Наши дети — страница 68 из 72

Пока я раздумываю над этим важным вопросом приходит Катя. Слышу, как она разувается, как легко бежит по коридору на секунду заглядывая в зал чтобы поздороваться со мной «привет, Пап!».

Говорю ей: -Здравствуй, солнышко.

Но она уже убежала!

Входит жена, начинает накрывать на стол.

Я спрашиваю у неё: -Послушай, любимая - не подскажешь что мы собираемся праздновать?

Оксана упирает руки в боки. Выбившаяся прядь волос падает ей на лицо, и она недовольно дёргает головой убирая её: -Неужели забыл?

Смущённо признаюсь: -Да вот, как-то забыл.

-Эх ты, старый пень, твой сын невестку собрался привести и с родителями, то есть с нами, познакомить!

-Не может быть! – радуюсь я.

-Так ты и правда забыл? -с подозрением смотрит жена. -Ты не болеешь?

-Нет, нет, -успокаиваю её. -Всё в порядке, уже всё вспомнил.

Она, в не до конца развеянных сомнениях, уходит. На кухне, надрываясь, пиликают сразу два таймера. Когда готовишь вручную отвлекаться нельзя.

-Привет, пап!

Я и не заметил, как в комнату вошёл Арктур.

Спрашиваю у него: -Как дела?

Сын говорит: -Всё просто отлично.

Жена вносит исходящую горячим паром супницу с нарисованной на ней парой «земля-луна», причём оба планетоида изображены в антропоморфном виде, но не как мать и дочь, а как две подруги, только земля постарше и посерьёзней, а луна более ветренная и весёлая, в руках у неё портфель с выпадающими из него игрушками в виде станций, спутников, кораблей и разных моделей луноходов. У Земли за спиной рюкзак откуда выглядывает кукла космонавта в скафандре старого образца. Этой супнице больше ста лет – она семейная реликвия. Кто-то из предков жены подарил другому её предку эту супницу вскоре после того, как они переехали жить в тогда ещё строящийся на луне город.

Входят младший сын – Иван и старшая дочь – Катя. Все красивые и нарядные. Аккуратно рассаживаются вокруг стола, но к еде не приступают, ждут.

Я спрашиваю у Арктура: -Где же твоя невестка? Когда она придёт?

Он отвечает: -Вот же она, папа, обернись.

Я оборачиваюсь и вижу Еву, целящуюся в меня из громоздкой, рассчитанной чтобы работать с ней в скафандре с активным экзоскелетом, винтовки.

Она стреляет. И моя голова разлетается на сотню тысяч мелких кусочков.

Просыпаюсь и сажусь в кровати тяжело дыша. Приснится же такое!

Мотаю тяжёлой, после сна, головой. Встаю, делаю два шага, умываюсь и сажусь обратно на кровать.

Какое-то время сижу и размышляю – есть что-нибудь между моим сыном и той девчонкой? Кто они друг другу: боевые товарищи, сослуживцы или нечто большее? А впрочем, впрочем – лишь бы он был счастлив.

Лишь бы он был живым.

Глава 18. Штрафбат

Лучшее средство привить детям любовь к отечеству состоит в том, чтобы эта любовь была у отцов.

Шарль Луи Монтескьё.

Следующие несколько недель оказались богаты на события: суд, приговор, награждение и мировая слава.

Ладно, пусть не мировая, но пары строчек в энциклопедии, которая когда-нибудь будет описывать данный период нашей истории я, смею надеяться, всё же удостоюсь – пусть в самом конце и мелким шрифтом, но всё равно! Всё равно! Однако давайте пойдём по порядку.

Как оказалось в камеру меня посадили не просто так. И вообще: я тут смеюсь и шучу, а положение моё хуже некуда. Следователь из особого отдела ознакомил меня со следующими предъявляемыми мне обвинениями: саботаж, злостное (то есть неоднократное или с особым цинизмом) нарушение должностных инструкций, измена присяге и ещё раз саботаж.

Я поинтересовался: -Это сколько будет в сумме? То есть если все обвинения подтвердятся?

-Не надо беспокоится о таких вещах, -успокоил меня особист: -По законам военного времени за измену, да за саботаж, если в крупных размерах, положена смертная казнь через расстрел. Но сколько бы там не накопилось – больше одного расстрела вам не дадут.

Умеет же он успокоить и морально поддержать!

-Стесняюсь спросить, а за злостное нарушение должностных инструкций сколько дают?

-Года три, максимум.

-Ещё по-божески!

-На нигерийских урановых рудниках, -закончил следователь. -Сами понимаете, война ресурсы тянет, из вынесенных в космос заводов сохранились в рабочем состоянии хорошо если десять процентов. Поэтому приходится всё добывать по старинке ручками.

-И когда будет суд?

-В конце недели.

-Так быстро?

-Военное время, -снова пожал плечами следователь. -Опять же мы не сидим – работаем.

-Хорошо работаете, -похвалил я. -Быстро.

Следователь собрал подписанные мною бумаги о том, что я извещён о предъявляемых мне обвинениях. А знаете кто значился в графе «обвинитель»? Не армия. И даже не Российская Федерация. Там значилось «человечество». Подумать только! Человечество против одного несчастного разработчика нейросетей немного совравшего здесь, немного обманувшего там, чтобы только суметь спасти своих детей. Но не думаю, что суд примет это соображение как вескую причину.

Пожалуй, только сейчас я наконец-то сознал в насколько серьёзную ситуацию попал.

Наш разговор со следователем проходил в понедельник, но снова он заявился ко мне в гости уже в среду.

-Вы же говорили, что суд будет в конце недели? -укорил я его. -Кстати, имелся в виду конец рабочей недели или календарной? То есть пятница или всё же воскресенье?

-Военная прокуратура работает без выходных, -гордо отчеканил он. -Поэтому суд состоится в воскресенье. Но я пришёл не по этому поводу.

-А по какому?

-Вот два приказа, -он выложил на стол распечатанные копии из тонкого, как бумага, но крайне прочного пластика. -Прошу ознакомиться и расписаться в ознакомительном листе.

Я спросил: -Меня обвиняют в чём-то новом? Клянусь, что признался во всём, в чём только можно было признаться. Всё остальное это уже не я, а кто-то другой.

-Не беспокойтесь, лишнего вам не припишут, -буркнул следователь, уязвлённый тем, что я позволил себе сомневаться в качестве работы всей военной прокуратуры и его собственной.

Я взял листы и начал читать.

Первый лист представлял собой приказ о награждении и повышении в воинском звании. Я сначала подумал, что лист попал сюда по ошибке и вопросительно посмотрел на следователя, но тот спокойно сидел, ожидая пока я закончу читать и, кажется, даже немножко скучал.

-Послушайте, - говорю я. -А почему здесь сказано «за заслуги перед человечеством?». У нас что, пока я сидел, национальные правительства уже упразднились, границы стёрлись и появилось единое мировое правительство управляющее всей планетой?

-Приказано использовать такие формулировки, -объяснил следователь. -В целях поднятия боевого духа.

-Понятно, -кивнул я, возвращаясь к документу. -Очень духоподъёмно.

И всё-таки мне было кое-что непонятно.

-Послушайте, -повторно обратился я к следователю. -Меня вроде как собираются судить, верно?

-Да-да, в это воскресенье, -подтвердил следователь.

Уточняю: -И обвиняющей стороной значится «человечество»?

-По статьям «саботаж» и «измена» это стандартная практика. Опять же, приказом президента, указано использовать такие формулировки, -разводит руками следователь. -В целях поднятия боевого духа.

-Чего духа? -спрашиваю я. -Обвиняемого?

-Наблюдателей. В Российской Федерации с сорокового года все судебные процессы открыты и транслируются через сеть, -уточняет следователь.

-Допустим. Так вот, меня обвиняет человечество. И теперь вот награждает тоже человечество за мои перед ним заслуги. Как такое может быть?

-Очень просто.

Интересуюсь: -И вам не кажется подобная ситуация немного ненормальной.

Следователь вздыхает и признаётся: -Если честно, то кажется. Вот вам присвоили новое воинское звание, а у меня во всех документах указано старое. Придётся переделывать.

-Ну извините, что добавил вам лишней работы, -ёрничаю я.

Следователь не замечает моего сарказма или же профессионально его игнорирует, отвечая: -Ничего страшного. Это не ваша вина.

Ладно, а второй лист? Там тоже оказался приказ о награждении. На этот раз за захват уникального образца вражеских технологий и успешную передачу его учёным. Вспоминаю парализованную «многоножку» и активного, словно электровеник, учёного обещавшего обязательно подать на награждение. Получается довезли «многоножку» до лаборатории. Может быть и чего интересного уже успели выяснить? А учёный не обманул – подал на награждение. Вот он, приказ, лежит передо мной и снова формулировки «за заслуги перед человечеством». Придумали тоже мне, для подъёма боевого духа. У меня наоборот, только чувство неловкости и вызывает. Где человечество и где я? В подобном масштабе мои заслуги надо искать под микроскопом.

-Опять, -спрашиваю, -документы переделывать?

-Хорошо ещё что оба документа о награждении почти одновременно пришли, -жалуется следователь. -Иначе только переписал бы, как снова переписывать бы пришлось. Двойная работа.

-Тяжёлая у вас служба, - соглашаюсь я с самым серьёзным лицом. -А если третьей документ придёт?

-Риск есть всегда, -отвечает мне следователь. Он собирает документы, включая подписанный мною лист ознакомления, и уходит.

Следующая наша встреча состоялась утром в субботу.

Вошедшего в мою камеру следователя я поприветствовал как родного и сочувственно спросил: -Снова какие-то документы?

-Не совсем, -он сел за стол напротив меня и попросил: -Сделаете мне чаю? Бегаю с самого утра, первый раз, можно сказать, присел.

Я сделал ему чай и пару бутербродов к нему и даже не стал плевать ни в кружку, ни на бутерброд. Конечно, я понимаю, что причина завтрашнего суда надо мной есть мои поступки, а следователь всего лишь государственный служащий, он просто винтик в накатывающейся на меня машине обвинения. Однако плевать я не стал не потому, что понимал всё это, а только лишь потому, что в моей одиночной камере не имелось отдельной комнаты, кухонная зона представляла собой просто небольшой столик рядом с раковиной, минихолодильник без морозильной камеры и лазерную печь для разогрева пищи. Кроме того, пока я делал чай и бутерброды, следователь вежливо смотрел в мою сторону и тайно плюнуть ему в чашку не имелось никакой возможности.