Грейс взяла листок, рассмеялась, обняла меня за шею.
– Мне это не нужно, Хенрик. Это же подарок. Тебе.
– Ты никогда не станешь моей девушкой, да? – спросил я.
Лола стояла рядом, но я напился, и мне было все равно. Пусть слышит.
– Господи! – Грейс отдернулась как ужаленная. – Ты вообще о чем-то другом можешь думать? Чего ты от меня хочешь?
– Я только хочу, чтобы мы были вместе.
Боже, я фактически пресмыкался перед ней.
– Но мы вместе. Вот прямо сейчас, смотри. Мы вместе.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Зачем ты написал это дурацкое письмо? Почему мы не могли просто встречаться, как раньше? Я понимаю, что это звучит как фраза из голливудской драмы, но неужели нужно на все навешивать ярлык?
– О боже. Ты хоть понимаешь, какую чушь несешь?
Ла к тому времени уже стояла и притворялась, что в ее телефоне происходит что-то жутко интересное.
– Я? А ты? Что тебе от меня надо? Хочешь сообщить о наших отношениях всем на «Фейсбуке», чтобы твои друзья и родственники лайкнули твой пост? – Она разорвала стихотворение пополам, потом еще раз и еще раз, и обрывки разлетелись и упали на мокрый тротуар. – Ты считаешь людей тем, кем они не являются, а потом ждешь, что они будут играть придуманную тобой роль? Люди – не чистый лист, который можно заполнить своими фантазиями.
– Пойдем в «Бургер Кинг». – Лола встала между нами и взяла Грейс за талию. – Поешь. Потом пойдешь к Генри или ко мне и проспишься.
– В «Бургер Кинге» меня стошнит. – Грейс схватилась за плечо Лолы, чтобы устоять на ногах. Потом взглянула на меня, заморгала, фокусируя взгляд. Светлые волосы падали ей на лицо. – Я хотела узнать, как ты себя поведешь. Если я стану ею на один вечер. Грейс-кинцукурой, снова целой, склеенной золотыми швами. Ты никогда не смотрел на меня так, как сегодня, когда увидел в толпе. Кажется, ты влюблен в ту, которой больше нет.
Тут Грейс отпустила Лолу, и ее стошнило на тротуар. Потом она мешком рухнула на землю. Лишь минут через пять мы смогли поднять ее на ноги. Еще столько же времени пытались убедить таксиста из Uber, что она не разгромит его машину.
– Спасибо, что заботитесь обо мне и все такое, – сказала она, сев на заднее сиденье.
– Не за что, – ответил я. – Ты, главное, доберись до дома.
А потом, когда я собрался захлопнуть дверь, она произнесла: «Я люблю тебя, Дом». И когда дверь закрылась, мое сердце еще раз треснуло, и последняя ниточка, сдерживавшая меня, порвалась. Глядя, как такси выруливает на дорогу и увозит ее прочь, я не мог дышать. Мне хотелось лечь на тротуар и провалиться в бетон.
– Мне не послышалось? – спросила Лола.
Она собирала обрывки стихотворения, валявшиеся на тротуаре, и складывала их в сумочку. А я очень надеялся, что ей послышалось.
– Нет, – ответил я, сунув руки в карманы и провожая взглядом такси.
В тот момент я не совсем понимал, жив я или мертв.
– Слушай, ты, главное, не сорвись сейчас. Ты всегда знал, что, если влюбишься в нее, будет хреново. Но Грейс все равно тебя любит, понял? По-своему. Если бы ты был первым, если бы она знала тебя до него, то поняла бы: это и есть любовь. Просто то, что у них было…
– Было лучше? Сильнее?
– Когда от человека остается лишь воспоминание, он кажется идеальным. Не сможешь ты тягаться с мертвецом.
– Спасибо за честность. – Я покачал головой. – Когда она трезвая, то так холодна. Только когда выпьет, я начинаю думать, что нужен ей.
– Пьяные не скрывают чувств, так? Когда ты пьян, то забываешь о приличиях и говоришь, что думаешь.
– Например, что любишь своего бывшего, который умер?
– Брось. Ты знаешь, о чем я.
– Ага. Нельзя же так просто целоваться с кем попало и лишать их девственности, если не влюблена, правда?
– Именно. Это было бы просто непростительно. – Лола обняла меня за плечи и чмокнула в щеку. – Между прочим, когда я тебя поцеловала, я была в тебя влюблена. И до сих пор люблю. Очень.
– Спасибо, Ла. Я тоже тебя люблю.
– Супер. А теперь можно уже в «Бургер Кинг»? Очень есть хочу.
Когда мы добрались ко мне, я не стал заходить в дом, а пошел на задний двор, в сарай, где папа хранил свои столярные принадлежности. Нашел канистру с бензином. Разложил дрова на месте для костра, где мои предки развлекали гостей в зимние месяцы. Развел огонь. Вырывая страницы из книги «Мы – звездная пыль», я сжигал их по одной.
Я не хотел уничтожить книгу, вовсе нет; я просто отпустил ее атомы на свободу.
В воскресенье Лола и Джорджия пришли на обед (естественно, без приглашения и с кучей еды, украденной с моей же кухни).
– Угадай слово из пяти букв: начинается на ш, кончается на а, в середине есть буква х, – Лола вывалила награбленное на кровать.
– Шхуна?
– Шлюха, жалкое ты существо. Шлюха.
– Ла, у меня голова болит.
– Вот и хорошо. Ты заслужил боль, – она забралась под мое одеяло и переплела свои ноги с моими.
– Лола, нельзя же вот так, на виду у твоей девушки! Наш роман должен оставаться тайной, – сказал я, зажав ладонями ее лицо.
– Забирай ее, – ответила Джорджия, включив мой телик, мою приставку и развалившись на моем диване. – У нее похмелье, она ноет и уже меня достала. Слыхал про ее вчерашнего воздыхателя, Сэмюэля? Представь, он просил у Мюррея ее телефон.
– Подумаешь, новость, – отмахнулась Лола. – Мужчины постоянно падают к моим ногам. – Она развернула леденец, отдала его мне, потом развернула еще один и стала его сосать. – Слышно что-нибудь от Той-Которую-Нельзя-Называть?
– Ага. Сегодня утром ей написал.
– Генри.
– Ну да, ну да.
– И?
– Да как всегда. Сказала, что напилась, наговорила глупостей и извиняется. Я буду дураком, если еще раз попадусь на эту удочку.
– Блин. И ты совсем не злишься на нее за то, что она ни с того ни с сего стала клясться тебе в вечной любви? И за то, что облевала мои туфли?
– Нет.
Лола прижалась ко мне и погладила меня по голове.
– Все будет хорошо.
– Знаю.
Джорджия начала играть в «Биошок: бесконечность», и мы с Ла заснули под звуки крошащихся черепов.
24
В ПЕРВУЮ ПЯТНИЦУ декабря мистер Хинк бесцеремонно увел меня с математики (уверен, он получал извращенное удовольствие, срывая уроки алгебры). Мы молча прошли в кабинет директрисы Валентайн, где нас уже ждала Лола. Перед ней лежали тридцать разворотов газеты, половина – пустых.
– Не желаете объясниться, Пейдж? – спросила Валентайн.
Я уже давно ждал этой встречи. Но впал в такую апатию, что меня она даже не пугала. Грейс не появлялась в школе всю неделю после Дня благодарения. Несмотря на предупреждения Лолы – та грозилась, что, если я не возьму себя в руки, она пойдет и нажалуется Валентайн, – я не сделал ничего, так как не мог даже заставить себя зайти в редакцию.
– Похоже на распечатку нашей газеты.
– Утром я попросил Лолу распечатать то, что уже готово, – сказал Хинк. – И вот что увидел.
«Головотяп», – прошептала Лола.
«Иуда», – шепнул я в ответ.
– Послушайте, на самом деле у нас готово намного больше. Есть огромная статья про настольные игры и еще несколько материалов, практически готовых к печати. В ближайшую пару дней передадим их Лоле.
– Уже слишком поздно, – сказала Ла. – Я давно пытаюсь это до тебя донести. Я не смогу сверстать три месяца работы за пару дней.
– Мистер Пейдж, номер пойдет в печать в понедельник. Если бы решение было целиком моим, я бы немедленно уволила вас с поста редактора, но мистер Хинк все еще верит, что вы сможете как-то выкрутиться. Тираж уже оплачен, и знайте: за тридцать пять лет существования «Вестланд Пост» ни разу не было случая, чтобы газета не выходила в свет. Ваш номер не станет исключением. Вы меня поняли?
– Да.
– Сегодня на уроки можете не возвращаться. Зовите авторов, идите в редакцию и доделайте газету.
– Да, – повторил я.
Лола отвела меня в редакцию, созвала младших редакторов, а после обеда пришли Хинк и Валентайн и выбрали для нас тему: «Лучшие годы жизни». Хотя ни у кого уже не оставалось сомнений, что этот номер станет худшим в истории «Вестланд Пост» (которая и без того не пестрела блестящими номерами), я все же подумал, что мне удастся взять себя в руки и сдать этот чертов тираж. Но потом я проверил телефон и увидел два сообщения.
Первое было от мамы.
РОДИТЕЛЬНИЦА:
Мы дома у Грейс. Приезжай немедленно.
Позвони, если нужно за тобой заехать.
Я ничего не понял.
И второе.
Это было голосовое сообщение с неизвестного номера. Я тут же прослушал его, все еще недоумевая, что понадобилось моей матери в доме моей бывшей девушки.
«Генри», – произнес знакомый голос, срывающийся и испуганный. Человек на том конце провода плакал. Я не сразу его узнал и не сразу понял, почему от одного звука его голоса внутри все сжалось. «Это Мартин Сойер, папа Доминика. Ты не мог бы позвонить, как только получишь это сообщение? Мы…» Он всхлипнул. «Дело срочное. Я… не знаю, говорила ли тебе Грейс, но сегодня у Дома день рождения – его первый день рождения с тех пор, как он погиб, и она… она…»
Остальное я не дослушал.
– Грейс, – выдохнул я. – Что-то случилось с Грейс.
Директриса Валентайн, которая сидела на диване и читала, подняла голову.
– Я в курсе, что мисс Таун пропала, но поисками занимаются ее семья и полиция.
– Вы знали? – спросил я тоном, каким раньше никогда не обращался к взрослому человеку. – Вы знали и ничего нам не сказали?
– Номер идет в печать в понедельник. У вас меньше семидесяти двух часов, чтобы закончить работу.
– Я должен идти, – я схватил рюкзак. – Я должен ее найти.
– Генри, если ты выйдешь из этого кабинета, у меня не будет другого выбора, кроме как уволить тебя с поста редактора.
Но я уже бежал. Лола что-то кричала, но я не мог открыть рот и ответить ей, потому что боялся, что меня стошнит.