Честно говоря, я понятия не имел, где находится та секретная база, на которой я провожу уже третью неделю. После того как вояки поняли, что в моём присутствии нейросеть сражается лучше, чем без меня и уяснили для себя сей факт (мне столько раз пришлось рассказывать про «импритинг», что уже буквально язык отваливался), было решено меня немного подготовить. Этой подготовкой я и занимался здесь – на самой секретной базе то ли спрятанной под льдами в Антарктиде, то ли затерянной в бескрайних сибирских лесах, то ли упрятанной глубоко под уральскими горами, а может быть расположенной где-то ещё, где никто и не догадается её искать.
Опытные, но становящиеся совершенно немыми если речь заходила о чём-то постороннем, инструкторы научили меня пользоваться самым современным оружием и самой современной бронёй. Эти штуки, выпущенные по спецзаказу, в количестве всего пары десятков экземпляров представляли собой самое лучшее, что только могла дать на сегодняшний день Земля. Игрушки на целую голову превосходящие по характеристикам массовые образцы брони и вооружения. Управление было интуитивно понятно, и я довольно быстро освоился с ними.
Кроме того, в меня активно вдалбливали основы тактики и вообще всего того, что должен знать настоящий старшей лейтенант космической пехоты. Не знаю зачем это делали учитывая, что напрямую управлять киберами я не буду. Моя задача только лишь находиться рядом, чтобы нейросеть знала, что я рядом и могла выдать свой максимум в скорости и качестве управления.
Ещё раз повторюсь: не знаю кто там составлял мою учебную программу, но я активно впитывал знания понимая, что чем быстрее изучу всё требуемое, тем быстрее меня отправят на фронт. Как ни крути, но там я буду ближе к своей семье и, может быть, смогу на что-то повлиять. По крайней мере там возможностей для влияния у меня будет больше, чем в тишине начальственных кабинетов здесь, на большой земле
Сегодня я уже отзанимался на полигоне побегав два часа в тяжёлой броне. Экзоскелет, конечно, дело хорошее, но общая масса брони никуда не девалась и при резких движениях или поворотах очень даже чувствовалась. В общем вспотел я - хоть тряпку выжимай. Зато потом принял душ и умял полноценный обед в столовой, а кормят здесь очень даже хорошо.
Расслабленный и слегка осоловевший я вошёл в комнату для послеобеденных теоретических занятий, где меня уже ждал тот самый тип в плохо сидящей на нём форме.
-Добрый день, профессор -поздоровался я.
Он удивился: -Почему профессор?
-Ну, настоящее своё имя вы мне не скажите, а обращаться к вам как-то надо, пусть будет профессор. Или, если хотите, могу назвать вас по званию, капитаном, -привычно объяснил я.
-Хм, пусть тогда будет профессор, -согласился он.
Комнатка, где мы находились весьма уютна. Отсутствие окон компенсируется двумя шкафами с настоящими бумажными книгами – в основном старой классикой. Между шкафами на стене висит большая картина в золочённой рамке – корабль, попавший в шторм, и отчаянно борющаяся со стихией команда. Я не особенно разбираюсь в живописи, особенно в земной живописи, поэтому не могу сказать является ли картина настоящей или всего лишь репродукция, а может быть и вовсе нарисованный нейросетью сюжет, после распечатанный на большом промышленном принтере вместе с холстом, рамой и держателем с помощью которого картина крепится на стену.
Ещё на заре появления нейросетей понятие искусства несколько размылось. Хотите, чтобы у вас на стене висело нечто оригинальное, чего нет ни у кого другого – легко! Более того: вы сами задаёте тему и можете корректировать детали, добавить персонажей или изменить их положение на картине и так далее. Художники и не только они, многие, так называемые, люди искусства оказались не у дел. Их творчество имело спрос только у очень узкой группы эстетствующих снобов, утверждающих будто, видят разницу между картиной, нарисованной настоящим человеком и созданной нейросетью. Но это была узкая ниша и она постоянно сокращалась. Профессиональное искусство переживало упадок и умереть полностью ему не дали только лишь правительственные субсидии. Умные головы в правительстве понимали, что не все хотят и могут быть инженерами и конструкторами или хотя бы техниками и ремонтниками, а чем-то занимать огромную массу людей всё же требуется – одними только компьютерными играми и легализацией оборота лёгких наркотиков здесь не обойдёшься. Потребность к творчеству, как ни крути, одна из базовых потребностей человека, пусть и не самая-самая базовая. В общем статья расходов «на искусство» прочно прописалась в расходном бюджете всех развитых стран.
И как разработчик нейросетей я полностью одобряю такое решение. Во-первых, огромная масса людей чем-то занята и даже не деградирует, а вроде как развивается, ежедневно генерируя гигабайты контента в фото, видео или текстовых форматах. Во-вторых, нейросеть не искусственный интеллект. Она создана чтобы выявлять скрытые закономерности в поступающих на вход данных. Она прекрасно умеет разбирать входные данные на смысловые единицы и сложить их в другом порядке следуя сколь угодно сложным правилам – так нейросеть пишет картины, создаёт фильмы, кропает книги и даже разговаривает с пользователем на естественном языке. Просто разложить входные данные на смысловые единицы и сложить их в ином порядке на выходе. Хотя это, на самом деле, совсем-совсем не просто. Но создавать по-настоящему новое нейросеть не умеет. Да что там, это и человеку даётся ой как не просто и далеко не каждому – создать что-то по-настоящему новое, а не повторить уже сто раз сказанное только немного другими словами.
В итоге все в плюсе. Государство платит. Народ креативит. Нейросетям доступно всё больше и больше разнообразного контента, на котором имеют возможность обучатся, чтобы казаться практически разумными, хотя это пока ещё и не так.
Видимо я задумался слишком надолго потому, что профессор счёл нужным уточнить: -Нравится картина?
-Пожалуй да, -признал я.
-Мне тоже, -признался он. -Яростный шторм. Отчаянные моряки. Всё это напоминает нам что нельзя сдаваться. Кто такой человек перед гневом стихии – букашка! Но эта букашка раз за разом одерживает всё новые победы.
Я заметил: -Не всегда. Иногда бывают и поражения.
-Конечно, бывают и поражения и их тоже не мало, -согласился профессор. -Но общий вектор устремлён всё же вперёд. Раз за разом, пусть не отдельный человек, но человечество в целом берёт всё новые барьеры, покоряет новые рубежи и обретает новые возможности.
-А вы оптимист профессор. Вы верите в человечество…
-Есть такой грех, -согласился мой собеседник. -Но давайте поговорим о вещах, так сказать, более конкретных.
Усилием воли я сосредоточился на разговоре: -О чём вы хотите мне рассказать?
-Не рассказать, поговорить.
-Хорошо, поговорить, -не стал спорить я.
-Как вы полагаете, с кем сегодня ведёт войну Земля? -спросил у меня профессор.
-С Луной?
-Неверный ответ.
-С чужими? -предположил я.
-Именно, -обрадовался профессор. -Кого-то может смутить тот факт, что ещё ни один представитель пришельцев не появлялся в прифронтовой зоне. По крайней мере мы не получили ни одного тела представителя чужого вида, что, конечно, очень и очень печально.
Он даже покачал головой показывая, как это печально, что бравым земным космодесантникам ещё не представился случай подстрелить какого-нибудь пришельца и доставить его тельце на землю, во славу науки и прогресса разумеется.
-Да, сами они не участвуют в боевых действиях напрямую. Но скажите мне: сколько бы продержалась Луна против Земли если бы не та или иная полученная от чужих помощь?
-Какое-то время бы продержалась, -заметил я.
-Уверяю: крайне недолго. Вспомните начало конфликта: весь космический флот, построенный человечеством, в результате мятежа, оказался в руках лунар. Все орбитальные объекты либо захвачены лунарами, либо уничтожены. Земля, большая земля – как говорят у вас на луне, лежит у ног лунар беспомощная и растерянная. Впечатляющая картина, не так ли? Все козыри в руках ваших соотечественников, решивших будто им, не хватает то ли независимости, то ли чёрт знает чего ещё.
Я поморщился. Профессор не был в это время на Луне и говорил слишком обобщённо. Корни лунного мятежа кроются гораздо глубже. Пусть я знаю сейчас к чему всё это привело, но сама идея, лежащая в основе идеологии лунной исключительности, идеологии «звёздности» взятой на флаг и максимально извращённой поганцем Нилом Полански – что вы мне не говорите, а в самой основе это была добрая и светлая идея. Единая луна без разделения на национальные государства. Проводить земные границы в космосе – разве не чушь? Вырывшийся к звёздам человек должен быть свободным, чтобы суметь полететь ещё дальше и дальше. Это светлая идея и даже зная во что её превратили, я всё равно, в какой-то мере, до сих пор разделял, может быть наивный, идеализм её изначальной, ещё не загаженной всеми прочими интерпретациями, версии.
Впрочем, после завершения этой войны, поднимать тему объединённой и свободной луны в приличном обществе будет также невозможным, как обсуждать евгенику после победы над Германией и вставшей на её сторону всей фашисткой Европой в великой отечественной войне. Так бывает, когда политики используют идеи в качестве инструментов и в итоге превращают их в чёрт знает что.
Профессор продолжал: -Все козыри на стороне Луны. Неудивительно, что у нового лунного правительства, захватившего власть в результате мятежа, образно говоря, сорвало крышу от открывшихся перспектив. Они видели себя на вершине мира. Отсюда проистекают все их дальнейшие действия. Это попытка подмять под себя шахтёрские кланы – единственную неподконтрольную Луне силу имеющую свою собственную космическую инфраструктуру. Попытка грубая и недальновидная. Медведь в посудной лавке и то ведёт себя гораздо тоньше и деликатней. Естественно, что шахтёрские кланы не стерпели такого обращения и послали новое лунное правительство куда подальше, а о