Наши люди (Выбранные места из бесед с великими) — страница 19 из 61

А однажды на гастролях в Киеве он познакомился со священником Ивановым бывшим клоуном. Тот приходил иногда в цирк... И очень боялся, что прихожане узнают о бывшей его профессии. Те же удивлялись, отчего это батюшка агитирует их заготавливать сено для цирковых лошадей. Это чудесное превращение клоуна в священника привело Никулина к совершенно справедливой мысли о том, что пути Господни неисповедимы, а вовсе не к бесплодным размышлениям о том, что-де одно дело и те и другие делают.

Дальше, как известно, был триумф, гастроли по СССР и всему остальному миру. Странные, ни на что прежде известное не похожие роли в кино, к которым он отнесся с необычайной трепетностью. Из фильмов с Никулиным народу запомнилось множество летучих фраз, а это же не зря.

Правда

- Юрий Владимирович! Жизнь меняется, кругом разное происходит, а вы все тот же приятный, честный, порядочный человек. Это удивительно и поучительно...

- Как сказать... Совершенно честных людей ведь нет. Нет, не хочу из себя делать святого. "Я ничего не украл, я никого не обманул, я несу только добро и радость людям" - это было бы ужасно, если так написать. Такого не бывает, к такому можно только стремиться...

Ну да, кто-то узнал, что я много помогаю артистам цирка (каждый раз проезжая мимо любой больницы, вспоминаю, сколько хороших людей туда устроил), и тон у меня искренний, и глава в книге у меня называется - "Не ври!". И вот уже у меня, к сожалению, создался имидж добрейшего человека, такого, который никогда не врет. И никому не отказывает.

- Да что ж тут плохого?

- Так я ведь очень переживаю. Все эти годы, начиная с перестройки, меня на улице караулят люди: "Я приехал специально к вам, потому что мне больше не к кому обратиться, а вы людям помогаете". Ну если б я был хоть депутат, мог бы через правительство что-то сделать... Но я не депутат. И потом, у меня ж работа. Если все бросить и добиться какой-то ерунды, чтоб человека приняли или хоть взяли у него заявление, - так на это полдня уйдет. Для меня самое тяжелое - говорить "нет", отказывать. Ко мне и проходимцы приходят, и жулики, и нахалы, их сразу видно. Просят денег на билет, дескать, обокрали, а им ехать. Непременно вышлют. Даю. Так ни один не прислал. Ни один.

Никулин бесстрашно, мужественно рассказывал про себя нелепые клоунские истории. Вот, например, одна. Он долго собирал почтовые марки, накопил 6 тысяч штук. И страшно расстроился потом, случайно узнав, что не следовало их приклеивать к страницам альбома столярным клеем - намертво. Совершенно клоунская ситуация! "Смешное и трагическое - две сестры, сопровождающие нас по жизни".

Он понарассказывал - и устно, и в книге - множество историй, которые его представляют не в лучшем свете. Таких дурацких историй у каждого полно! Но другие помалкивают...

- Я про это писал, чтоб показать - я абсолютно такой же, как все, объяснял мне Никулин. - Я вот описал, как меня выгнали из тира за то, что я стрелял по лампочкам. Ну, по лампочкам. А другие, может, кошек вешали, это ж куда хуже...

- Вот вы в книжке пишете: "Многие старались себя показать друг перед другом как можно выгоднее. А Гайдай - нет". Что, и Никулин - тоже нет?

- Когда кто-то себя начинает показывать выгоднее, чем есть, мне стыдно становится, неловко и неудобно за него. Пускай про тебя другие говорят...

Я, например, редко рассказываю про войну. Когда меня просят что-нибудь вспомнить, как я воевал, я рассказываю обыкновенно следующий анекдот. Демобилизованный солдат вернулся домой, созвал родню и три часа рассказывал про то, как воевал. А когда закончил, его маленький сын спрашивает: "Папа, а что на фронте делали остальные солдаты?"

А нет, так другой. Внук спрашивает деда, воевал ли тот. Дед отвечает: "Ну". - "Что "ну"?" - "Ну, не воевал".

Когда снимали юбилей Гердта, режиссер мне говорит: наденьте награды. А я этого не люблю. Так, надеваю по праздникам Красную Звезду, а на День Победы колодки.

Он вспоминает в книге про то время, когда со своим партнером Михаилом Шуйдиным работал ассистентом у знаменитого Карандаша: "Служащие, артисты нас в глаза называли холуями, прихлебателями, мальчиками на побегушках... Меня не смущали подобные разговоры".

- Точно не смущали! - вспоминает он. - Карандаш был для меня - святой, я многое ему прощал, притом что характер у него был не сахар. И еще я чувствовал, что многого не знаю и надо учиться. Сколько талантливых клоунов провалилось из-за незнания технологии цирка! Покойный Тенин, или Мозговой, который чуть не повесился...

Мой отец - я не писал об этом в книге - был человек очень талантливый, очень остроумный. Но гордый! Вот надо пойти к человеку, который утверждает репертуар, ему не то чтобы взятку дать, но что-то подарить - не идет! Надо кого-то взять в соавторы - не берет! Чуть что не так - хлопнул дверью, ушел. Мы без денег сидели...

И еще он часто опаздывал. На важные встречи, где должна была решиться его судьба! Из-за этого его не принимали...

- А вы оказались более гибким, чем ваш отец. Научились смирять гордыню... Да?

- Да. Конечно...

Смех

Эпиграфом одной из глав своей книги Никулин поставил слова своего любимца Станислава Ежи Леца: "Когда обезьяна рассмеялась, увидев себя в зеркале, родился человек".

И дальше от себя: "Я всегда радовался, когда вызывал у людей смех. Кто смеется добрым смехом, заражает добротой и других. После такого смеха иной становится атмосфера: мы забываем многие жизненные неприятности, неудобства".

В книге он еще написал:

"Наверное, чтобы идти в клоуны, нужно обладать особым складом характера, особыми взглядами на жизнь. Не каждый человек согласился бы на то, чтобы публично смеялись над ним и чтобы каждый вечер его били, - пусть не очень больно, но били, - обливали водой, посыпали голову мукой, ставили подножки. И он, клоун, должен падать, или, как говорим мы в цирке, делать каскады... И все ради того, чтоб вызвать смех. ...Почему люди смеялись? Думаю, прежде всего потому, что я давал им возможность почувствовать свое превосходство надо мной. ...Окружающие понимали, что сами они на такое никогда не пошли бы". Это, бесспорно, мудрая мысль.

Он рассказывает:

- Одно упоминание о цирке уже людям приятно! Скажешь им: "Я из цирка" улыбаются. И это даже когда я не был еще известным клоуном! Это гораздо лучше, чем сказать - "Я работаю на кладбище". Или в ОБХСС.

А рассмешить - это трудно. Вот представьте, выходит клоун, а публика не смеется. Такое бывало со мной! Когда не так выходил, не с тем настроением, не так двигался, не то говорил, не так пел. А вот однажды запел, голос сорвался смеются. Ага! Я это беру на вооружение. Или придумал выходить с авоськой (молодые уж не помнят) - тоже смеялись. С чекушкой - смеялись. Так постепенно, по крупицам выуживал смех у публики.

Не скрою, в школе все меня приглашали на дни рождения, потому что знали, что я всех буду смешить. Розыгрыши, рассказы, игры какие-то. Я всегда испытывал радость от того, что люди смеялись. Наука доказала: если в больницу запускать клоунов, дети выздоравливают быстрее. Про это я не рассказываю - это я не придумываю, это научный факт.

- Может, вам потому удается смешить людей, что вы экстрасенс?

- Нет. С экстрасенсами я встречался, они отметили мою хорошую ауру и доброту, но и отсутствие у меня экстрасенсорных способностей тоже.

- Анекдоты в вашей жизни. Похоже, это вы вызвали моду на их коллекционирование и публикацию сборников... Клоунада - это ведь что? Материализация анекдота?

- Да, да, конечно. Комедия ситуаций и положений. А к анекдотам меня приучил отец. Он часто встречался с артистами эстрады - он ведь писал для них - и приносил с этих встреч анекдоты. Я каждый раз ждал с нетерпением, когда он вернется и начнет рассказывать...

У отца была особая клеенчатая тетрадь с анекдотами, еще с гимназических времен, с ятями. Мне было лет двенадцать, когда я впервые ее раскрыл... Некоторые анекдоты были зашифрованы. Отец сказал, что будет мне их рассказывать постепенно.

Он передал мне секрет, как рассказывать анекдоты.

- Так скажите же этот секрет!

- К слову. К месту надо рассказывать. Тогда любой анекдот выигрывает.

- А-а... А я-то думал...

- То, что я люблю анекдоты, юмор, это не случайно, это связно с тем, что стал клоуном. Я всегда любил рассказывать анекдоты, смешные истории. Когда я заставлял людей смеяться, то чувствовал, что делаю полезное дело. "Вызвать смех - гордость для меня".

А если меня кто-то рассмешит, для меня человек становится богом. Как Райкин, Хенкин, Чаплин. "Огни большого города" я десятки раз ходил смотреть.

Слава

- Наверное, самое страшное наказание - это когда человека сажают в одиночку. Я представлял себе таких людей, сидящих в Шлиссельбурге...

Для чего я живу, рассказываю истории, смеюсь? Для людей. Обожаю смотреть комедии в хорошей компании. Чтоб быть соучастником этого дела, смотреть, как люди реагируют. Они же заражают! Не надо смотреть фильм по ТВ - надо идти в кино. Люди настраивают вас, и вы все воспринимаете так, как нужно. Серьезный фильм - зал молчит, и это молчание вас тоже организует. А если по телевизору, то в самый драматический момент сюжета бабушка говорит: "Передайте мне соль, пожалуйста..."

- А помните, как вы в пятьдесят первом году восхищались телевидением? "Весь вечер никто ни о чем не говорил. Все смотрели телевизор. Это действительно чудо!"

- Так я ж ничего не говорю... Я счастлив, что могу посмотреть по ТВ футбольный матч. Тем более - сейчас невозможно смотреть на стадионе. Все узнают: "Никулин пришел!" Как забьют гол, встает публика и смотрит мне в лицо: как реагирую? И на пляже в Сочи - толпа собирается. Я снимаю штаны, кругом гомон: "Трусы-то, трусы, смотрите, в полоску!"

Но мне все же лучше, чем Магомаеву. Того однажды с пляжа пришлось увозить на лодке, когда поклонники начали рвать на части его одежду.

Характер