Глава 17. Ну здравствуй, сынок
Каждый человек всегда чей-нибудь ребенок.
Пьер Огюстен Бомарше
Моя бронекапсула на четыре пятых состоит из прочнейшей брони. Одна пятая приходится на упакованные в амортизирующий пластик, словно игрушки в магазине, штурмовых киберов, мою жилую комнату и меня самого в самом современном скафандре тоже крепко упакованного в амортизирующий пластик. Можно сказать, что я это самая главная игрушка в несуществующем магазине.
Удивительное дело, но процесс «cтарта» проходит относительно мягко. Раньше я говорил, что в бронекапсуле нет ни двигателей, ни запаса топлива. Это не совсем так. Двигатели есть, но они одноразовые, заменяемые после каждого полёта и заранее настроенные техниками на работу в режиме форсажа. Запас топлива тоже есть, пусть и крайне мал. И то и другое требуется чтобы как можно сильнее разогнать мою боронекапсулу на начальном этапе полёта.
Знаете, что более всего напоминает данная конструкция?
Пушечное ядро, на котором верхом летел старый пройдоха Мюнхгаузен. Только моё ядро, получается, с реактивной тягой и лечу я не верхом, а внутри его, укрытый многослойным слоем брони.
Всё правильно говорила девушка-пилот с прекрасным земным именем «Любовь», с которой я познакомился в баре – это огромная, увеличенная в тысячу раз пуля, а я человек из неё. Она сказала, что я широко известен в узких, так сказать, кругах. Что десантники, когда пьют, первую стопку поднимают за моё здоровье, и чтобы со мной ничего не случилось. Потому, что если со мной однажды что-то случится, то им придётся как раньше идти в бой первыми и своей грудью ловить выстрелы ещё неподавленных оборонительных систем и защищающих их лунар.
Не представляю, это насколько же нужно быть отмороженным, чтобы пойти в космический десант? Уж явно не так сильно, чтобы по доброй воле стать «человеком в пуле», которым выстреливают во вражеский орбитальный объект и дальше ждут что из всего этого получится.
Как уже говорил: «выстрел» проходит относительно мягко. Во всяком случае если сравнивать с моментом «попадания в цель».
Ещё на подлёте в дело вступают системы вражеской противокосмической обороны. Хорошо если это лазеры, сколько бы мощные они ни были. Их лучи вязнут в толстенной броне, не успевая ни прожечь её, ни сколько бы критично нагреть. Скорострельная артиллерия, как правило, тоже не представляет особой угрозы – потоки посылаемой ею снарядов слишком малы и не обладают достаточным импульсом, чтобы заставить мою бронекапсулу хоть на градус свернуть с проложенного пути. Истребители прикрытия, как правило, даже не успевают взлететь если только заранее не кружат вокруг целевого объекта, но, в этом случае, командование посылает вперёд уже наши истребители, чтобы они расчистили бы мне путь.
Минные заграждения бронекапсула сбивает словно тяжёлый шар лёгкие кегли. Единственное что представляет угрозу это торпеды. Их масса достаточно велика чтобы сбить меня с пути и бронекапсула, кувыркаясь, улетит мимо в пустой космос и так и будет лететь и кувыркаться. Это мой второй страх после того, что штурмовые киберы не сумеют взять верх над защитниками, что помощь вовремя не подоспеет, те же десантники не смогут пробиться ко мне, вытащить меня и отступить вместе со мной и что когда лунары начнут лазерными резаками вскрывать капсулу, система самоуничтожения решит, что шансов больше нет и взорвёт меня.
На самом деле лететь чёрт знает куда, без смысла, без цели и без чёткой уверенности, что тебя найдут и спасут – это как бы не хуже. Подумаешь взрыв – бах и всё! А тут летишь и летишь, и думаешь пора уже вручную активировать систему самоуничтожения или ещё немного подождать? Сложно сказать какая участь хуже и гроше. Не тот выбор, который я хотел бы когда-либо делать.
Однако и в этот раз всё проходит нормально. Пуля попадает в цель, проламывая внешний и два внутренних контура целевого орбитального объекта застревая где-то глубоко внутри него.
Я быстр! Я неудержим! Я – пуля, что всегда попадает в цель!
Удар был таким сильным, что у меня заныли все зубы несмотря на то, что я сам находится в скафандре, а скафандр плотно обжимал со всех сторон специальный ударогосящий материал. В течении нескольких секунд этот материал растворяется и я и мои кибер-малыши оказываемся на свободе. Я проверяю герметичность внутри, убеждаюсь, что она не нарушена и поднимаю забрало скафандра. Штурмовые киберы в этом время уже вступают в бой с защитниками. Мне же остаётся только сидеть и ждать. И ещё выдумывать себе разные гадости, на тему, что мои малыше проиграли и уничтожены все до одного, к бронекапсуле уже идёт бригада ремонтников оснащённая лазерным резаками и мне до самоподрыва остаются лишь несколько десятков минут.
Думал, что на второй, третий, четвёртый раз привыкну и перестану придумывать разные страхи. Но, к этому ожиданию, совмещённому с собственным бездельем, похоже совершенно невозможно привыкнуть.
А сегодня ко всему тому добавилось ещё волнение за сына. Адский коктейль.
Я не могу управлять нейросетью ведущей бой посредством сотен штурмовых киберов. Точнее могу, но только в качестве советника и просителя. Окончательные решения принимает она сама исходя из складывающейся обстановки. За исключением тех случаев, когда в действие вступают скрытые директивы, заложенные мною в неё. Но на то они и скрытые, что про них не знает генералы, не знает никто кроме меня. А в обычной ситуации я могу только что-то посоветовать нейросети и не факт, что она это выполнит. В конце концов её приоритет это победа, а не исполнение чьих-то там советов и желаний. Но главное, что нейросеть держит меня в курсе происходящего, постоянно обновляя данные на интерактивной карте. Так я, в реальном времени, могу видеть где и как проходят самые ожесточённые бои за контроль над орбитальным объектом.
Штаб, впрочем, тоже получает эти данные в реальном времени. Первое, что старается сделать нейросеть, это захватить и вывести из строя «глушилки», чтобы иметь возможность обмениваться радиосигналами и благодаря тому действовать ещё более эффективно. Заодно и отчёты в штаб становится можно отправлять.
Как и прошлые разы я сидел перед экраном в выведенной на него интерактивной картой и смотрел на него. Но в этот раз я ждал не победы красных точек, отображавших единицы штурмовых киберов над противником изображённым синим цветом. Я ждал другого сигнала. Думал уже не дождусь, как на экране ярко вспыхнула и за пульсировала, привлекая внимание, зелёная точка – нейросеть опознала в одном из вражеский бойцов моего сына Арктура.
Тотчас прекратилась трансляция отчётов в штаб. Допустим лунары откуда-то вытащили резервную глушилку и включили её на полную мощность. Так бывает. Во всяком случае могло бы быть.
Приоритеты нейросети резко изменились. Главный из них «добиться победы» опустился до второй строчки, а его место на вершине занял другой приоритет «сохранить жизнь вражескому бойцу, опознанному как сын создателя».
Я разблокировал выход из бронекапсулы и вручную открыл его, игнорируя многочисленные предупреждения от системы самоуничтожения. Она не сработает, пока я не попаду в безвыходную ситуацию. А я не собираюсь в неё попадать. У меня был план и назывался он «победителей не судят», ну или «судят не так строго». Дело оставалось за малым – победить так, чтобы ни у кого не возникло сомнений что это победа: полная и безоговорочная.
Я двигался по разрушенным коридорам орбитального объекта в полной темноте, но шёл спокойно, руководствуясь реконструированной картой, а там, где её не хватало, ориентировался по показаниям встроенного в скафандр радара. Я был словно летучая мышь, словно бэтмен, если вы ещё только помните кто такой этот мрачный парень с миленькими заострёнными ушками.
В пути меня сопровождали несколько киберов. После того как в действие вступил секретный протокол без названия, но если бы я, в своё время, не поленился бы придумать ему название, то он бы назывался как-то вроде «спасти Арктура и убить всех остальных». Так вот, после вступления в действие секретного протокола, нейросеть стала более лояльно относиться к моим просьбам и даже выделила мне сопровождение на случай, если на ранее очищенной территории могут скрываться недобитые силы врага.
Действовать нужно было быстро. Обеспокоенное командование могло отправить транспорт с десантом раньше запланированного и к этому моменту у меня уже должно быть всё готово.
Бои за станцию ещё продолжались. Пользуясь тем, что нейросеть отвлеклась на иную задачу, лунары смогли отступить и забаррикадироваться, полностью перегородив один из коридоров. Теперь соваться туда внутрь я бы не посоветовал и тяжёлому танку. Но откуда возьмётся тяжёлый танк на орбитальном объекте? Как его сюда доставить и что он здесь будет делать? Всякая ерунда лезет в голову.
Зажав двух бойцов на крохотном пятачке, штурмовые дроны поливали их огнём, не девая высунуться или поднять голову, но ракетницы и гранатомёты не применяли.
Воздуха в отсеке не имелось, поэтому я не мог крикнуть что-нибудь вроде «Ребята, сдавайтесь!», но отправил незашифрованный сигнал на общей частоте с тем же текстом. В ответ пришли маты и пожелание сей же миг убиться об стену. Наверное, это от Арктура. Он с самого детства был активным ребёнком.
Мне хотелось позвать сына по имени, но выдавать себя пока нельзя. Неизвестно какую глупость может выкинуть Арктур, если узнает во мне своего отца. Пусть лучше наша встреча произойдёт в более спокойной обстановке.
Предупреждаю этих героев: -Я ведь сейчас закину гранату-липучку прямо к вам.
Один из них было дёрнулся, но второй придержал его рукой и покачал головой. Вот ведь упрямцы!
Пришлось просить помощи у нейросети, и та с неохотой согласилась. С неохотой потому, что новый план подразумевает дополнительные потери. Но как ещё захватить в плен двух вооружённых оглоедов нацелившихся умереть, но не сдаться?
Киберы начали стягивать круг, подбираясь на дистанцию уверенного прыжка. Почуявший неладное противник дал несколько очередей и уничтожил одного кибера, а ещё одного сильно повредил. Я, довольно ловко, сам от себя не ожидал, швырнул к ним в укрытие муляж гранаты-липучки с выкрученной боевой частью. Может быть получится напугать их или, хотя бы, отвлечь.