– Ну, с карманной гребенкой одиннадцать, и коньяку выпьем на мой счет. Гарсон! Или как тебя! Чумазый! Где ты?
– За коньяк мерси, но за одиннадцать уступить не могу. Желаете тринадцать?
– Двенадцать и коньяковое угощение. Коньяковое угощение будет хорошее.
– Давайте деньги. Только уж из-за того, что земляк, – махнул рукой контролер.
Накупила и Глафира Семеновна разных мелочей франков на полтораста, и в том числе две камеи. Контролер хоть и просил не торговаться с ним, но спустил добрую треть против объявленной цены. Были куплены с помощью контролера и кораллы, и деревянные изделия у других торговцев. Начались спрыски покупок коньяком.
– Как приедете на остров Капри, будете завтракать. На берегу вас обступят всевозможные комиссионеры и будут тащить вас в свои рестораны, так никуда не ходите, кроме гостиницы «Голубого грота». Вот карточка гостиницы, – говорил контролер, суя Иванову и Конурину карточку гостиницы. – Там вас накормят и дешево, и сытно. До отвалу накормят. Там и я буду завтракать.
– Вот и отлично. Стало быть, вместе позавтракаем, и будете вы нам переводчиком.
– Готов служить. Там такие вам отборные устрицы подадут, что язык проглотите.
– Тьфу, тьфу! – плюнул Конурин.
– Что с вами?
– Да я не только их есть, а и смотреть-то на них не могу.
– Неужели? А насколько я успел заметить, все русские с такой жадностью набрасываются здесь на устрицы.
– Да не купцы, не из купеческого быта, а купцы даже за грех считают такую нечисть есть.
– Врешь. Это только неполированные купцы. А ежели понатужиться, то с горчицей я в лучшем виде могу пару устриц съесть. Дух запру и съем, – сказал Николай Иванович.
– А все-таки не любите их? Ну, рыбы великолепной нам подадут.
– Рыбы у меня жена не ест. Боится, что из какой-нибудь змеиной породы рыбу подадут.
– Позвольте, что же вы будете есть на острове Капри? Остров только устрицами и рыбой славится.
– Поедим что-нибудь такое, чем он не славится.
– Ну, барашка с макаронами.
– Ой! Как только в макаронное царство въехали, только баранину с макаронами и едим, – проговорил Конурин. – До смерти надоела!
– Креветки, крабы…
– Тьфу, тьфу! Это тоже не купеческая еда. А вы вот что: нельзя ли русскую селяночку из ветчины на сковородке приказать изобразить да дутые пироги? Может быть, вам по знакомству и сделают.
– Нет, этих блюд вам во всей Италии не сделают. Глаза вытаращат от удивления, если скажешь про пироги или про селянку.
– Ну бифштексы. Бифштексы можно?
– Можно. Это англичане едят.
– Что англичане едят, то можно, а что русские, того нельзя. Что за счастье такое англичанам?
– Да ведь русские очень мало посещают Италию, а англичане толпами осаждают Неаполь и остров Капри. Смотрите, сколько их сегодня едет.
– Голубая вода! Голубая вода! – закричала Глафира Семеновна, смотря за борт парохода. – Николай Иваныч, смотри, какая бирюзовая вода.
Николай Иванович и Конурин подскочили к борту. Пароход проходил мимо высокой отвесной скалы, как бы вырастающей прямо из моря.
– Фу-ты, пропасть! Действительно, голубая вода, и даже в прозелень… – сказал Конурин. – Подсинивают ее чем, что ли? – спросил он контролера.
– Что вы! Да разве это можно? – улыбнулся тот.
– Э, батюшка, иностранец хитер. Это не наш брат, русский вахлак. Иностранец и подсинит, чтобы подиковиннее казалось и на эту диковинку из чужих краев ротозеев к себе заманить.
– Да нет же, нет. Никто здешнюю воду не красит. Эта вода уж такого свойства. Тут отсвет скал и голубого неба играет роль. Погодите, через полчаса будет так называемый Голубой грот, и там вы еще более синюю воду увидите.
– Ах, да-да… Непременно надо посмотреть этот Голубой грот… – заговорила Глафира Семеновна.
– А вот мы около него остановимся, я вас усажу в лодку с надежным гребцом, и вы отправитесь в него, – сказал контролер. – Это потрясающее зрелище. Нигде в целом мире нет ничего подобного.
– А не опасно? – спросил Конурин.
– Что же тут может быть опасного! – отвечал контролер. – Смотрите, море как паркет. Тишина…
– Впрочем, и то сказать. На огненную гору Везувий третьего дня лазали, так уж чего тут!..
– Надо только поспешить во время морского отлива въехать в этот грот и во время отлива выехать, а то при приливе можно там надолго остаться.
– Ой! Как же это так? Тогда Бог с ним и с гротом, – проговорил Николай Иванович.
– Не беспокойтесь, не беспокойтесь. Пароход подойдет к гроту именно во время отлива, и гребец и ввезет, и вывезет вас без задержки.
– Послушайте… Поедемте и вы с нами. С вами все-таки не так страшно… – упрашивала контролера Глафира Семеновна.
– С удовольствием бы, сударыня, но я по обязанностям службы должен быть на пароходе.
– Боюсь, право, боюсь ехать. А ежели мы не успеем выехать из грота и наступит прилив?
– Успеете. Времени много. Лодочник опытный. Каждый день на этом деле.
– Ну а ежели бы не успели?
– Тогда придется остаться в гроте до отлива на несколько часов.
– В потемках? Брр… Фу! Страшно!
– А вот увидите, какой в этом гроте особенный фосфорический свет.
– Да ведь задохнуться можно.
– Не бойтесь, пожалуйста. Голубой грот – это все равно что большой зал с куполом. Зрелище потрясающее.
– Николай Иваныч, уж ехать ли нам в грот-то?
– Непременно надо. Чего ты боишь! Ты за меня держись.
Конурин покрутил головой.
– Надо все-таки для храбрости еще коньяку выпить. Господин земляк! Скомандуй-ка! – обратился он к контролеру.
– Нет-нет. С пьяными я ни за что не поеду! – воскликнула Глафира Семеновна.
Пароход убавлял ход и давал свистки.
– Голубой грот… Подъехали. Идите скорей к трапу, и я рекомендую вам опытного лодочника, – проговорил контролер и бросился с верхней палубы вниз.
Ивановы и Конурин тихо последовали за ним. Глафира Семеновна была бледна и крестилась.
LXVII
Около пароходного трапа вверху толпились пассажиры всех национальностей и поодиночке сходили по лестнице, чтобы поместиться в цепляющиеся за пароход маленькие лодочки, дабы ехать осматривать Голубой грот. Гребцы, переругиваясь между собой, принимали пассажиров и отчаливали от парохода. На палубе парохода была страшная суматоха. Все старались как можно скорее попасть в лодку, дабы подольше пробыть в гроте до морского прилива. Слышались итальянская, французская, немецкая и всего больше английская речь. Даже всегда медленные в своих движениях и флегматичные англичане и те суетились, проталкиваясь к лодкам. Англичанин в клетчатом шотландском костюме и шапочке, кроме бинокля, барометра, фляжки и баула, перекинутых через плечо на ремнях, имел при себе еще плетеную корзинку с ручкой. В корзинке лежала масса маленьких коробочек с надписями на них красным карандашом.
– Спускайтесь, спускайтесь скорее и садитесь в лодку вот с этим старым гребцом. У него хоть один глаз, но он опытнее другого двухглазого и маракует немножко по-французски, – сказал Ивановым и Конурину контролер, проталкивая их на лестницу.
Лодка внизу у лестницы так и прыгала по морской зыби. Кривой старый гребец принял Николая Ивановича и Конурина, спрыгнувших в лодку, а Глафиру Семеновну просто схватил в охапку и перетащил на скамейку в лодке.
– Легче, легче! Черепаховые гребенки сломаешь! У меня черепаховые гребенки в кармане! – кричала она, но лодка уже отвалила от парохода.
Кривой гребец взялся за весла. Он был почти полуголый. Штаны и рукава грязной рубахи были засучены донельзя, дальше чего уже их засучивать нельзя. В расстегнутый ворот виднелась волосатая коричневая грудь. Лицо было также коричневое, обрамленное седой, вплотную подстриженной бородой, и смотрел только один глаз. Голова была вместо шляпы обвязана какой-то цветной тряпицей. Лодка подъезжала к громадной отвесной скале, на вершине которой карабкались козы, казавшиеся величиной с цыпленка. Внизу под скалой бродили по колено в воде два голых субъекта, нагота которых прикрывалась только короткими штанами. Они размахивали руками, что-то кричали и манили к себе приближающиеся лодки.
– Смотрите, смотрите, в каких костюмах… – указывал на голых Конурин. – Неужто на этом острове все жители в такой одежде щеголяют? Ведь это Адамова одежда-то.
– Не может быть. Это, наверно, купающиеся, – отвечал Николай Иванович. – Глаша, смотри.
– Вот еще… Очень нужно на голых смотреть, – ответила Глафира Семеновна.
– Позвольте… А может быть, этот остров с диким сословием… Дикое сословие здесь живет. Ведь есть же такие острова, где дикие, – опять начал Конурин. – Как же тогда-то?.. За неволю придется на них смотреть, глаза себе не выколешь.
– Полноте врать-то, Иван Кондратьич. Дикие в Африке, а здесь Италия.
– А почем вы знаете, что Италия? Может быть, уж нас в Африку привезли.
– В Африке арапы, а здесь, неужто не видишь, это белый народ, – вставил свое слово Николай Иванович.
– Да ты посмотри. Какой же это белый. Полубелый – вот я согласен. Совсем коричневые морды.
К голым субъектам, однако, подъехали две лодки. Голые субъекты тотчас же бросились в воду, нырнули и по прошествии некоторого времени вынырнули, высоко держа что-то в руках над головами.
– Что-то показывают… – сказал Николай Иванович. – Должно быть, представление какое-то. Глаша! Не подъехать ли нам посмотреть? – спросил он жену.
– Выдумай еще что-нибудь! – огрызнулась Глафира Семеновна и, обратясь к лодочнику, стала спрашивать: – У е грот бле? Далеко грот бле? Луан?[617]
Лодочник обернулся, пробормотал что-то непонятное и указал на небольшое отверстие в скале, приходящееся над самой водой. Передовые лодки, подъезжая к нему, мгновенно исчезали. Около отверстия на камнях стоял шалаш, и у шалаша виднелись два солдата в кепи с светло-зелеными околышками.
– Солдаты какие-то стоят, – указала Глафира Семеновна. – Должно быть, для порядку поставлены.