[18] Так лучше? Лучше.
ГРЕЙС:
Мне повезло, что я в вашей команде, мистер Уиннфилд.
ГЕНРИ:
Повтори это. Слабо? Слабо повторить это еще раз, ты, жалкий сукин сын?[19]
ЧЕТВЕРГ
День пролетел стремглав, как всегда бывает, когда ждешь чего-то без особого энтузиазма. После занятий я отправился прямиком в мужскую раздевалку и облачился в те редко надеваемые предметы моего гардероба, которые с натяжкой могли сойти за «спортивную форму». Год назад я дорос до ста восьмидесяти сантиметров, но по весу еще отставал, хотя ел все подряд, как мусорка. Спортивная форма подчеркивала мою нескладность, болтающиеся длинные руки и ноги, и я надеялся, что Грейс не слишком отпугнет моя бледная и худосочная фигура.
– Это плохо кончится, – со вздохом произнес я и пожалел, что не смог уломать Маза вступить в команду. Тогда все обомлели бы от его атлетических способностей и даже не заметили бы, как я прячусь под трибунами.
– Отличный прикид, Хенрик. – Грейс едва сдержала улыбку, когда увидела меня в моем спортивном облачении.
Она снова сильно хромала, как злодей из фильма про Бонда, и морщилась, наступая на больную ногу. («Мой физиотерапевт меня замучил», – объяснила она вчера. Я кивнул и сделал вид, что не замечаю ее вранья, тем более что у нее это так хорошо получалось.)
– Ненавижу тебя, – ответил я.
Учителя устраивали любительские футбольные матчи каждую неделю и играли против преподов из других школ, но часто приглашали в команду учеников – так сказать, для огонька. Хинк – он играл первый раз, но оказался азартным парнем – решил, что молодая кровь пойдет команде на пользу, и, кроме нас с Грейс, на поле сегодня вышли еще двое наших однокашников: футбольный вундеркинд Сьюки Перкинс-Мугнай и парнишка, который уже три раза подряд оставался на второй год в выпускном классе. Я знал его под кличкой Бак. Он был маленького роста, похож на пигмея и щеголял еще более жидкими усиками, чем у Мюррея. Подозреваю, что его взяли в команду лишь потому, что он смахивал на тридцатилетнего уголовника.
– Ну что, команда, готовы? – Хинк встретил нас у двери своего кабинета в спортивной форме – точь-в-точь Кип Динамит в сцене рандеву с Лафондой на автобусной остановке.
Нам пришлось сделать серьезное волевое усилие, чтобы не рассмеяться над его повязкой и гольфами. Я порадовался, что хоть кто-то выглядит абсурднее меня.
Мы вышли на футбольное поле. Остальные учителя уже разминались, делали растяжки и тренировали пасы.
– Кто-нибудь, выколите мне глаза, – пробормотала Сьюки. – Ученики не должны видеть учителей в таких позах.
– Если бы про нас снимали кино, – я поморщился, окинув взглядом нашу пеструю шайку, – мы были бы неудачниками, которые в конце преодолевают свои слабости и выигрывают турнир. Как «Вышибалы».
– Ага, только сомневаюсь, что умение уворачиваться от гаечного ключа тебе поможет, – брякнула Грейс. – Вам крышка, чуваки.
– Молчи, Фома неверующий, – шикнул я на нее и стал повторять за Хинком, когда тот не смотрел в мою сторону, – копировать его растяжки. Сьюки согнулась пополам от смеха.
– Скорее, Фома здравомыслящий, – возразила Грейс. – Посмотрите на своих противников.
Все, что произошло потом, оказалось более похожим на «Вышибал», чем я предполагал, но без хеппи-энда. Дело в том, что Хинк записал нас как любительскую команду не начинающего и даже не среднего, а продвинутого уровня. И все потому, что Сьюки Перкинс-Мугнай раньше играла в футбол. Он посчитал, что это нас спасет.
Тем временем команда противника почти целиком состояла из физруков и звездных спортсменов с легкими травмами из Роквуд-Хай, и они все как один были вылитый Григор Клиган по кличке Гора из «Игры престолов». Они играли (и побеждали) так давно, что заказали себе настоящую командную форму: черные футболки с анатомическим красным сердцем, расплющенным ударом мощного кулака.
Матч прошел примерно так, как я и ожидал. Грейс сидела на трибуне и махала помпончиком, прикрепленным к набалдашнику ее трости. Таким образом она подбадривала нас, пока «Костоломы» оправдывали свое название. (Наша команда по вине Хинка пока называлась «Мария, привет, можно мы придумаем название потом? Я тебе перезвоню».) Большинство «Костоломов» были действующими или бывшими футболистами, часто забывали, что мы играем в обычный, а не в американский футбол, и пускали в ход кулаки.
Получив первую передачу, Бак взглянул на мяч, на несущееся ему навстречу стадо «Костоломов», выпалил «о нет», развернулся и дал деру. Больше мы его не видели.
Я старался по возможности не дотрагиваться до мяча и передавать его Сьюки: она одна знала, что делать. Она забила два наших гола, чем привела «Костоломов» в жуткое расстройство, хотя в их победе никто не сомневался.
Хинк скакал по полю как новорожденная газель, еще толком не научившаяся ходить. Биди растянула лодыжку на седьмой минуте матча. Мой учитель математики мистер Хотчкисс, оказавшись со мной на одном поле, кажется, возненавидел меня еще сильнее, что полностью противоречило моему замыслу наладить с ним отношения. А когда этот ад почти кончился и бедная Сьюки практически скопытилась, пытаясь в одиночку противостоять обезумевшему табуну «Костоломов», мяч случайно попал ко мне, а передать его было уже некому.
И тут что-то врезалось в меня, отчего горизонт сильно накренился вбок. Буквально секунду назад я стоял и раздумывал, что делать с проклятым мячом, а потом вдруг очутился на земле, не в силах вздохнуть.
– Прости, брат, занесло, – рявкнул гигант, сбивший меня с ног.
Он схватил меня за руку и помог подняться, видимо, желая проявить дружелюбие, но я был весь взвинчен и только и мог что беспорядочно махать свободной рукой в его направлении.
– Вы, ребята, лучше бы записались на средний уровень. Или в начинающие.
Грейс, само собой, загоготала злодейским смехом, а я поплелся к трибуне, не сомневаясь, что у меня сломаны ребра. Шагая через поле, я украдкой поглядывал на нее, но ничто в ней не напоминало ту одержимую незнакомую Грейс, какой я видел ее во вторник на стадионе.
– Чтоб… я… еще… хоть… раз, – было первое, что я сказал, когда ко мне вернулась способность говорить.
Когда «Костоломы» окончательно нас разгромили, Хинк пригласил нас на ужин, где извинился за матч, по сути, оказавшийся ничем иным, как ритуальным жертвоприношением: мы продули со счетом 16:2. За ужином мы с Грейс сидели рядом, то есть я все-таки не зря прошел через этот ад. Настроение в тот день у нее было намного лучше обычного, она шутила и дразнилась, что я не умею есть палочками, и вслух гадала, увидим ли мы еще Бака или он все еще бежит, как Форрест Гамп.
Хотчкисс даже заговорил со мной и отметил, что мои успехи в математике не идут ни в какое сравнение с достижениями Сэйди и мне нужно срочно начать делать домашние задания, если я хочу получить хотя бы трояк. То есть все было не напрасно. Кажется, он наконец смекнул, что я и Сэйди – два разных человека и я не собираюсь поджигать петарды у него под столом.
В конце вечера мы договорились больше никогда не играть в любительский футбол. Я отделался синяками и небольшим сотрясением мозга, но это были почти пустяки, потому что мне удалось провести несколько часов с Грейс и она была в хорошем настроении.
ПЯТНИЦА
Утром перед занятиями мы встретились в библиотеке. Я нес под мышкой постраничный макет, она – термос и две маленькие чашечки с рисунками из «Алисы в стране чудес» и маленькой табличкой на ручке с надписью «Выпей меня». У Лолы наконец кончилось терпение: она потребовала, чтобы мы определились с темой и она смогла бы наконец заняться дизайном передовицы и основных страниц. Пока у нас были готовы статья про гоблинские настольные игры, несколько фоторазворотов и восторженные еженедельные отчеты Гэлакси о школьных событиях. А сроки поджимали.
Я медленно проследовал за Грейс мимо стопок книг в самые недра библиотеки. Мы еще толком не проснулись и потому не разговаривали.
В укромном углу, куда она меня завела, не оказалось ни стульев, ни столов. Мы сели на ковер по-турецки и положили макет между нами. Грейс разлила чай – карамельно-ванильный, сообщила она. Кофеина в нем оказалось явно недостаточно, чтобы превратить меня из зомби в человека в столь безбожный час. Мы молча принялись нумеровать окошечки – от 1 до 30. Каждое окошко соответствовало странице, и в итоге у нас должна была получиться полноценная газета с числом страниц, как в таблоиде. Изобразив все наглядно, мы поняли, что готового материала хватит примерно на треть объема, даже если статья о гоблинских играх войдет в макет.
Это никуда не годилось.
Сначала все было строго по-деловому. Нас разделяло приличное расстояние, Грейс сидела с прямой спиной и серьезным лицом и записывала идеи. «Плюсы и минусы сексуального образования?» – написала она. «Большая статья о перспективном спортсмене / качке»? Прошел час, мы проснулись, и я понял, что сегодня у Грейс один из хороших дней. Она придвинулась ближе, положила голову мне на плечо, как будто это было совершенно естественно и она совершала этот интимный жест уже тысячу раз.
Я отчетливо помню, что подумал тогда: «Поди пойми ее». И это было так. Неделю она почти не смотрела в мою сторону, и вот теперь это. Ее волосы (как ни странно, чистые и расчесанные) падали мне на спину, она оперлась локтем о мое колено и водила пальчиком по моему ботинку, рисуя круги. У нее был теплый, немного прелый запах, от которого кружилась голова; он шел от ее кожи, и в голову набивались безумные мысли. Все выглядело так, словно мы почти вместе.
После этого я уже не мог работать. Я держал карандаш в руке, но так и не написал ни слова. Мне не хотелось шевелиться, чтобы Грейс не подумала, что мне неудобно. Я опустил голову на ее затылок и дышал тихо и спокойно, а она писала что-то на макете, кажется, даже не замечая, как близко мы сидим. Так продолжалось до звонка, а потом она медленно выпрямилась и зевнула, словно пробудившись ото сна.