– Убавь яркость.
Просьба осталась без ответа, и он, немного привыкнув к свету, осторожно открыл глаза.
По стене в панике бегали люди – те, что с набрякшими веками и хоботками вместо носов. Камера стояла где-то на улице, между двумя рядами высоких домов весьма странной архитектуры. Здания были построены вроде бы из стекла, но совершенно непрозрачного; тонкие у основания, они расходились кверху перевернутыми конусами, так что Матвей не понимал, почему они не падают.
Впрочем, они все-таки падали… С зеленоватого неба валились какие-то мушки, при ближайшем рассмотрении оказывавшиеся крупными разлапистыми конструкциями, похожими на личинки насекомых. Сталкиваясь с землей, они раскидывали ядовитое зеленое пламя. Присмотревшись, Матвей понял, что небо на планете вовсе не зеленое, а голубое, однако мощные вспышки окрашивали его в неестественный травяной цвет. Народ – если «народом» позволительно назвать существ с лицевыми хоботами – метался по улице, перебегал от одной стороны к другой и десятками погибал под обрушивающимися зданиями. Существа что-то кричали, но даже если бы зрители понимали их речь, из-за постоянных разрывов разобрать реплики было бы невозможно.
Следующий кадр появился так неожиданно, что Матвей не сразу понял, куда подевались стеклянные дома. Вначале ему показалось, что вся улица разом взорвалась, превратившись в неровную груду осколков. Чуть позже он сообразил, что это не осколки, а уже другой город и, возможно, другая планета.
Низкие строения, тяготеющие к треугольным и ромбовидным формам, располагались широким полукругом – внутри, на пестром газоне, молча стояла какая-то толпа. Камера наплыла, выхватив крупный план, и Матвей убедился, что толпа состоит из УУ: носы у гуманоидов были нормальные, почти человеческие, однако глаза, неестественно округленные, выдавали уже знакомых пришельцев. Сверху над поселком нависал чудовищных размеров корабль – собственно, от корабля было видно лишь днище, да и то не полностью. Неожиданно в днище раскрылась овальная створка, и группу УУ на газоне окатило не то оранжевой жидкостью, не то каким-то газом. На мгновение экран затянуло рыжим маревом, а когда оно рассеялось, на площади между домами остались одни лишь трупы – несколько сот неподвижных тел, замерших в трагических и нелепых позах.
Первой реакцией Матвея было недоумение: гуманоиды будто бы добровольно собрались вместе, чтобы принять смерть, однако он тут же вспомнил, как носились по городу хоботастые – видимо, противники УУ – и как они погибали, несмотря на все свои усилия. Кажется, в поведении УУ тоже была какая-то логика – пусть странная и непостижимая. Возможно, их собрание перед лицом неминуемой смерти было частью некоего ритуала, возможно – всего лишь осознанием бесполезности сопротивления. В конце концов, и те, и другие были убиты.
Картинка на стене поменялась: Матвей вновь увидел наполовину разрушенный город с узкоглазыми хоботоносцами, но спустя минуту он опять смотрел на УУ. Что бы ни показывал экран – населенный пункт или природный ландшафт, – везде был огонь, и везде была гибель. Вначале Матвей чувствовал солидарность с врагами УУ – это у него получилось как-то инстинктивно, – однако через минуту он уже не испытывал ничего кроме горечи. Что бы ни послужило поводом для конфликта, война пожирала не тех, кто ее развязал, а в основном мирных граждан.
После получасового кошмара на планетах действие переместилось в открытый космос. Сражения проходили одновременно в двух планах: в реальном, с умопомрачительными громадинами боевых кораблей, и в плане условном, на котором объекты были обозначены цветными точками. Эта схема выделилась в отдельное окошко и словно бы отгородилась от происходящего белой рамкой. Здесь, на карте, всего лишь гасли точки, тогда как на основном поле экрана творилось нечто невероятное: многотысячные армады сблизились почти вплотную, и черное пространство космоса озарилось красно-зеленым рассветом. Количество работающих орудий нельзя было не только сосчитать, но даже и представить; их принцип действия и мощность были абсолютно непонятны, однако по тем потерям, что несли обе стороны, Матвей догадывался: здесь, в этом районе пустого пространства, решается очень многое, возможно – решается все.
Отдельные фрагменты и целые корабли, потерявшие мобильность, несло друг на друга, заворачивало в кошмарный металлический хоровод и сталкивало; объекты цеплялись рваными краями и сгорали, обжигая соседние суда – и свои, и чужие. Покореженные неуправляемые обломки, ставшие братскими могилами для тысяч и тысяч существ, медленно уносило прочь. Точек на угловой схеме оставалось все меньше. Армады превратились сначала в эскадры, потом во флотилии, а потом и вовсе усохли до нескольких кораблей.
Финала битвы экран не показал, лишь пролистал в режиме стробоскопа два или три десятка других план-схем, похожих и непохожих одновременно. Одному небу известно, сколько длилась чужая неведомая война и каких потерь она стоила обеим сторонам.
Покончив с космическими сражениями, стена неожиданно высветила довольно мирную картинку, на которой была изображена симпатичная, но бесплодная звезда в окружении пыли и мелких метеоритов. На равном удалении от светила возникло множество крестообразных меток, считать которые Матвей даже не стал – их было сорок пять. Все, кроме одной, постепенно превратились в голубые шарики, лишь верхняя, сорок пятая, так и осталась умозрительным крестиком. Крестик начал увеличиваться в размерах, как бы наплывая на зрителей, и в этот момент на экране вдруг появились три изможденных субъекта: два мужика и одна женщина, повторившие уже известный диалог:
– Ну?.. Ур-родство… Сколько можно томить? Мы увидим что-нибудь конкретное?..
– Конечно…
– Я что-то не уверен…
– Надо попробовать…
– Черт! – крикнул Матвей. – Что «попробовать»?! Шуберт, ты самое интересное стер!
Борисов не ответил. Он и сам это понимал, а спорить только ради спора ему не хотелось, не то было настроение. После второго фильма, более длинного и гораздо более познавательного, все трое чувствовали себя вымотанными, словно воевали сами. Исследователи сидели в креслах и уныло смотрели в пол.
– Надо что-то делать, – сказала наконец Дарья.
Борисов молча повращал панель и, найдя пиктограмму, напоминающую уже известную «ложку»-телевизор, придавил кнопку…
Глава 27
– У? – мельком взглянув в экран, откликнулся какой-то сосредоточенный гуманоид.
Он напряженно следил за чем-то, не попавшим в фокус телеобъектива, и потому не сразу осознал, что вместо ожидаемых рыбоглазых соплеменников на его экране возникли трое взлохмаченных землян.
– У-у?! – возмущенно провыл он, развернувшись к экрану всем телом.
– Ошибочка вышла… – Шуберт торопливо ткнул в ту же кнопку, но было поздно.
По залу пронесся грохот, словно бы прокатилась пустая железная бочка, и под потолком замигали красные лампы.
– Похоже на тревогу, – с опаской заметил Матвей. – Ты что, на другую волну настроиться не мог?
– А где ты видишь ручку настройки?
– Постой, а из бункера ты как связь наладил? Со Страшным…
– Там проще было, – вздохнул Борисов. – Я у Калашникова из кармана… случайно… мини-сервер вытащил. Ну, с обычной чип-картой для экстренной связи. Потом бросил два проводка к инопланетной машинке, она как усилитель сработала, и готово.
– Да ты не только в разведке мастер… – Мотя подозрительно прищурился. – Кто ты на самом деле, Шуберт?
– Мастер корпоративной разведки, – развел руками Борисов.
– Смотрите, – прервала их Даша. – Что-то там происходит…
Происходило что-то не «там», то есть не снаружи, а внутри систем этой странной базы. Это можно было понять хотя бы по изображению на экране. Во всю его матовую гладь развернулась какая-то округлая схема с цветными диаграммами и графиками. Причем все показатели неуклонно росли. Особенно стремительно набухали те, что были нарисованы красным.
– Кажется, все системы готовятся к бою, – предположил Матвей. – Наверное, местную автоматику вид рыбоглазых напугал…
– Но в таком случае… – Борисов ожесточенно потер виски. – В таком случае… Это база…
– Тех людей-слоников, – закончила его мысль Даша.
– Вот именно! – Шуберт щелкнул пальцами. – Помните, какое у них было оружие? Это же просто дьявольская сила!
– Но и у тех УУ пушки были что надо, – возразил Матвей. – Чего же они теперь чем попало воюют? С нашими почти на равных бьются. Деградировали?
– Точно! – Борисов вскочил и торопливо прошелся по платформе. – Все, что мы видели по этому телевизору, происходило очень-очень давно, и с тех пор УУ забыли, как надо воевать, но обнаружив, что не одиноки во Вселенной, решили поискать старые рецепты. Вот мы и столкнулись с ними около древней пушки.
– Постой!.. – Даша привстала и ухватила Шуберта за рукав. – Как это… не одиноки?
– Они обнаружили на СС-сорок четыре землян, – пояснил мастер, высвобождая руку. – Нас обнаружили, что тебе непонятно?
– А как же слоники? – Глаза девушки расширились от ужасной догадки. – Их что… не стало?
– Видимо, да. – Борисов пожал плечами. – Но нам сейчас не о них думать надо.
– Так… – Матвей тоже поднялся с кресла и подошел к краю платформы, чтобы получше рассмотреть схему на экране. – Вот это системы подачи энергии… Вот так идут каналы перераспределения массы. Ага… это топливные баки… Хотя нет, какие могут быть баки на планете? Для чего?
– Чтобы электричество вырабатывать… – Даша предложила версию робко, словно опасаясь, что мужчины ее опять засмеют.
– Нет, для этого здесь имеется атомный энергоблок, – задумчиво возразил Матвей. – Вот это, наверное, пушки… А что вот здесь?
– Двигатели, – уверенно заявил Борисов.
– Что? – Матвей недоверчиво покосился на мастера. – Нет, не может быть. Это же где-то на полюсе, да и сориентированы они как-то странно… Как будто какая-то ракета в планету воткнулась и торчит теперь хвостом кверху.
– Бедные слоники, – думая о своем, едва слышно вздохнула Даша.