке. Нет уж. Хватит. Я и так еле живая приползаю.
– Дарина, (о, меня назвали моим «паспортным» именем!) у тебя десять минут на утренние процедуры, затем тридцать минут йоги, завтрак и будем собираться. Господин граф выделил тебе украшения, а платье должны доставить с минуты на минуту.
Карлуша успел спрятаться за креслом, теперь сидел там тихо, не подавая признаков жизни. Почему он не ушёл, я поняла чуть позже, когда бабуля царственно выплыла из спальни, перед этим оставив на столике резную шкатулку с украшениями.
– Ух ты! – высказался дух, исследовав графское подношение. – Не поскупился! Смотри, Дашка, какая красота! Это ж целое состояние!
Я мазнула равнодушным взглядом на великолепие, что надменно сверкало из-под открытой крышки, и пошла в ванную, даже не заметив, как в зеркале отобразилась Леонсия, и как Карлуша с ней многозначительно переглянулся.
Через час я была потеряна для общества и, вообще, мира. Я кайфовала… Светка часто, закатывая глаза, пересказывала мне страницы фэнтезийных книг, где героиню собирают на бал горничные, и как те мучились в ванной и под умелыми руками массажисток. С уверенностью могу сказать – брешут. Ей-богу! Как можно мучиться, когда ты лежишь в тёплой водичке, а кто-то моет твоё тело и волосы? Да я чуть не заснула! Хотя, может, тем героиням попадались криворукие мастера. Или они сами были привередами. Мне же достались самые настоящие феи, а выпендриваться я с детства не привыкла. И не потому, что я такая покладистая, просто все мои потуги в этом направлении пресекались на корню. Не каждый может выдержать изощрённые наказания бабы Тани за своеволие. Баба Нюся, конечно, действовала проще. По её словам – «Треба буть ближче до природы, бо людына – тварина стадна». Поэтому, венцом моих взбрыкиваний всегда была прополка и рыхление капусты или свёклы. Это, я вам скажу, сущий ад. Представьте себе: лето, жара, рядки длинной метров в пятьдесят, а ты в сарафане и тюбетейке с тяпкой наперевес… Жуть! У меня после одной такой вылазки с непривычки вся кожа на плечах обгорела. Потом неделю ошмётьями слезала. А баба Нюся похохатывала:
– Це у тебя, Дашка, гены просыпаются. Мамка твоя в роки змеи народилася, ось з тебе гадючья шкура и злазиет.
А двоюродный брат Сашка добавлял в унисон:
– Та не-е-е, баушк, цэ вона линяе, як Жучка. Стара шерсть, то бишь, кожа, слазие, а нова нарастае. Яка вона у тебе? Нежна и бела?
Ржали тогда надо мной всем семейством. Но, надо отдать должное, затем и сметаной мазали также дружно, и кто-нибудь обязательно заставлял надевать хлопковую рубаху с длинными рукавами, когда в очередной раз бабуля отправляла меня на «искупление грехов» за своё «негожое» поведение. Несколько таких «разов» – и охота показывать характер на публику превратилась в рудимент, отпавший за ненадобностью. Братья и сёстры, конечно, ещё долго подкалывали и устраивали розыгрыши, но я умнела с каждым днём, поэтому мстила с коварным изяществом – не подкопаешься. А вообще, в деревне у бабули было весело. Несмотря на шутливую возню между собой, мы всегда становились единым целым в противостоянии с молодёжью соседнего хутора. Да и оно, это противостояние, было скорее, как дань старинным традициям. А так – жили все дружно, помогали друг другу, как говорится, и в труде и в быту. Э-э-х, что-то я расчувствовалась… Даже глаза повлажнели.
Короче, через четыре часа меня натокмачили обедом, состоящим из запеченной куриной грудки и горстки салата, заколеровали это всё чашкой кофе с какой-то травкой, и затолкали в привезённое платье вместе с моими возмущениями по поводу скудности обеда. Ну как так? Одна маленькая грудка и ложечка салата?
– Леди, наедаться перед балом нельзя, – выговаривала мне старшая из мастериц, одновременно затягивая корсет. – Как Вы в таком платье пи́сать будете? Придётся терпеть почти до полуночи!
Блин! Это что же, и в туалет нормально не сходить?! Хотя… судя по количеству нижних юбок, пока их все задерёшь, то и опи́саться можно. Пришлось с оптимистическим вздохом признать правоту девушек. А что? Не смогу сходить на балу в туалет – хоть поприсутствую на выставке невест. Оптимизм – наше всё!
Естественно, мои бабули явились, когда я уже блистала в зеркале во всём великолепии нежно сиреневой пены шёлка и органзы. В волосах сияла диадема с крупными розовыми бриллиантами, к коже на шее прилипло ожерелье с такими же камнями, а запястье обвивал массивный браслет с бриллиантовой россыпью мелких камней. Красавишна.
Баба Таня в строгом синем платье была похожа на снежную королеву, только иномирную, там, где снег голубой, а не белый, как привычный нам. Я даже поёжилась – так от неё веяло властностью. Зато баба Нюся вкатилась в комнату жизнерадостным облачком. Им тоже граф выделил из своей сокровищницы по комплекту украшений, чтобы гостьи соответствовали статусу хозяина. И мы пошли…
Ну что сказать о самом бале? На танцах в деревне и то интереснее было, какое-никакое движение. А тут – скукота смертная. Поначалу…
Сначала граф с бабой Таней встречали гостей. По этикету хозяин должен приветствовать всех прибывших, даже тех, кто уже гостевал в замке – их тоже представлял церемониймейстер со всеми титулами и регалиями. Нам с бабулями достались титулы «госпожа такая-то, гостья Его Сиятельства графа Логенберга». Возникший было при нашем появлении интерес гостей, – тех, которые только сегодня прибыли, – заметно угас. Конечно, куда нам до местной аристократии. А так как мы с бабулями были объявлены сразу после виконтов Штог, то пришлось стоять довольно долго, пока все гости не пройдут в зал. Я тихо порадовалась, что туфли на удобном низком каблучке, иначе не выстояла бы: по правилам этикета незамужние девицы обязаны торчать сурикатами до самого первого танца. Потом можно и присесть. Каждый вновь прибывший гость и гостья были облапаны жадными до украшений и нарядов взглядами уже представленных дам и их дочерей на предмет превосходства. Мне лично всё это было до подвальной лампады – абсолютно не интересно.
Затем, после приглашения на первый танец, все чинно выстроились ручейком и принялись выписывать кренделя полонеза. Тамиру виконтесса живенько подсунула куколку-дочурку, а меня пригласил щеголеватый дядька с гусарскими усами. Вёл он себя прилично, ничего лишнего не позволял. Да и попробовал бы он что-то вякнуть под пристальным наблюдением бабы Таня. Баба Нюся вышагивала рука об руку с бароном, и от