– Ладно, – Дарк хлопнул себя по коленкам. – Пошли, навестим «пострадавших» и подумаем. Надеюсь, у тебя остался тот коньячок, который мы пили на… – тут он торопливо глянул в мою сторону и повертел кистью руки. – Ну, ты понял?
Логенберг устало поднялся с дивана, не отрывая глаз от призрачного экрана.
– Понял, понял. Пошли уж, Величество.
– Пошли, Сиятельство, – подмигнул король … мне. А воительнице бросил: – Охранять! – и ткнул в меня пальцем.
А потом они сразу ушли.
Экран исчез. Воительница тоже. Я осталась одна с тысячей вопросов. Кто эта девица в латах? Куда она исчезла? Зачем меня охранять? И, вообще, как мне теперь мыться? В сорочке, что ли?
Решила не искушать судьбу, поэтому вытащила из шкафа самую простую сорочку, облачилась в неё и полезла в ванную. Мда. Неудобно. Мылась и злилась. Потом психанула, стянула сорочку, усиленно затыкая при этом внутренний голос, который что-то вопил о моей, якобы, стыдливости. Точнее, что я её или потеряла где-то в кущерях на графских грядках, или её у меня отродясь не было.
Выползла из ванны отмытая до скрипа и довольная до нельзя. Растёрлась пушистым банным полотенцем, накинула халат и направилась в гостиную. Пашка должен был принести чего-нибудь перекусить. Организм настойчиво требовал пополнения калорий после вечернего шоу. А мне ещё утром тарантутов кормить энергией, то есть песни голосить. Интересно, а Дарк примет участие? Обещал ведь…
А в гостиной ждал сюрприз. Он, – сюрприз, – сидел на диване и разгневанно-обеспокоенно пыхтел. Бабули, дружно сложив руки на груди, так же с дружной суровостью промолвили:
– Доброй ночи, внуча!
– Эм… Доброй ночи. А вы чего не спите?
– Да как тут уснёшь? –баба Таня с пафосом заломила руки в ночных перчатках. Ага. Она всегда мажет руки всякими полезными, по её мнению, маслами и одевает хлопчатобумажные перчатки. – Весь замок на ушах стоит. Девицы срочно пакуют чемоданы. Бедные наши горничные с ног валятся. Игоран на мои вопросы только глаза закатывает. Объяснишь?
Под подозрительно спокойным взглядом бабули стало холодно. Я передёрнулась. И что рассказать? Помощь неожиданно пришла от бабы Нюси. Она, хохотнув и сложив руки на животе, поучительно изрекла:
– Треба иметь своих людей серед обслуги. Мий Василёк всэ развидав и доложив обстановку: невесты у соплях, мамуси ихние у слезах, папуси мало не лопаются вид злости. А скажи-ка мне, унуча, як вони такими причесонами обзавелися?
– Какими? – встрепенулась баба Таня.
– А ниякими! – веселилась баба Нюся. – Немае у их причёсков, потому, как немае волосьев!
На второй раунд разборок у меня просто не осталось сил. Положение спас Пашка. Он, стуча костяными пятками, прошёл в гостиную с целым подносом еды и принялся сервировать стол. К которому я тут же пристроилась. Только сейчас поняла, как сильно проголодалась, словно неделю не ела.
Баба Таня, скептически оглядела принесённое изобилие, хмыкнула и попробовала воззвать к моей девичьей заботе о фигуре:
– Дарина, уже ночь!
– И? – отозвалась я, примериваясь к жареной перепёлке.
– Дарина! – зашипела она с угрозой. – Достаточно стакана молока! На ночь есть вредно в принципе! – в голосе бабули прозвучало укоризненное напоминание о режиме питания.
А я хочу есть! Нет, не так. Хочу ЖРАТЬ! Если сейчас не кину чего-нибудь в желудок, то желудок кинет в меня своей кислотой. Поэтому:
– Нет у меня такого принципа! – возвестила я и с наслаждением вонзила зубы в аппетитную хрустящую корочку. Боже, какой кайф!
– Кушай, унуча, кушай, – это баба Нюся решила вступиться за оголодавшего ребёнка. – Як казала моя свекруха, – мудра була женщина, хоч и стерва, огоньку ей на том свете нехай черти пиддадут, – ешь, поки рот свеж! А як завяне, так никто в него не загляне!
Баба Таня нахмурилась:
– То-то я помню на вашей семейной фотографии свекровь еле поместилась!
– Ну-у-у, це коли було? Коли у ней рот полон зубов був. А потом, як стал схож на делянку писля рабочей смены лесорубов, так вона за швабру могла сховатися.
– При чём тут лесорубы?
– Ну як? Писля них вид деревьев одни пеньки остаютися, точности, як в роте у моей свекрухи с небольшим уточнением – там два пенька осталось: один снизу, другой сверху. Так шо жевати нечем, а на кашке особливо не попитаешься. Так шо кушай унуча, а мы пойшли. Подывылися на тебе – жива, здорова, раз аппетит такой, – и слава богу. Пойшли, Коляновна, спати. Завтра утром вставати рано – картоплю треба пидгорнути.
Нет, что ни говорите, а бабули у меня классные. Убеждаюсь в этом всё больше и больше. И с утолённым голодом спать тоже классно, так что проспала я без задних ног до самого утра.
Пробуждение было приятным. Ну, а как иначе, если просыпаешься в своей постели, ничего не болит, не чешется и выспалась? Сладко потянувшись, я распахнула глаза и улыбнулась: хорошо-то как! Только… Блин. Трудовую повинность никто не отменял. А значит – ждёт меня дорога ближняя на грядки графские. Баба Нюся уже, наверное, включила свой движок внутреннего культиватора и пашет. И мне пора.
Утренние сборы прошли быстро, по-студенчески. Литропус встретил весёлым шелестом, а тарантуты – дружным голодным завыванием. Проходя по аллейке парка, я видела, как к центральному входу подъезжают кареты и слуги грузят сундуки. Горе-невесты в плащах с накинутыми капюшонами торопливо грузились следом. Стоит ли говорить, что настроение у меня поднялось? Поэтому я с удовольствием исполнила «Куда уехал цирк» и «Калинку». На последнем куплете «Калинки» мы с пауками даже сплясали в народном стиле. А потом… Потом я вооружилась тяпкой и принялась воевать с сорняками. Где-то через час, на подмогу пришла баба Нюся. Работа пошла веселее. Ещё бы! В две тяпки, да под бабулины частушки! Даже тарантуты присоединились. Они своими когтистыми лапами очень даже качественно рыхлили почву.
Сообщение Игорана о том, что «гостью срочно изволит видеть Его Сиятельство», застало меня в самом конце грядок. Мы как раз заканчивали окучивать литропус. Правда, не знаю, для чего. Но бабуля после очередной инспекции авторитетно заявила:
– Треба чуток припушить. Больно он на картоплю схож.
Хотела загнать туда своих скелетиков, да тарантуты не пустили.
– Хозяка, – возмущённо встопорщила усы Мурка, – ты что? Они же тёмнои магиеи наполнены! Все посадки уничтожат! Всё до последнего кустика!
Вот и пришлось мне под чутким руководством бабули орудовать тяпкой. Оставалось ещё с десяток кустиков, и я застыла перед дилеммой: бежать сейчас или всё-таки закончить работу?
– Иди уже, – смилостивилась бабушка. – Тильки переодягайся. А я тут сама справлюся.
Под недовольное сопение тарантутов я покинула наши экспериментальные грядки.
И вот теперь шла быстрым шагом по коридору и изнывала от любопытства: для чего же граф призвал мою персону перед свои светлые, вернее, тёмные очи? Несмотря на то, что в замке довольно прибавилось прислуги – и живых и скелетов, – в крыле, где находился кабинет хозяина, было тихо и безлюдно. Даже ни одна горничная не махала пипидастром. Они вообще старались не появляться здесь – боялись. На уборку всегда приходили большой стайкой, и заканчивали её за считанные минуты.
Я уже занесла руку, чтобы постучать, но тут в ухо зашипели:
– Погодь! Там так интересно разговаривают!
Рядом проявился Карлуша. Он заговорщицки подмигнул и поманил пальцем.
– Тут лучше слышно!
И вручил мне стакан. Самый обыкновенный. Стеклянный, гранёный. И показал, как надо им пользоваться. Теперь мы вдвоём, как два заправских шпиона, приставили стаканы к двери и прильнули к ним ушами. Разговор, действительно, был интересный. В кабинете Дарк уговаривал графа выбрать, наконец, себе невесту.
– Тамир, чего ты никак не решишься? – вопрошал лорд. – Поверь, женщины не так уж и страшны. Они такие же, как мы, только мягонькие, тёпленькие и с сиськами.
Тут мы с Карлушей обменялись взглядами: я – возмущённым, он – плутовско-игривым.
– Я не боюсь, – фыркнул в ответ граф. – Мне вообще всё равно, лишь бы не мешала и не путалась под ногами.
– Ну, так выбирай быстрее! Времени уже не остаётся совсем. Через месяц в Ливадии начнётся сезон песчаных бурь. Тогда придётся через Румию и Игорию возвращаться, а мне с тамошними правителями встречаться не очень хочется.
– Легко сказать! – тут послышалось красноречивое бульканье жидкости, затем звон бокалов.
– Гады, – прошипел Карлуша. – Токвайский коньяк глушат!
Я не пробовала токвайский коньяк, поэтому возмущения духа не разделяла, более того, этот материальный призрак откровенно мешал своими комментариями.
– Тише ты, ничего не слышно за твоими воплями, – шикнула в ответ, не отрывая ухо от стакана.
Карлуша отозвался недовольным сопением. А за дверью продолжалась увлекательная – для меня, – беседа.
– Они все сегодня разъехались по домам, слава бездне!
– Ну и дурак! У тебя под носом был целый цветник невест. Чистые, нежные, невинные бутончики!
Послышался сдавленный кашель. Видимо, граф поперхнулся коньяком. Или у него дыхание спёрло в груди от витиеватого определения, что было дано девицам.
– Скорее, рассадник нечистой силы, – прокашлявшись, прохрипел Тамир. Буль-бульк. – Ты то чего не женишься? Около тебя всегда осиный рой девиц.
–Я должен выбрать лучшую, – голос Дарка стал звучать более приглушённо. Наверное, отошёл дальше. – Как можно жениться на лучшей сейчас? А вдруг, где-то меня ждёт встреча с самой лучшей? Не-е-ет, дружище, я – дегустатор. Отменный.
– Кобель ты обыкновенный, – устало отозвался граф.
Дарк раскатисто рассмеялся, а я задумалась: в смысле, он не женится? А зачем же он в эту Ливадию едет? Помнится, что за королевской невестой. Что-то тут не так…
Голос графа тем временем продолжил глухо звучать сквозь полотно двери и донышко стакана:
– Слушай, а из замужа выйти можно?
Пауза. Мы с Карлушей одинаково недоумённо переглянулись. Это он как себе представляет то, что сейчас ляпнул? И не только мы недоумевали. У короля тоже подобные непонятки возникли, потому, как он озабоченно проговорил: