В стремлении стать идеальными родителями мы часто перебарщиваем с защитой и контролем. У Дональда Вудса Винникотта есть идея о «достаточно хорошей матери», которую он противопоставляет матери идеальной. Это можно отнести не только к матери, но и к отцу, тогда «достаточно хороший родитель» — это тот, кто:
• не кудахчет над своими «птенцами», но и не выталкивает их из гнезда, пока они не научились летать;
• заботится о детях, поддерживает, обеспечивает их безопасность и в то же время дает им возможность набираться опыта, рисковать, совершать ошибки;
• не ограничивает свободу детей ради собственного спокойствия, а становится их гидом, проводником на пути от полной зависимости от нас, взрослых, к самостоятельности.
Абсолютной безопасности добиться невозможно, ее не могут гарантировать никакие охранные системы, никакие меры предосторожности. А вот отсутствие чувства безопасности — это уже психологический дискомфорт, благодатная почва для появления серьезных психологических проблем.
Поэтому говоря, что безопасность — это важная потребность ребенка, я имею в виду не столько внешнюю, физическую охрану (непроницаемые заборы и постоянное присутствие взрослого), сколько внутреннее ощущение безопасности — а это спокойствие, уверенность, открытость, которые и определяют наше доверие к миру.
Доверие — к людям, к миру, к себе — базовая установка личности, фундамент нашего жизнелюбия, созидательности, конструктивности. Только так мы можем проявить себя в полной мере, реализовать свой потенциал, свои способности, получать и отдавать.
Пока ребенок учится самостоятельности, мы тоже учимся — доверять ребенку, причем не только на словах, но и на деле. Если мы уверены, что у нас с ребенком полный контакт, но ничего ему не разрешаем и никуда не отпускаем одного, мы обманываем и его, и себя.
Мы не можем уберечь детей от всех неприятностей. Они должны сами оценивать степень риска и справляться с трудностями. Альфред Адлер, создатель системы индивидуальной психологии, сказал однажды, что величайшее счастье для ребенка — препятствия на пути, которые он должен преодолевать. Именно в преодолении дети взрослеют, получают знания и опыт, у них появляется шанс проверить свои силы, что-то понять о жизни.
В вопросах безопасности, на мой взгляд, стоит придерживаться принципа минимализма. Для своих клиентов я сформулировала ясное правило: если кажется, что для охраны надо сделать вот столько, сделай чуть меньше — не ошибешься, особенно когда дело касается детей. Здесь лучше «недо−», чем «пере−». Чем меньше ребенок будет полагаться на защиту извне, тем лучше. Ребенок взрослеет, и то, что сегодня кажется необходимым, через неделю или месяц становится ненужным, чрезмерным. Образно говоря, ему пора самостоятельно управляться с ножом и вилкой, а мы все еще кормим его с ложечки.
Я согласна с «борцами за детскую независимость»: те чудесные моменты свободы, которых так много было в нашем детстве, позволили нам получить необходимые жизненные навыки, обеспечивающие реальную, а не мнимую безопасность. Так стоит ли лишать свободы наших детей?
Глава 5Золотое гетто
В прошедшие два десятилетия в России появился целый класс «особых» детей: их не встретишь на улице, в общественном транспорте или на детской площадке. Они живут в закрытых жилых комплексах, перемещаются на дорогих автомобилях, взрослеют в узком кругу избранных. Их имена мелькают в светской хронике, а в последнее время и в криминальных сводках — они все чаще становятся героями громких скандалов.
Напомню историю, получившую широкую огласку. Девушка из богатой семьи выходит из ночного клуба, где много выпила, и садится за руль дорогой иномарки — решила погонять по ночному городу. Когда наряд ДПС пытается остановить ее за опасное вождение, она сбивает полицейского. Что происходит дальше?
Девушка закрывается в автомобиле, отказывается выходить, ее не интересует, жив ли пострадавший. Она отправляет сообщение бойфренду: «Зая, я убила мента, прости, что делать?» Молодой человек отвечает: «Закати истерику, ничего не подписывай». Девушку отвозят в отделение полиции. Она переживает только из-за своей разбитой машины, требует, чтобы ей вернули телефон и отпустили домой.
Ситуация типичная — ко мне все чаще обращаются родители по поводу таких происшествий. И каждый раз меня поражает их позиция: они беспокоятся прежде всего о том, как бы побыстрее уладить дело и оградить «ребенка» от неприятностей. Можно услышать: «Девочку (мальчика) лишили водительских прав, и, пока все окончательно не успокоится, ей придется ездить с водителем, а ведь она так любит порулить». Родителей не тревожит ни поведение детей, ни их инфантильность, эгоизм, черствость. Дети в свою очередь не испытывают ни угрызений совести, ни чувства вины и абсолютно уверены в том, что им все сойдет с рук.
После каждого такого ДТП в средствах массовой информации поднимается волна возмущения — и безответственностью «неприкасаемых» (именно так озаглавил свои видео в Instagram молодой человек, гонявший на машине по пешеходным улицам Москвы), и реакцией родителей, и попустительством властей, ведь виновникам аварий, как правило, удается уйти от наказания. Волна поднимается и стихает — до следующего происшествия.
На Западе проблемами богатых детей занимаются давно и всерьез. В 70-х годах прошлого века даже появился термин «золотое гетто». Так стали называть «беспроблемные зоны», где компактно проживают состоятельные семьи. Ученые пришли к неожиданному выводу: у детей из «золотого гетто» те же психологические проблемы, что и у обитателей беднейших кварталов — пассивность, скука, апатия, нежелание работать, бóльшая, чем у «социальных середняков», предрасположенность к зависимостям. Что же происходит в периметре «золотого гетто» и почему это так отражается на детях?
Детки в клетке
Родители, добившиеся финансового благополучия и высокого социального статуса, создают для своих детей «рукотворный рай», где все на высшем уровне, все предусмотрено, стабильно и предсказуемо. Разве что погода подведет — и тогда обитатели рая перемещаются из Москвы и Петербурга в Монако и Куршевель, где их ждут тот же сервис, те же развлечения, ритм жизни, люди того же круга. У нас, взрослых, даже не возникает мысли, что в этом комфортном «пятизвездочном» мире много того, что деструктивно влияет на эмоциональное и интеллектуальное развитие ребенка, на его отношение к жизни, к людям.
Социальная изоляция
Еще лет 15–20 назад бедные и богатые в России жили в одних районах, вместе работали, поддерживали родственные и дружеские отношения. Сегодня все изменилось: не осталось ни мест, где они могли бы встретиться (разве что автострады и социальные сети), ни общих интересов, ни совместных дел. Зачем богатому полагаться на друзей, обращаться за помощью к близким, если любую услугу можно купить? Не с кем оставить ребенка — приглашаем няню, депрессия — идем к психотерапевту, в аптеку съездит водитель, «соль и спички» закажем по интернету. Мы живем, учимся, делаем покупки, лечимся, развлекаемся, отдыхаем каждый в своей «галактике».
Социальное расслоение растет, богатые отгораживаются от общества и физически — покупая жилье в «специальных» местах, и психологически — очерчивая свой круг, стараясь держаться людей с тем же социальным статусом, достатком и во многом схожими ценностями. Как отбирается ровня? Обычно по двум критериям — это богатство и статус. Логика простая: те, чье благосостояние и социальное положение не дотягивают до определенного уровня, не обладают необходимыми достоинствами и добродетелями.
Стремление к изоляции подогревается недоверием к окружающим. Человеку состоятельному порой трудно понять истинные мотивы чужих поступков, он склонен во всем видеть меркантильный интерес, боится нарваться на «золотоискателей» и постоянно мучает себя вопросом «Любят меня или мои деньги?».
Из таких комплексов, сомнений и амбиций по кирпичику выстраивается своего рода «невидимая стена», отделяющая «золотое гетто» от остального мира. Но если для взрослых социальная изоляция — это их сознательный выбор, то ребенок — заложник ситуации.
Дети из обычных семей гуляют во дворе, ходят с родителями за покупками, а став постарше, сами добираются в школу, выполняют родительские поручения и таким образом набираются опыта и впечатлений. Сначала это мозаика из случайных фактов, наблюдений, услышанных историй. Но из нее постепенно складывается ясное и вполне достоверное представление о реальной жизни.
«Золотой» ребенок не знает, что такое рынок, химчистка, аптека. Куда бы он ни отправился — в школу, в гости, в театр, в музей, его перевозят на автомобиле — от двери до двери. Незапланированные контакты, неожиданные встречи или случайные события просто исключены. Общение ограничено кругом родственников и друзей родителей, таких же успешных и состоятельных.
Дети быстро перенимают принятую в этой среде оценку окружающих по формальным, внешним признакам: сколько стоит твой автомобиль, какие на тебе часы, где ты учишься, какую должность занимает твой папа, чем владеет твоя семья. Если это дорого и «на должном уровне», значит, ты умный и приятный в общении человек, если «не добираешь» — тебя отсекают как недостойного.
Деньги становятся мерой всех вещей, а успех в его денежном выражении — самым верным знаком и правоты, и ума, и даже, как сказал бы Макс Вебер, богоизбранности. Эта «мифология денег» позволяет успешным людям не только испытывать чувство превосходства над теми, кто не сумел разбогатеть, но и приписывать «неудачникам» негативные качества — глупость, трусость, нерасторопность, лень. Проще говоря, «если ты такой умный, то почему такой бедный?». Отсюда и плохо скрываемое презрение к слабым, аутсайдерам, «лузерам», и своего рода «социальный нарциссизм». Все это в той или иной форме транслируется детям, и мир для ребенка делится на две части: одна — это избранные, к которым принадлежит и его семья, а вторая — так называемые нищеброды, плебс.
Если папы, как правило, включены в широкий социальный контекст, то мамы в большинстве своем не выходят за пределы привычного круга общения и не выпускают из него детей. А ведь именно мамы занимаются воспитанием. Буквально с пеленок они строго изучают «контингент» — сначала детских садов, потом школ, всех потенциальных друзей и одноклассников просеивают, как сквозь сито: что за семья, кто родители, где живут, чтобы исключить нежелательные контакты.
Родители хотят, чтобы друзья детей тоже были «под стать», и дети нередко лишены права выбирать себе друзей. Родители все за них решают, требуют знакомить с приятелями, редко куда-нибудь отпускают одних. Ровесников они видят в основном на отдыхе и по праздникам, когда приходят гости с детьми или все отправляются в ресторан, где малышей развлекают в специально организованном пространстве.
Когда родители вдруг замечают, что ребенок ни с кем не дружит, прячется за компьютер или сиднем сидит в загородном доме, они пытаются что-нибудь предпринять — ведут его к психологу или на тренинг. Есть спрос — будут и предложения, в том числе сомнительные. На рынке, например, появилась услуга «купи друга». «Друзьями» богатых детей становятся умные, воспитанные, аккуратные мальчики и девочки из приличных, но, увы, бедных семей, нуждающихся в деньгах. Будущих «друзей» заранее знакомят с особенностями «клиента», рассказывают о его характере, интересах, проблемах, а потом «внедряют» в семью. Подружившись, дети вместе ездят в путешествия и на экскурсии, иногда «друг» даже помогает в учебе или работает над тем, чтобы избавить «клиента» от какой-нибудь вредной привычки. При этом ребенку, конечно, не говорят о том, что «друга» ему купили. Сент-Экзюпери писал в «Маленьком принце»: «У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей». Однако времена меняются.
Казалось бы, о какой изоляции может идти речь, если дети из богатых семей много путешествуют? Однажды я возвращалась из Парижа, и моими соседями в салоне самолета были совладелица юридической фирмы и ее десятилетняя дочка. Они провели в Париже всего три дня: свободного времени у мамы было катастрофически мало, а ей хотелось отдохнуть и забыть о делах. Мы разговорились, я сказала, что работаю над книгой о бедных детях богатых родителей. Моей попутчице эта тема была близка, ведь у нее росла дочь. Она согласилась с тем, как важно прививать детям правильные представления о мире и людях, расширять их кругозор, используя любую возможность.
А потом мы заговорили о парижских впечатлениях. Оказалось, что все три дня они провели в магазинах и мишленовских ресторанах, где мама со своими парижскими приятельницами бурно обсуждала покупки, наряды из последних коллекций, цены, светские мероприятия. А как же Лувр? А Центр Помпиду? А прогулки по городу — не по парадным авеню, не по Елисейским Полям, а по старым улочкам, где можно посидеть в недорогих кафе и пообщаться с настоящими парижанами — ведь девочка учила французский с четырех лет? Нет, этого в программе не было. На мой вопрос «Как тебе понравилось в Париже?» девочка безразлично ответила: «Да как везде». Для нее это действительно было «как везде и как всегда» — что в Париже, что в Милане, что в Нью-Йорке. Список мест, где она успела побывать, поражает своим разнообразием, а мир, который она при этом видела, — однообразием. Меняются названия, а по сути ничего нового: все те же лимузины, магазины, рестораны, те же мамины подруги, те же разговоры.
Действительно интересные, образованные родители, у которых есть возможность рассказать и показать, «раздвинуть рамки», «расширить горизонты» для своих детей, фактически предлагают им один и тот же глянцевый вариант с небольшими поправками на место и время. Получается, как в старом рекламном слогане: «При всем богатстве выбора другой альтернативы нет». Вместо пестрой, разнородной, подчас противоречивой картины жизни дети видят ее маленький, выхолощенный, отформатированный и тщательно подретушированный фрагмент. А остальная часть «полотна» от них скрыта: все, что происходит за границами «гетто», для них как неосвоенный космос, им неизвестны действующие там правила и непонятны живущие там люди.
Можно возразить: почему мы говорим об однородности среды, когда вокруг ребенка вьется целый рой «других» взрослых — это учителя, тренеры, инструкторы, няни, гувернантки, водители, охранники, горничные. Вот же они, люди из «обычного» мира, с разным образованием, профессиональным и жизненным опытом. Но все эти взрослые занимают по отношению к ребенку особую позицию — они работают на его родителей, а значит, зависят и от них, и от него.
Зависимое взрослое окружение
Чем богаче семья, тем больше в доме прислуги: ребенка поднимут утром, накормят завтраком, оденут, обуют, причешут, доставят на занятия, позаботятся о его безопасности. При этом система взаимоотношений с домашним персоналом, как правило, не отлажена.
Большинство богатых россиян — первое поколение, нанимающее работников в дом. Особенно трудно приходится женщинам, у которых нет опыта управления людьми. Представления о взаимоотношениях с горничными, поварами и садовниками нередко формируются под влиянием телесериалов о властных хозяевах и послушной, благодарной «челяди». Новоиспеченных хозяек богатых домов зачастую бросает в крайности. Они либо слишком приближают к себе нянь и домработниц, делая их подругами и чуть ли не членами семьи, либо, наоборот, унижают и оскорбляют.
Детей, как правило, не учат, как держать себя со взрослыми, которые их обслуживают, не объясняют, что их окружают самостоятельные, достойные уважения люди, у которых есть собственные семьи, свои интересы, своя жизнь. Поэтому прислуга воспринимается детьми как «приложение»: повар — к кухне, водитель — к машине, домработница — к пылесосу.
Часто родители просто не замечают неподобающего поведения детей, а если и замечают, то закрывают на это глаза. Некоторые даже искренне восхищаются тем, как ловко ребенок ставит на место няню или водителя, как умело дает понять учителям и тренерам, кто здесь «заказывает музыку».
Помню, как жена банкира рассказывала о своем сыне: «Представляете, ему всего четыре года, а он подзывает няню, показывает ей пальчиком на пол, где разлил молоко, и говорит: „Ну-ка вытри! Вот здесь еще осталось! И быстро поменяй чашку“. Он такой развитый, сразу чувствует, кто слабее. А я так не могу, — вздыхала мама, — у меня слишком мягкий характер». Она в восторге от того, что малыш командует, требует, настаивает на своем: «Начальник растет, прямо президент компании!» Ей такое поведение кажется проявлением силы, лидерских качеств.
Почувствовав поддержку и одобрение родителей, дети входят во вкус — начинают давать оценки, разговаривать со взрослыми в повелительном тоне и решать, насколько хороши, к примеру, гувернантка и повар и стоит ли их поменять. Иногда они все-таки получают замечания за грубость и высокомерие по отношению к домашнему персоналу, но обычно их за это не наказывают. И правильные, справедливые, но мимоходом брошенные родителями слова остаются всего лишь словами.
Я была свидетелем такого случая. На престижном горнолыжном курорте шестилетний мальчик катался с женщиной-инструктором. Она остановила его на склоне и стала объяснять, что он неправильно выполняет стойку, а потому надо вернуться на «зеленую» трассу и повторить упражнение. Мальчик разозлился и ударил ее по лицу. Это случайно увидел его отец. Он подъехал, прикрикнул на сына — «Ты что вытворяешь?», а потом процитировал Высоцкого: «Бить человека по лицу я с детства не могу». В ответ ребенок выпалил: «Она идиотка! Дает мне дурацкие задания!» Отец еще раз погрозил пальцем и уехал догонять приятелей, оставив сына разбираться с инструктором. Позже, за общим столом, где нас было человек десять, отец рассказал об этом инциденте. Я была возмущена и высказалась довольно резко: «Если бы это был мой ребенок, он бы в этом году больше на лыжах не катался». Присутствующие — а это были солидные деловые люди — замолчали и уткнулись в свои тарелки. Наконец кто-то заметил: «Да, сегодня трудно найти для ребенка хорошего инструктора». Все облегченно вздохнули и стали живо обсуждать именно эту тему. На следующий день провинившийся мальчик появился на склоне — как будто ничего не произошло. Ребенок не был наказан за то, что ударил взрослую женщину, и даже не понял, что поступил плохо.
Когда взаимоотношения с наемным персоналом пущены на самотек, когда старшие не задают норм и правил, дети начинают устанавливать свои порядки — откуда им знать, что так нельзя? В результате все переворачивается с ног на голову: дети получают власть над взрослыми, а взрослые попадают от них в зависимость.
Многие «золотые» дети ведут себя с зависимыми взрослыми примерно так же, как мальчик из популярного французского фильма «Игрушка»: избалованный сын богатого папы считает, что может делать со взрослым мужчиной, героем Пьера Ришара, все что угодно.
Приведу пример. Из одной респектабельной семьи неожиданно уволился водитель. Казалось бы, отличные условия: новая дорогая машина, зарплата в полтора-два раза выше рыночной, а обязанностей кот наплакал — возить девочку-подростка в школу, иногда по магазинам или в гости. Что же произошло? Мужчина 45 лет долго мирился с тем, что 12-летняя девчонка называет его просто Петей и на «ты», постоянно повышает голос. Но ее очередная выходка стала последней каплей, переполнившей чашу терпения. Он привез девочку в торговый центр и ждал в машине. Через некоторое время раздался звонок: «Подойди, забери пакеты». Он поднялся в кафе, где она сидела с подружками, хотел забрать покупки, но она жестом указала ему «Ждать!», и примерно час ему пришлось стоять в стороне, «ожидая приказаний». Девочки наболтались, нахохотались и стали расходиться. Его «хозяйка», не говоря ни слова, показала пальцем на пакеты и направилась к машине. Открыв багажник, чтобы уложить покупки, водитель тут же услышал окрик: «Ты что, козел, не можешь открыть мне дверь?!» На вопрос «Почему ты со мной так разговариваешь?» девочка без тени смущения ответила: «А мама считает, что с вами по-другому нельзя. Вы, дебилы, только крик понимаете». Дочь действительно много раз слышала, как мама жаловалась своим подругам то на «безмозглого» охранника, то на неуклюжую няню. Неудивительно, что родители встали на сторону своего ребенка — они не поняли претензии водителя и поведение девочки не осудили.
Дети копируют наше поведение — недаром говорят, «не воспитывайте детей, они все равно будут похожи на вас». Если мама или папа твердят, что кричать на горничную неприлично, а сами тем не менее повышают голос, ребенок понимает, что и ему можно.
Ребенок, наделенный властью над зависимыми взрослыми, становится практически домашним тираном. Так случилось с сыном успешного бизнесмена. Отец работает и живет в Москве, в загородный дом к семье приезжает в лучшем случае на выходные. Мама не работает — занимается ребенком. В огромном доме живут еще ее мать, сестра с мужем и целая бригада обслуживающего персонала. Все вместе они обеспечивают ребенку соответствующие условия.
Папа так говорил мне о своем сыне: «Это мой самый главный инвестиционный проект». Поэтому у ребенка лучшие учителя, тренеры. В доме несколько специально оборудованных для него комнат — спальня, кабинет, игровая. Мама регулярно докладывает папе, чего сын добился, что интересного сказал, как занимался.
Когда у сына чуть приболело горло, папа уволил няню — ребенок рассказал, как они гуляли и он промочил ноги. Учительница английского отчитала мальчика за несделанное домашнее задание — он тут же пожаловался отцу, и следующий урок вела уже новая учительница. Мальчик может себе позволить всем приказывать, и никто ему не возражает. Неприкосновенностью не обладает даже мама. Однажды папа узнал от сына, что она его шлепнула, и в результате мама лишилась традиционной весенней поездки в Монако, а потом еще полгода должна была «налаживать отношения с сыном».
В этой семье ни отец, ни мать никогда не позволяли себе грубости в отношении персонала. В доме тихо, спокойно, все вежливы, всех называют по имени-отчеству, всем говорят «вы». Но при этом нет той атмосферы, какая бывает в доме с ребенком, мамой и кучей родственников. Нет ни смеха, ни криков, ни слез, ни беготни, ни разбросанных игрушек — все стерильно, убрано, ухоженно. В воздухе витает страх и напряжение. Все как будто ходят по струнке. Свободно и раскованно чувствует себя только мальчик: он ловко и умело организует пространство вокруг себя, потому что знает — одна его фраза «а я папе расскажу» делает домочадцев шелковыми и все его «хотения» исполняются.
Что обо всем этом думают родители? Маме не до размышлений — не потерять бы то, что имеет. А папа считает, что все в порядке, все под контролем. Он построил систему, которой легко управлять. Все как в офисе: порядок, чистота, четкость. Да и мальчик хороший, честный, говорит как есть, не врет, прекрасно учится. Мама не избалована — в отличие от других богатых жен. И папа уверен, что его «самый главный инвестиционный проект», в который он так вкладывается, в конечном счете принесет реальную прибыль — сын сможет эффективно управлять его корпорацией.
«Ну как? — гордо спросил меня папа. — Что вырастет из моего наследника?» Действительно, что вырастет?
Надо признать, что мальчик интеллектуально развит, но он не привык ценить людей, налаживать с ними контакт. Если кто-то из взрослых не выполнит его желание, он немедленно будет заменен на другого. Алгоритм действий один и тот же: если что-то не так — звонок папе, и люди исчезают. Нет человека — нет проблемы. Ребенок не учится иметь дело с чужим мнением, с людьми, которые могут думать иначе, чем он, у которых есть свои интересы, с которыми надо считаться. А между тем этот навык формируется именно в детском возрасте.
И повзрослев, он будет действовать так же. Если сейчас мальчик удаляет из своего окружения неугодных учителей и нянь, то в будущем будет с легкостью избавляться от сотрудников, друзей, жен и даже детей (ребенок не соответствует ожиданиям — «сошлем» его куда-нибудь подальше, в Англию или Америку). А если он выйдет из-под влияния отца — возможно, попав в зависимость от кого-то другого, и не обязательно финансовую, — то «списанными за несоответствие» могут оказаться и родители.
Домашний персонал тоже не остается в долгу и вносит свой вклад в создание нездоровой атмосферы.
Сегодняшние няни, гувернантки, водители в прошлом были учителями, инженерами, военными, медсестрами. Им трудно перестроиться, чтобы чувствовать себя комфортно в новой роли. Но если к своим работодателям они относятся как минимум с уважением — в конце концов, люди трудились, крутились, добивались и заработали то, что они имеют, — то богатые избалованные дети мало у кого вызывают симпатию.
Попробуем взглянуть на ситуацию с точки зрения наемного работника: маленький барчук, получивший все блага жизни просто по факту рождения, заставляет меня, взрослого человека, ему прислуживать. При этом его нельзя одернуть, сделать замечание, когда он ведет себя вызывающе. С ним приходится быть вежливым, услужливым, мягким, терпеливым, сдержанным, что бы он ни вытворял. Зависимый человек не может ответить на грубость, раздражение накапливается, трансформируется в скрытую, подавленную агрессию, которая все равно будет вымещаться на ребенке — только не явно, открыто, а завуалированно, тонко, изощренно, и никакая камера видеонаблюдения этого не зафиксирует.
Так, ласковая и заботливая в присутствии родителей няня, оставаясь наедине с ребенком, демонстрирует явное пренебрежение: не смотрит в его сторону, холодно и односложно отвечает на вопросы, общается сухо, формально. Ребенок чувствует, что его отвергают, но не понимает почему. Или водитель специально сворачивает не в тот переулок, чтобы простоять в пробке два-три часа — он как будто получает удовольствие от того, что маленький пассажир все это время хнычет.
Негативная среда, которая формируется вокруг детей, порой страшнее, чем открытая агрессия. Бывает, ребенок постоянно болеет. Его возят на курорты, лечат, как прописали лучшие врачи — ванны, массажи, витамины, ультрафиолет, а он чахнет на глазах. Почему? А просто няня, с которой он живет в одной комнате, и люди, которые его обслуживают, на самом деле его ненавидят. Сколько ни скрывай истинные чувства, они витают в воздухе, и ребенок их волей-неволей впитывает.
Мне не раз доводилось беседовать с людьми, работающими в богатых домах. То, что они рассказывают, интересно и поучительно. Женщина, нянчившая детей известного банкира, долго жаловалась на своих прежних работодателей: вечно всем недовольны, хамили, грубили, повышали голос, штрафовали за малейшую провинность. Их сын с ней тоже не очень-то церемонился.
— А как вы находили общий язык с ребенком? — спросила я.
— Да очень просто. Я ему все разрешала, ничего не заставляла делать, не наказывала, даже когда он кидал в меня игрушками и называл нехорошими словами. Одним словом, все-все позволяла и только обнимала и целовала в ответ.
— Но это же не воспитание!
— Я и хотела, чтоб, когда он подрастет, никто не мог бы с ним справиться, чтоб он задал потом жару своим родителям — пусть знают, как на меня срываться. Конечно, если новые работодатели будут приличными, воспитанными людьми, — спохватилась она, — и я буду вести себя по-другому.
Когда взрослого человека унижают, срабатывает механизм психологической защиты. Чтобы не потерять лицо, он пытается свое положение как-то оправдать и действует по принципу «отольются кошке мышкины слезки».
А родители восхищаются: «У нас золотая няня! Малыш такой сложный, а она с ним прекрасно ладит!» Няня уверена, если родители и ребенок ею довольны, она будет работать дальше и не надо искать новое место.
«То, что для других может закончиться штрафом, позором или даже тюрьмой, им легко прощается. И они вырастают в убеждении, что с ними ничего не может случиться. Если мы вовремя „не погасим“ ощущение вседозволенности и безнаказанности, не обозначим границы, это приведет к трагедии.»
Привилегии и вседозволенность
В богатых семьях дети с рождения получают все самое лучшее — товары, услуги, отношение, возможности. Назовем это коротко — привилегиями.
Сначала это элитный роддом, детская, оборудованная по последней моде, дипломированные няни, личный доктор, потом гувернантка, тренер, частная школа, автомобиль с водителем, а иногда и с охранником, лучшие рестораны, возможность летать частным самолетом или на худой конец в бизнес-классе, престижные туры, дорогие курорты. Это места в ложе или в первых рядах партера на спектаклях и концертах. Никаких, не дай бог, очередей, никакого «как у всех».
Дети воспринимают такую жизнь как данность, они рождаются и вырастают в этой «VIP-зоне» и вполне закономерно начинают думать, что имеют право на все эти блага. И родители считают это естественным, ведь они сами так живут. Правда, они все это заработали своим трудом.
Родители видят свою задачу в том, чтобы организовать детям безоблачное детство — зачем им неприятные эмоции, негативные впечатления, зачем видеть бедность, горе, грязь? Никто не говорит ребенку: «Тебе повезло, а кому-то не повезло, значит, ему надо помочь…» Напротив, получается «это все мое, я это заслужил, а другие пусть живут как хотят». Учеба в элитных школах за рубежом тоже способствует формированию прослойки «инопланетян», не знающих, как на самом деле живут их соотечественники. И понимание того, что богатство — это еще и огромная ответственность, так и не входит в их жизнь.
В этой среде бытует мнение, что каждый человек сам несет ответственность за свою судьбу и, соответственно, сам виноват в своих бедах. Как результат — отказ от поддержки слабых и нуждающихся. И даже если родители занимаются благотворительностью, в семье это чаще всего не обсуждается и дети об этом редко слышат. Их не учат сочувствовать, сострадать, помогать старикам, инвалидам, несчастным по велению сердца, а не для пиара.
Интересное исследование под названием «Дьявол носит Prada, или Эффекты воздействия предметов роскоши на мышление и принятие решений» провели специалисты Гарвардской бизнес-школы. Участников эксперимента разделили на две группы: одним предложили полюбоваться предметами роскоши, а других попросили какое-то время смотреть на обычные, недорогие, но функциональные предметы. Затем респонденты должны были заполнить опросник: согласно сценарию, каждый представлял себя главой фирмы, которому необходимо принять решение о производстве прибыльного продукта — автомобиля, компьютерной программы или видеоигры. По условиям они знали, что продукт потенциально опасен: автомобиль загрязняет окружающую среду, программное обеспечение содержит вирусы, а видеоигра воспитывает в подростках жестокость. И оказалось, что те, кто «погряз в роскоши», были готовы принять выгодное решение в ущерб общественным интересам. У них сбился «моральный компас», они больше думали о себе, чем о других. И не потому, что хотели причинить кому-то вред, а просто из корысти и эгоизма.
Подобную нечувствительность к «чужим проблемам» я наблюдала во Франции после ужасного теракта в Ницце: сотни тысяч людей пришли почтить память погибших, а на одной из вилл на Кап-Ферра начался роскошный фейерверк. Оказалось, это наши соотечественники отмечали день рождения ребенка. Праздник был запланирован заранее, и они решили его не отменять — «Ведь жизнь-то продолжается!».
Еще одна привилегия богатых людей — это возможность отступать от общепринятых правил. В реальной жизни человек, переступающий какие-то границы, тут же получает адекватный ответ. Если ребенок ударил или оскорбил кого-то — ровесника, а тем более взрослого, то совершенно точно последует реакция — ответный удар или наказание. А в искусственном мире «золотого гетто» этого не происходит: границы допустимого здесь настолько размыты и подвижны, что дети живут в атмосфере вседозволенности, как в безвоздушном пространстве. Никаких ограничений, запретов — «нам можно то, чего нельзя остальным».
Ребенок ломает игрушку за игрушкой — не проблема, купим новые, забирается мокрыми ботинками на диван в кафе — заплатим больше чаевых, заходит без разрешения в кабинет врача, влезает в разговор взрослых — клиника платная, потерпят. Подумаешь, нагрубил учительнице, избил одноклассника. Другой в такой ситуации получил бы сполна, но то другой, а то я! Ребенок раз за разом убеждается в том, что принадлежность к «избранным» автоматически освобождает его от ответственности.
Характерный пример. В школе мальчика уличили в краже карманных денег. Когда директор сказала, что в наказание он будет на время отстранен от занятий, его отец напомнил, что он известный юрист и знает, что делать, если его сыну «будут портить жизнь».
Когда дети совершают серьезные проступки, родители прежде всего помогают им выпутаться. То, что для других может закончиться наказанием, штрафом, позором или даже тюрьмой, им легко прощается. В конце концов все может уладить дорогой, влиятельный адвокат. И они вырастают в убеждении, что с ними ничего не может случиться, что бы они ни натворили. Но если «работа над ошибками» не проведена, если нет ни расплаты, ни наказания, значит, можно ошибаться дальше. И тогда новые ошибки могут привести к более тяжелым последствиям.