инированно двигаться, меня пробрала дрожь. Но я не мог упустить шанс видеть ее чаще и потому ответил.
ГЕНРИ:
Может, так мне удастся подойти к мистеру Хотчкиссу ближе, чем на метр? В классе он всегда сажает меня на заднюю парту, но на поле ему от меня не уйти!
А во сколько они планируют играть? И как у тебя дела?
ГРЕЙС:
Начало в 16.00. Раз в неделю, по четвергам.
У меня все окей. Сегодня помогала Лоле с дизайном заметок, которые уже есть. А нам обязательно публиковать эти 10 000 слов о настольных играх про гоблинов?..
О! Может, гоблины будут темой номера?
ГЕНРИ:
Извини, что не пришел сегодня, было много дел.
А я разве не говорил, что уже неделю назад выбрал эту тему? Этот эпический образец журналистики, безусловно, станет величайшим в истории «Вестланд-Пост».
(Хотя, наверное, стоит сократить его до девяти тысяч слов.)
А что вечером будешь делать?
ГРЕЙС:
Я только вышла из редакции и иду на встречу с девчонками из Ист-Ривер. Мы раньше вместе занимались бегом. Я весь вечер исправляла ошибки в статье Гэлакси, мне срочно нужно пиво, лучше три.
ГЕНРИ:
Наверное, холодильник с пивом – плохая идея.
А то к концу года я точно сопьюсь.
ГРЕЙС:
Все великие писатели были алкоголиками. Хемингуэй бы тобой гордился. И перед футболом закинуться не мешало бы. Недаром алкоголь называют «жидкой смелостью».
ГЕНРИ:
Набраться перед игрой – 95 % моей стратегии.
ГРЕЙС:
А другие 5 %?
ГЕНРИ:
1 % – атлетизм. И 4 % – удача.
Смелая стратегия, Коттон. Посмотрим, как она тебе поможет[16].
ГРЕЙС:
Точно. Это работает каждый раз в 60% случаев[17].
ВТОРНИК
В обед пошли в кафе рядом с торговым центром и молча стояли в очереди, потому что Грейс была не в настроении и за несколько часов обратилась ко мне буквально раз. Сложно общаться с кем-то, кого как будто рядом нет. В кафе звучала песня Can’t Help Falling in Love (в исполнении Элвиса), и это было так банально, что мне пришлось сжать губы, чтобы не рассмеяться.
Подошла наша очередь, и я заказал чай. Грейс ничего не захотела, но настояла на том, чтобы заплатить за меня, и я ей разрешил, потому что это было приятно. Просто так ведь никто друг другу чай не покупает, правда?
В тот момент, когда Элвис мурлыкал «возьми мою руку, возьми всю мою жизнь», чай казался чем-то большим, чем заваренные листья в кипятке. Это был знак, что после нескольких дней безразличия Грейс Таун по-прежнему интересуется мной, даже если не может выразить это словами.
– И как твой прикид поможет нам слиться с толпой, пока мы за ней следим? – спросил я.
Во вторник вечером, ровно через неделю после того, как Мэдисон Карлсон снабдила нас инсайдерской информацией, мы отправились в школу Ист-Ривер. Я вел машину, а рядом сидел Мюррей в плаще и шляпе с полями, зажав в зубах незажженную сигару.
– Дождь пулями барабанил по крыше автомобиля, – пробормотал Мюррей, не вынимая сигары изо рта. Весь вечер он вел комментарий текущих событий голосом закадрового повествователя из фильмов нуар 1950-х годов. На самом деле никакого дождя в тот день не было. – Я повернулся к парнишке… – Мюррей повернулся ко мне, – и сказал: «Надеюсь, ты понимаешь, во что ввязался». Он был хорошим парнем, рост средний, кожа и кости, лицо как лицо на тщедушных плечах. Мне не хватало духа признаться ему, что дамочка, которую он преследовал, сродни сигаретному дыму: прекрасна, но смертельно опасна.
– Что прекрасного в сигаретном дыме?
– Парнишка сморозил какую-то глупость, но я не обратил на него внимания. «До Ист-Ривер всего пара сотен метров, – промолвил я, когда мы завернули за угол и в глаза ударил яркий свет школьных фонарей. – Оставь машину здесь, иначе нас спалят в мгновение ока».
– Серьезно, Маз, если ты сейчас же не заткнешься и не снимешь эту дурацкую шляпу, я тебя в машине оставлю.
– Нытье парнишки действовало мне на нервы. Мне срочно нужна была сигарета.
Мюррей чиркнул спичкой и стал закуривать сигару в машине моей матери. Я влепил ему подзатыльник.
– Эй, ну ладно, ладно! – Он помахал спичкой, и пламя погасло.
Потом он снял шляпу, оставил сигару в машине, и мы пошли на ярко-белый свет фонарей, освещавших школьный стадион. Налетел ветер, принеся с собой чистый прохладный запах осени. Я сунул руки в карманы и задумался, зачем Мэдисон Карлсон послала нас сюда.
На трибунах никого не было, и мы спрятались в тени. Маз ткнул меня под ребра и прошептал: «Смотри», показывая на противоположную сторону стадиона. Впрочем, в этом не было необходимости: она стояла там одна. Маленькая фигурка в ослепительном свете флуоресцентных ламп.
Грейс, как обычно, была в мужской одежде на несколько размеров больше, чем нужно, но сегодня что-то в ней изменилось. Она собрала волосы в хвост, лицо раскраснелось и блестело от пота. Согнувшись и уперевшись ладонями в колени, она стояла и пыталась отдышаться. А через минуту выпрямилась, проковыляла на стартовую отметку (без трости) и там встала на одно колено. Сделала вдох. И побежала, хромая на одну ногу, с искаженным от боли лицом, морщась каждый раз, когда больная нога ступала на красное резиновое покрытие.
– Что она делает? – спросил Маз.
Я никогда не думал, что она способна на такие физические усилия, – наверное, потому, что она была такой бледной и хрупкой. Не хрупкой в смысле уязвимой, не способной постоять за себя, а именно ломкой, как стекло. Пробежав метров триста, Грейс остановилась, закричала и стала рвать на себе волосы. Взяла трость, брошенную на краю поля, и стала лупить себя по больной ноге раз за разом, а потом рухнула на землю и зарыдала. Неудивительно, что ее хромота никак не проходила.
– Вот блин, – выдохнул Мюррей и достал из кармана плаща еще одну сигару.
Начал закуривать, и на этот раз я ему не помешал. Он глубоко затянулся и впрямь стал похож на крутого детектива из книжки.
– Прекрасна и опасна, как сигаретный дым, – произнес он своим киношным голосом и выпустил несколько серых завитков. – Мне не хотелось ничего говорить парню, но, глядя на нее, я понимал, что чем больше он дышал ею, тем глубже проникала в него эта отрава.
СРЕДА
– Пригласи ее на свидание, – предложил Маз на следующий день.
Мы решили не говорить Лоле про наш визит на стадион, так как: а) та опять начала бы твердить очевидное – что у Грейс серьезные проблемы с психикой и не стоит с ней связываться – и наверняка придумала бы какую-нибудь рациональную причину, почему я должен держаться от нее подальше; б) нам было стыдно, что мы следили за Грейс и наблюдали за ней исподтишка. Воспоминание об этом весь день не давало мне покоя, прилипло как паутина, которую я задел ненароком, и теперь я пытался забыть увиденное, как и в тот раз, с кладбищем.
– Будешь порхать вокруг и строить из себя деликатный цветочек – не видать тебе ее булочек. Хватит вести себя как девчонка!
– Мюррей, – огрызнулась Лола, – мы, кажется, обсуждали, почему нельзя говорить «как девчонка».
– О черт, прости, – с искренним раскаянием ответил Мюррей. Он оторвался от приставки и повернулся к нам – мы с Лолой валялись на моей кровати. – Никоим образом я не хотел намекнуть, что девчонки слабые. Я употребил это слово в его общепринятом разговорном значении, но осознаю, что в наше время это звучит как сексизм. Клянусь и обязуюсь воздержаться от подобного употребления в будущем.
– Спасибо.
– Короче, нужна тяжелая артиллерия. Бери пример с меня, именно так я завалил Шугар Ганди.
– Шугар Ганди чуть тебе не врезала, когда у Хеслина ты разрыдался. – Лола покачала головой и повернулась ко мне. – Генри, просто признайся ей в своих чувствах. Не нужно ходить вокруг да около. Если хочешь чего-то, так и скажи. Прямо сейчас отправь ей сообщение: «Мне понравилось с тобой целоваться. Вот бы это повторить, что скажешь?».
– А ты хоть сам знаешь, что тебе нужно от этой цыпочки? – встрял Мюррей. – Сдались тебе эти серьезные отношения сейчас, ведь в следующем году ты будешь в колледже за сто километров отсюда! Или ты чисто по булочкам?
– Твое красноречие неизменно поражает, мой австралийский друг, – пробормотал я.
Проблема была в том, что я сам не знал, что мне нужно от Грейс Таун. Я хотел с ней переспать, это да. Хотел, чтобы она стала моей девушкой. Хотел, чтобы через несколько лет мы поженились и в старости пили мятный чай на веранде старого дома в деревне, читали нашим внукам «Гарри Поттера» и смотрели, как на горизонте сгущаются тучи. Это много или мало?
– Может, мне суждено навек остаться одиноким, – сказал я, достал телефон, открыл заметки и начал писать.
Черновик 4
Потому что любить кого-то – большая морока. Мозг раскаляется, шестеренки скрипят, и в конце концов мысли сгорают и остается пустота. Пламя перекидывается на грудь, обугливает легкие и превращает сердце в угольки. А когда уже кажется, что сгорело все и остались только голые кости, последняя искра отскакивает и сжигает не только плоть, но и всю твою жизнь.
– Боже, Генри, – Лола прочла заметку и закатила глаза, – как драматично.
– Молчи, несчастная. Тебе не понять мою боль.
Чуть позже я написал Грейс под единственным предлогом, который смог придумать.
ГЕНРИ:
Завтра первый матч, не забыла? Приходим в полной боевой готовности?
ГРЕЙС:
Ага, в 16.00. Рассвирепей как следует. Мечтаю увидеть тебя в деле.
ГЕНРИ:
О, не сомневайся, я смогу. Наверное. Может быть.
ГРЕЙС:
Твоя решительность заразительна.
ГЕНРИ:
Окей, а как тебе такое: «И да обрушится кара моя и свирепая ярость на всех, кто осмелится встать на пути и физически воспрепятствовать членам моей любительской футбольной команды. Ибо имя мое – Рэнди Кнуппс, и месть моя будет беспощадна»?