Блин, Хотчкисс, ну и козел.
– И что в этом странного?
– Я знаю, что у нас к тебе особые требования. И, возможно, мы ждем от тебя большего, чем от других учеников. Если это слишком или ты чувствуешь большую ответственность и не можешь справиться, так и скажи. Я найду способ тебе помочь.
– Да все в порядке, правда. Все путем.
– Вчера ко мне зашла мисс Лианг и прозрачно намекнула, что газета может пострадать из-за ваших с мисс Таун болезнетворных отношений.
Блин, значит, она сдержала обещание.
– Сомневаюсь, что Лола способна на прозрачные намеки.
– М-да, если процитировать ее слово в слово, она сказала: «Эти головотяпы губят газету своей преступной беспечностью!». Но я решил сгладить. На самом деле она так часто повторяла «головотяпы», что после ее ухода я даже погуглил это слово, чтобы узнать его значение. («Головотяпы, мистер Хинк, настоящие головотяпы! Эти головотяпы все пустят коту под хвост!»)
– Пожалуйста, хватит повторять «головотяпы».
– Вы с Грейс пропустили или перенесли все назначенные собрания, на которых я планировал обсудить текущие дела в газете. У вас нет темы, недостаточно материала, Лола может не успеть вовремя закончить верстку. Я начинаю волноваться.
– Обещаю, я все исправлю.
– Хорошо. Потому что если к концу месяца вы не решите эту проблему, мне придется найти другого редактора.
– Но я… я два года ночами не спал ради этого места.
– Вот именно. Но это не значит, что теперь можно расслабиться. Иди и подумай о своем отношении. И очень прошу, постарайся не злить Хотчкисса, ладно?
– Иуда, – зашипел я на Лолу, войдя в редакцию после уроков. Она лежала на злосчастном диване и читала толковый словарь.
– А ты типа Иисус? – ответила она. – Губа не дура.
– Поверить не могу, что ты пошла к Хинку. И ты знала, что на прошлой неделе надо было сдавать сочинение? У меня вообще из головы вылетело.
– Я же предупреждала, что сдам тебя, если не соберешься. – Лола встала, подошла и схватила меня за плечи. – Я знаю, что ты теперь у нас капитан тонущего корабля и намерен пойти вместе с ним на дно. Это, блин, просто восхитительно, но, когда эта детка всплывет вверх брюхом, я хочу быть в спасательной шлюпке.
– А кто Грейс в твоей метафоре?
– Те чуваки на «Титанике», что утонули, играя на скрипке.
– Удивительно точное сравнение.
Ла швырнула в меня словарем.
– Выбери тему. Просто закрой глаза, открой на любой странице и ткни в любую строчку. Завтра у меня день рождения, и мне не нужно никаких подарков. Одно. Слово. Блин.
Вошла Грейс и встала, переводя взгляд с меня на Лолу, которая пихала мне словарь.
– Чем это вы заняты? – бросила она, положила рюкзак и облокотилась о трость.
– Лола силой принуждает меня выбрать тему. – Я взял словарь, зажмурился и сделал, как она сказала. – «Провал, – прочел я. – Существительное. Первое значение: полная неудача. Второе значение: перерыв в восприятии окружающего; потеря памяти, сознания». Как уместно, однако.
– Не знаю, нарочно ты это сделал или нет, но тема хорошая, так что давайте возьмем ее. Ты, – Лола отпустила меня и вцепилась в Грейс. – Жизнь – дерьмо, и тебе очень не повезло, но нельзя идти на дно вместе с «Титаником». Садись в шлюпку. Возьми себя в руки —или чао.
Она по очереди ткнула в нас пальцем – «я слежу за вами» – взяла рюкзак и вышла, бормоча что-то, очень похожее на головотяпы.
– Ты что-нибудь понял? – спросила Грейс. – Что это было про шлюпки?
– Хинк обозлился, что мы забили на газету.
– А мы забили?
– Черт, Грейс, один я не справлюсь. Ты же помощник редактора, так почему не помогаешь редактировать?
– А что редактировать? Мы сделали все, что могли, без основной темы дальше нельзя. Может, правда выберем «провал»?
– Такая самоирония мне не по зубам.
Она, кажется, обиделась, и мне захотелось поцеловать ее, чтобы утешить (а может, утешить самого себя). Но я боялся, что, если попробую, она отдернется. Не хотелось весь день из-за этого расстраиваться, поэтому я не стал даже пробовать.
– Я пойду, – пробормотала она. – Дела есть.
– Погоди, – сказал я и бросился к рюкзаку, где лежало письмо.
Я вложил его в экземпляр «Черинг-Кросс-Роуд, 84». Я не забыл. Я помнил о нем каждую секунду. Оно висело надо мной маленьким грозовым облачком. Весь день я ждал подходящего момента, внезапного прилива смелости.
– Ах да, письмо. – Она взяла конверт, свернула его пополам и убрала в рюкзак.
И тогда я понял. Понял, что этот момент будет или последним, или первым, только после него мы выйдем уже в другом качестве. Начало или конец. Никаких больше промежуточных вариантов. Я обещал, что не заставлю ее выбирать, но сейчас делал именно это, потому что больше не мог терпеть. Она любила его; все еще любит. Я ни капли не сомневался.
– Можешь прочитать сейчас? – спросил я.
– Ты хочешь, чтобы я прочла его в твоем присутствии?
– Э-э-э… да.
– А нельзя просто сказать, что там? Ты же помнишь, что написал. Я не хочу читать отредактированный чистовик. Не нужны мне красивые слова. Хочу, чтобы ты сказал, как есть. Хочу услышать тебя настоящего.
– Могу прочитать, если хочешь.
– Я не то имела в виду.
– А можно я хотя бы перечитаю? Вспомню, что там?
– Ты не помнишь, что чувствуешь?
– Конечно, помню. Просто не знаю, как это выразить.
– А ты попробуй.
– Ты… ты особенная.
Грейс вздохнула:
– Я прекрасна и уникальна? Я твоя половинка?
– Нет! Там написано… Слушай, там все написано, ясно? Все, что тебе нужно знать. Просто прочитай.
Но Грейс не прочитала.
– Увидимся на дне рождения Лолы, – сказала она, толкнула дверь и ушла.
У меня вдруг возникло странное и неприятное чувство, что это конец. Я пытался вспомнить наш последний поцелуй – мы целовались всего несколько часов назад, – но не смог припомнить ничего конкретного. Это расстроило меня, ведь тот поцелуй вполне мог оказаться последним.
Я вышел в коридор и стал смотреть, как она ковыляет прочь по линолеуму, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы не перегружать больную ногу.
Наверное, вчера после меня она отправилась на стадион в Ист-Ривер и бегала, пока нога опять не заболела. Может, для нее это было чем-то вроде самоистязания. А может, не давая ноге выздороветь, она чувствовала, что контролирует ситуацию. Может, травма была единственным, что теперь связывало ее с аварией, а значит, и с Домом, и она не была готова с ней расстаться.
Или она просто ненавидела себя так сильно и считала, что заслуживает боли.
Наконец Грейс дошла до двери, та захлопнулась за ней, и она исчезла. Она ни разу не оглянулась.
Как будто, даже не прочитав письма, уже решила.
На следующий день был день рождения Лолы. На рассвете за мной заехала Джорджия. Родители Лолы – Хан и Уиделин – пустили нас в дом, и мы вчетвером сидели в тишине и надували двести шариков, а потом развешивали их в коридоре, гостиной и кухне. В конце концов мы ошизели, от недостатка кислорода закружилась голова, но стоило потрудиться, чтобы услышать хриплый сонный голос Лолы: «Что это за хрень?» – и ее безудержный смех.
– С днем рождения! – прокричали мы хором, когда она зашла на кухню в розовой ночнушке (никогда бы не подумал, что Лола может носить такое).
Во сне ее челка встала дыбом, как ирокез. Она зажала рот рукой.
Лола приняла душ, переоделась, мы заехали за Мазом и поехали завтракать в город. Джорджия подарила Лоле кактус. («Офигеть, как романтично, – ахнула Лола, открыв подарок. – Наши отношения однозначно перешли на новый уровень».) Маз подарил масляные краски в бамбуковой коробочке, а я – свечку в виде кошачьего скелета: когда она прогорала, оставались только кости.
Мы с Лолой верили в тайный смысл подарков, и, увидев стремного кота, закапавшего воском подарочную бумагу, Лола поняла, что я хотел сказать. Наша дружба – как эта свеча: все дерьмо прогорит, но внутри останется твердый костяк. Навсегда.
– Генри, ты удивительное существо, – Лола прижалась лбом к моему виску. – Что за подвиг я совершила в прошлой жизни, чем заслужила твою дружбу в этой?
– Вы двое такие лапочки. Иногда прямо жалею, что ты лесбиянка, а то поженились бы и жили долго и счастливо, – сказала Джорджия. – Нет, я, конечно, рада, что ты лесбиянка, но не суть.
Я стал думать, что подарить Грейс на день рождения в конце месяца. Ничего из того, что обычно дарят девушкам, не подойдет, потому что: 1) Грейс Таун – не моя девушка; 2) я почти не сомневался, что ее вырвет при виде цветов, конфет и побрякушек. Я знал, что не нужно дарить ничего крутого; главное – чтобы подарок был со смыслом.
Но что подарить девушке, чья душа вмещает целую Вселенную, когда твоя голова прочно застряла на планете Земля?
Черновик 6
Потому что ты заслуживаешь звездной пыли, а все, что у меня есть, – пыль под ногами.
21
В СУББОТУ ВЕЧЕРОМ небо разверзлось и пошел ливень. Папа отвез меня к Грейс. Я выбежал из машины, укрылся под высоким вязом у ее дома. С волос капала вода: я успел промокнуть до нитки. В руке зажужжал телефон.
ГРЕЙС:
Задерживаюсь на 10 минут. Подожди у дома. Внутрь не заходи.
Я взглянул на грустный, мрачный дом с задернутыми шторами и заросшим садом и вспомнил, как Мюррей прикалывался, что Грейс не от мира сего. Вампир или падший ангел. Эти стены явно хранили секреты, которые мне было не положено знать. Но какие?
Дверь открылась, и из мрака вышел невысокий мужичок с лысиной. Я узнал его: он всегда забирал машину Грейс по вечерам.
– Генри Пейдж, – спросил он, прищурившись в тусклом свете, – это ты?
– М-м-м, да, – тихо ответил я, а потом добавил громче: – Да, я Генри Пейдж.
– Чудесно. Да замечательно! Заходи, заходи в дом. Я Мартин.
Меня вдруг пронзил иррациональный страх.