Однако хотелось все же удостовериться, там ли запонка? Пошла к Марику. А он уехал на гастроли в США. Забрал ширмочку с собой или оставил, вот приедет — и узнаем!
А почему это вдруг Напольский решил убить своего лучшего друга, может спросить меня читатель. Ответ, — в самом вопросе: потому что лучший… лучше его…
Я их обоих знаю давно… (а уж Напольского-то! Пять лет вместе прожили). Два молодых актера вместе делали первые шаги. Дружили и, нужно заметить, шагали дружно, на равных. Популярность, поклонницы, журналы, пестрящие снимками… и вдруг, вначале почти незаметно, Олег стал выбиваться из молодых, подающих надежды, в большие актеры. Они все еще «подавали», а Олег уже стал! Никита ворчал, списывая талант друга на удачу: «Олегу просто везет, а мне — нет!» Потом заговорил о происках завистников, которых, по его мнению, у него было значительно больше, чем у Олега… А в печати тем временем стали появляться статьи о необыкновенно талантливом актере Ветрове. Спектакли с его участием были заранее обречены на успех. Исходило от Олега что-то светлое…
Напольский же крутился-вертелся то тут, то там, а больше — на страницах светской хроники. В интервью подчеркивал, что устал… хочет сам написать сценарий, пьесу, а потому отказывается от всех предложений. Потом вдруг мелькнет на экране в небольшой роли и тут же оправдывается: мол, на большую времени нет, а это так, пустячок, знакомый режиссер уговорил.
Таким образом, спустя несколько лет после старта Ветров оказался намного впереди Напольского, и тот понял: не догнать! А типаж у них один. Если Олега утверждают, то как бы косвенно лишают Никиту роли. Вот и в этом, ставшем роковым, фильме сначала хотел режиссер на главную роль пригласить Напольского. Пробы прошли удачно. Никита ликовал. Но съемки все откладывались да откладывались, а потом режиссер сказал: «Понимаешь, Никита, мы тут посоветовались, еще раз пробы посмотрели и решили, что тебе больше подойдет роль друга главного героя!» Режиссер еще не закончил, а Никита все понял: «А герой, конечно же, Ветров!» «Ну и отлично! — хлопнул его по плечу режиссер. — Ты и сам понимаешь, что герой — не твоя роль!»
Ошибся известный режиссер, ох, как ошибся. Герой — это как раз роль Напольского в жизни и на экране. Навалилась на Никиту зависть — не вздохнуть. Видеть Олега — пытка, а тут еще перед всеми друга разыгрывай! Легче бы стать открытым врагом, да сложно, — противопоставить нечего. Ведь враг — это когда чувствуешь силу, когда вызов бросаешь, уверенный в своем превосходстве. Потемнел в лице Никита. Задумался. Что надумал — неизвестно… если бы не наша веселая вдовушка из Швейцарии.
Кинематограф использовал ее одноразово, в театре с «Кушать подано!» начинать не захотела, — за миллионера замуж вышла. Казалось бы, чего еще! Да только кинематограф душу не отпускал. Не успела вдовью вуаль снять, как в Москву поспешила. Пусть в качестве продюсера, лишь бы опять очутиться на съемочной площадке. А тут даже роль предложили: очаровательное молчание на крупном плане. Никита еще больше задумался: «Что ж получается! Светка будет продюсером всех фильмов с участием Олега! Так ведь это же мечта, плавно переходящая в реальность! И опять Олег, почему? Ведь я точно знаю, что нравился Светке больше него!»
Нравился, да только искал всегда Никита не любви, а выгоды. Вот и теперь решил ее не упустить. Расчет был несложен: если предположить, что Олег вдруг исчез, ну, ветром унесло, на кого обратит свой взор Светлана? Для нее, покинувшей Москву десять лет назад, все так и осталось: два героя, два мужчины. Вступать с Олегом в любовно-творческий поединок — глупо. Светлана быстро вникнет в суть вещей. Ветров — талантливый артист. Никита — просто хороший. И, естественно, выберет лучшего! А вот если лишить ее выбора? Всех лишить выбора! Никита дышал в спину Олега. Знал: не будет Ветрова — пока режиссеры и зрители опомнятся, он при мощной поддержке мадам Ферри быстро займет его место. Да и кто сможет в театре взять на себя репертуар Ветрова — только Напольский!
Для себя, полагаю, для отвода своих же глаз, он решил не убивать Олега, а как бы пошутить… на случай поставить…
Заточил небольшую стрелу, пустил в питона… черт его знает, как тот отреагирует, может, и не почувствует ничего, а может…
Друга бросился спасать первым…
Сейчас, когда пишу эту главу, миллионерша все еще в трауре по Олегу… но когда полностью окончу, подготовлю к публикации, почти уверена — Напольский уже сделает предложение мадам Ферри… Недолго осталось…»
— Н-да! — покачал головой майор Петров. — Прелюбопытный случай!
Светлана, сдвинув брови, все смотрела на экран компьютера.
— А как же получилось, что тебе и этому… Напольскому одновременно пришла мысль о дискете, зашитой в плюшевом медведе? — обратился Леонид Петров к Кириллу.
— Я же говорил, как увидел фотографию актрисы в роли миссис Сэвидж, тотчас осенило, и, как оказалось, не только меня, но и Напольского. Он с балкона смотрел на церемонию открытия. Понятное дело, Жаклин боялась открыто хранить дискету, после своего слишком прозрачного намека, брошенного в пылу «выступления» перед публикой. Боялась, что Никита может попытаться обыскать дачу, поэтому, находясь под влиянием роли миссис Сэвидж, зашила дискету в медведя. Но все же до конца не была уверена, что Никита понял тот намек, иначе подстраховалась бы по-другому.
Светлана опустошенным взглядом обвела гостиную. Подошла к буфету, достала бутылку джина.
— Помнишь, — глухо произнесла она, — мы с тобой столкнулись, когда ты выходил из зрительного зала, а я шла в гримерную к Никите? Меня удивила твоя поспешность…
— Да, а что в театре? — воскликнул Кирилл. — Казанова бежал прямо со сцены! — расхохотался он.
— Катастрофа! — разливая джин в стаканы, печально отозвалась мадам Ферри. — В театре — катастрофа!
Светлана вошла в гримерную. Никита сидел перед зеркалом и водил пуховкой по лицу. Придирчиво посмотрел на себя, переклеил мушку, подрумянил щеки.
— Если Казанова был похож на тебя, то я понимаю женщин! — шутливо вздохнула мадам Ферри, стряхивая с его камзола пудру.
Он улыбнулся вежливо. Светлана поняла, что Никите нужно побыть одному, но, уходя, не удержалась и сказала:
— Детектив Мелентьев после неудачи с поимкой убийц Олега и Жаклин, наверное, в пожарники подался. Чуть с ног меня не сбил, вылетел из театра как на пожар… — и, довольная своим остроумием, ушла.
Никита замер подобно восковой кукле — нарумяненной, обсыпанной пудрой, с губами цвета кармина. Раздался звонок, и помощник режиссера по внутреннему радио предупредил: «Твой выход, Никита!»
В первом явлении второго акта Напольский-Казанова пробыл на сцене всего минуты три. Отрешенно глядя в сторону, произнес несколько реплик и, завернувшись в шелковый плащ, скрылся за кулисы. И вдруг пошатнулся… попытался ухватиться за стул, но рука соскользнула… Что началось! Прибежали встревоженные Гарри Бахарев и Светлана. С трудом протиснулись сквозь толчею к уложенному на кушетку Напольскому. «Скорая!» примчалась мгновенно, словно дежурила у театра. Никиту с закатившимися глазами бережно положили на носилки. Врач, пощупав пульс, на вопрос Светланы: «Что с ним?» только пожал плечами. А на сцене продолжался не остановленный Бахаревым спектакль… Вот уже маркизы в сопровождении кавалеров заполняют пышную бальную залу, раздаются звуки гайдновской симфонии с символическим в данном случае названием «Сюрприз». Все ждут появления блистательного Казановы… Но на сцену падает занавес, и появляется Гарри Бахарев. С минуту он молча смотрел на публику, а она на него…
— Дамы и господа! — наконец произнес он. — В связи с внезапным недомоганием актера Никиты Напольского мы вынуждены прервать спектакль.
Зал ответил громовым «Ах!» Послышались вопросы. Бахарев развел руками и продолжил:
— Приносим свои глубочайшие извинения. Деньги можете получить в билетных кассах! — хотел еще что-то сказать, но не нашелся. Да и что скажешь, когда исполнителя главной роли увезли в больницу?
«Скорая» летела, сверкая фарами и воя сиреной. Никита открыл глаза. Рядом с ним сидел молоденький врач. Другой, больше похожий на борца, чем на спасителя в белом халате, находился в кабине водителя.
Напольский резко сел на носилках. Врач удивленно посмотрел на него и хотел было уложить опять, как Никита воскликнул:
— Что случилось? Почему я в «скорой помощи»? — провел рукой по лбу. — Ах да… припоминаю! Но это пустяки! Спектакль! Время! Сколько времени прошло, как вы меня увезли?
— Минут семь!
— Еще успею! — продолжал Напольский, когда машина замедлила движение из-за пробки на дороге.
Врач обхватил его за плечи, принуждая лечь, но Никита ловко отбросил его и, открыв дверь, выпрыгнул на проезжую часть. Увидевшие его водители автомобилей, следовавших за «скорой», решили, что выскочил сумасшедший, но, узнав в психе артиста, пришли к выводу, что снимают кино.
В одно мгновение Напольский скрылся в мрачном переулке. Ему повезло, удалось бежать как раз недалеко от своего дома. Влетел в подъезд и, одной рукой нажимая на звонок, а другой колотя в дверь, звал:
— Ольга Николаевна! Откройте скорее!
— Никитушка! Что… что случилось! Неужели провал? — вскричала, по случаю высокого давления оставшаяся дома, Ольга Николаевна, его соседка и доверенное лицо, на хранение у которой он оставлял дубликаты ключей, не надеясь на свою актерскую память.
— Все прекрасно! Ключи, скорее! — с горящими безумием глазами восклицал Никита и, схватив связку, перепрыгивая через три ступеньки, помчался вниз.
Открыл гараж, надел шлем, вывел мотоцикл и помчался за город по направлению к дачному поселку.
Увидев джип детектива, выругался и понял, что не ошибся в своем предположении. Скинул шлем, прихватил из багажника нож и мрачным призраком скользнул по саду. Вошел в дом, прислушался: шум доносился с чердака. Поднялся по ступенькам так тихо, что ни одна половица не скрипнула, заглянул в дверь и увидел детектива, только что вытащившего из кучи хлама плюшевого медведя. Схватил валявшийся у входа старый канделябр и запустил Мелентьеву прямо в голову. От удара, пришедшегося по касательной, Кирилл пошатнулся, выронил фонарик, но не упал, успел опереться о стену. Никита бросился на детектива. Завязалась борьба. Мелентьев ухватил его за волосы, оказавшиеся пудреным париком Казановы. Опешил. Напольский бросился на него с ножом, и тут страшная боль пронзила его тело и мозг. Он взвыл. Боль стала еще сильнее, и Никита потерял сознание. Полностью очнулся все от той же нескончаемой боли уже в саду, лежа у милицейской машины.