Но хуже всего был автобус. За последние несколько месяцев я ездил на нем всего пару раз и не собирался садиться в него в тот день, когда Грейс впервые не пришла к моему шкафчику. В автобусе было шумно и тесно, он пах как моя жизнь до Грейс – как моя жизнь без Грейс. Мое постоянное место заняли, и мне пришлось сесть рядом с новенькой девчонкой в первом ряду. Всю дорогу до остановки она недовольно зыркала на меня.
В ответ на вопрос Сэйди я лишь пожал плечами.
– Я все испортил, потому что вел себя как долбаное чмо.
– Генри, следи за выражениями, – крикнул с кухни папа.
Они с Райаном делали тако. Последний сидел у папы на плечах и дергал его за волосы, как крыса в «Рататуе».
– И неужели ничего нельзя исправить? – спросила Сэйди.
– Вряд ли. Мне кажется, ее уже не вернуть.
Мы вчетвером спустились в подвал. С тех пор как Мэдисон Карлсон переночевала у меня дома, Мюррей стал гладить одежду и даже пытался причесываться. Теперь он выглядел так, будто перенесся в середину 1980-х и собрался фотографироваться для школьного ежегодника. Они с Мэдисон играли в «Марио Карт» (и Мэдисон выигрывала), когда у нас у всех одновременно зажужжали телефоны. Лола первой проверила свой. Ее лицо вытянулось, и она взглянула на меня.
Это было оповещение от Грейс Таун: она приглашала в свой день рождения на ярмарку в честь Дня благодарения, в субботу. Она отметила в посте около ста человек: большинство были из ее старой школы. Ла прыгнула на меня, но я нажал «пойду», прежде чем она успела вырвать у меня телефон.
Лола вздохнула и покачала головой.
– Будет гроза, – сказала она, хотя прогноз погоды на телефоне предсказывал всего лишь небольшой дождь.
23
КОНЕЦ НОЯБРЯ ознаменовался наплывом моих чудаковатых родственников, которые съехались со всех концов страны, чтобы: а) посетить ежегодную ярмарку в честь Дня благодарения, б) съесть всю нашу еду и в) превратить мою жизнь в ад.
Обычно на День благодарения паразиты захватывали дом и обосновывались в подвале, вынуждая меня перебраться наверх. Но поскольку выпускные экзамены были не за горами и мне якобы предстояло к ним готовиться, паразитов (к их явному неудовольствию) вытурили в старую комнату Сэйди и на надувные матрасы в гостиной.
Список гостей включал:
• Мою бабку по отцовской линии Эрику Пейдж, жуткую тетку, бывшую шпионку времен «холодной войны». У нее было темное прошлое, о котором она наотрез отказывалась рассказывать.
• Бабулиного бойфренда Гарольда, обаятельного и забитого ландшафтного архитектора, который следовал за ней по пятам и за последние десять лет, кажется, не произнес ничего, кроме «да, дорогая».
• Папиного брата Майкла.
• Его «соседа по дому» Альберта.
• Мамину сестру Джульетту и трех из пяти ее детей. Детей тетя назвала в честь животных из мультиков. Она считала, что Понго, Герцогиня и Отис еще слишком малы, чтобы оставить их дома без присмотра (хотя Понго был почти моим ровесником). Багира и Аслан нарочно выбрали колледжи на противоположном конце США, чтобы путешествие домой на День благодарения стало невозможным. Тетя Джулс до сих пор не понимала, почему они никогда не приезжают на праздники. Даже после того, как те официально сменили имена на Брэдли и Ашера.
• Тетю и дядю Лолы Уинг и Ричарда, которые почему-то тоже остановились у нас, а не у Лолы. Плюс Сару и Броуди, их детей.
Праздничный ужин в честь Дня благодарения прошел в нашем доме (или в любом другом доме) как обычно. Альберт убежал в слезах, когда дядя Майкл представил его родственникам Лолы как своего «старого соседа». Тетя Джульетта спалила индейку и почему-то решила, что между закуской и горячим самое время спросить Понго, курил ли он когда-нибудь марихуану. А бабка Пейдж стала показывать, чему научилась на курсах в молодежной христианской ассоциации, и залупила Броуди по башке бейсбольной битой. Тот ненадолго потерял сознание.
Зато обошлось без полиции, как в прошлые разы, и бывший муж тети Джульетты дядя Ник не приходил, нарушив судебный запрет к ней приближаться, так что, можно сказать, ужин прошел с небывалым успехом.
В «черную» пятницу семейка предалась еще одной традиции, а именно: всем скопом отправилась по магазинам в пять утра в попытке за один день удовлетворить накопившиеся за год потребительские нужды. К сожалению, той же традиции придерживались почти все семьи в городе. В итоге нас чуть не затоптали, мы ввязались в драку, нас полили из перцового баллончика и у нас воспалились глаза; Броуди пропал на несколько часов, а потом в новостях сказали, что в торговом центре кого-то пырнули ножом. Но мне купили экшн-камеру и робота Йоду со скидкой в восемьдесят пять процентов, так что жаловаться не буду. Ура, капитализм.
В пятницу вечером я забаррикадировался в подвале, чтобы не участвовать в вакханалии наверху и избежать вопросов от тети и бабки. Тех, как всегда, интересовало, почему я такой мрачный.
– Джинсы в обтяжку, длинные патлы, – ворчала бабуля. – Он затесался к этим эмо, точно говорю. Я читала про них на компьютере в христианской ассоциации.
– Да нет, он просто сатанист, – ответила мама, и бабка заткнулась.
Потом наступила суббота. Холодная. Темная. Унылая. Самый подходящий день для дня рождения Грейс. Близилась буря, она же ярмарка в честь Дня благодарения.
Изначально ярмарка предназначалась для продажи скота и осенних овощей и фруктов, но с тех пор прошло семьдесят лет, и теперь это был любимый праздник старшеклассников всего города. Свежий прохладный воздух, мерцающие карнавальные огни и запах фритюра способствовали подростковому отрыву.
Я готовился почти весь день. Обычно мне было плевать, как я выгляжу, но сегодня… Сегодня казалось важным выглядеть как можно привлекательнее. Я постригся коротко. Купил новую серую толстовку, черные джинсы в обтяжку и новый черный шарф. Вместо старой папиной куртки надел новое дорогое шерстяное пальто – ранний подарок на Рождество от предков. Я начистил ботинки, причесался, разделил волосы на пробор и пригладил их гелем. Короче, к вечеру я стал другим Генри, более взрослым Генри, из другого времени.
В ожидании Лолы и остальных я завернул подарок для Грейс. Я долго думал и в конце концов решил подарить ей книгу – «Мы – звездная пыль» Элин Келси. Я не воспринимал это как метафору, не считал, что иллюстрации призваны символизировать хрупкость существования и наших отношений. Я просто решил, что книга ей понравится.
Я завернул подарок в коричневую бумагу – это была наша традиция, начавшаяся много лет назад, когда Мюррей впервые посмотрел «Звуки музыки». Мы никогда не дарили друг другу открытки, а вместо них рисовали на оберточной бумаге: иногда писали глубокие и многозначительные цитаты, иногда рисовали узоры или Эйба Линкольна, оседлавшего велоцираптора и рвущегося в бой. По-разному. Например, для Лолы в этом году мы разрисовали бумагу символами из той самой настольной игры про гоблинов и эльфов. Она не впечатлилась.
Сначала я думал написать какое-нибудь стихотворение, романтическую или трогательную цитату, но никак не мог найти подходящую. Поэтому нарисовал Уолтера Уайта простым карандашом: грубый фоторобот, как тот, который всем показывали братья Саламанка в сериале, – и написал: «С днем рождения, бро».
– Ого, – послышалось с лестницы. Я обернулся и увидел Лолу, как всегда, в шмотках из далеких 1990-х. – Генри, да ты круто выглядишь. Суперкруто. Обычно я не обращаю внимания на противоположный пол, но блин.
– Твой удивленный тон намекает, что раньше я выглядел как лох.
– Ну-ка покружись, красавчик.
– Не смей обращаться со мной как с сексуальным объектом, – ответил я, но все же встал и повернулся кругом.
Лола присвистнула.
– Все девчонки будут твои.
Пришли Джорджия и Маз и притащили Понго. Мы стали играть в «я никогда не…» – проигравший выпивал рюмку водки. Но солнце клонилось к закату, а я все еще нервничал. Я поднялся и стащил бутылку красного вина из бара, отнес в подвал и выпил бокал. Это не помогло, и тогда я выпил еще бокал и еще. Когда настало время идти на ярмарку, в бутылке почти ничего не осталось. Мы прибыли на место, когда на ярмарочную площадь уже опустились прохладные розовые сумерки. Нас шатало – не столько от выпитого, сколько от волшебного предвкушения грядущего вечера.
Ла взяла меня под руку, и мы двинулись в толпу.
– Готов? – спросила она.
– Нет.
– Как думаешь, какая она будет сегодня?
– Она абсолютно непредсказуема. Придут ее друзья из Ист-Ривер, так что, наверное, мы поздороваемся, я вручу подарок, и все. Да мне больше ничего и не надо. Давай просто веселиться, Ла. Ты, я и больше никого. Ну их всех.
– Роскошный план, дорогой.
Я не знал, где Грейс, знал лишь, что она точно где-то здесь и окружена незнакомыми мне людьми. Мы впятером пробирались к колесу обозрения. Разноцветные кабинки в вечернем свете сияли как леденцы. Из потрескивающих динамиков у старинной карусели лилась «Полуночная серенада» Гленна Миллера. В очереди за картошкой фри танцевала пожилая пара.
И тут я увидел ее в толпе. Люди расступились, будто почувствовали, что я смотрю на нее.
Это была Грейс Таун и не Грейс Таун.
На ней было красное пальто, а на губах – красная помада. Она вымыла голову, завила волосы, и они падали ей на плечи медово-золотистыми волнами. Ее кожа перестала быть землистой, как будто выходные она провела на солнце; она даже нарумянилась, словно ей хотелось хорошо выглядеть. Теперь я понял, почему, впервые увидев Грейс, Лола сравнила ее с Иди Седжвик: они обе были роковыми красотками и выглядели так, будто только что чуть не умерли от передозировки, но вернулись к жизни после инъекции адреналина. Грейс сияла, блистала, словно звезды взорвались и отдали ей свои атомы, заставив ее светиться изнутри. Никогда не видел ничего столь невыносимо прекрасного.
Вокруг нее толпились люди (я знал, что так будет). Я и раньше видел в ней проблески той девчонки, которой она была раньше, той, что собирает вокруг себя толпу друзей, – но теперь передо мной было живое доказательство. Грейс заметила, что я пялюсь на нее, улыбнулась и поманила меня рукой.