[23]. Некоторые из представленных в книге обобщений основаны на имеющихся у автора подборках фотоснимков с изображением отдельных видов насилия.
Еще одним важным источником является наблюдение. Я использовал собственные наблюдения всякий раз, когда из них можно было хоть что-нибудь почерпнуть. Некоторые из этих данных собирались намеренно, когда я сам находился в местах, где происходит насилие, в опасное время суток (этому способствовало проживание в некоторых районах городов восточного побережья США), или в ходе участия в полицейских рейдах. Другие наблюдения появились благодаря бдительной готовности автора «включать социолога», внимательно смотреть на происходящее и делать заметки, когда происходит что-то интересное. Все это не настолько мелодраматично, как может показаться: меня интересуют конфликтные ситуации не только высокой, но и низкой интенсивности, и мне любопытно наблюдать за тем, как люди справляются с конфронтациями, большинство из которых в действительности вообще не перерастают в насилие, не говоря уже о его крайних формах[24].
При обращении к некоторым темам этой книги я обширно использовал отчеты моих студентов – ретроспективные сообщения о ситуациях, которые они сами наблюдали, получив от меня заблаговременные инструкции относительно того, на что следует обращать внимание: эмоции, положения тела, обстоятельства времени происходящего. Я просил студентов описывать конфликтные ситуации, свидетелями которых они были на близком расстоянии, причем не обязательно с присутствием насилия: в представленные отчеты вошли, например, описания ссор и прерванных драк – все это также является важной составляющей спектра ситуационной динамики. Учитывая то, что выполнявшие эту работу студенты в основном происходят из семей среднего класса (хотя имеют весьма разнообразную этническую принадлежность и являются выходцами из разных стран), те разновидности насилия, о которых они сообщали, как правило, ограничивались кутежом, развлечениями и спортивными состязаниями, плюс некоторое количество семейных конфликтов и отдельные описания демонстраций и массовых беспорядков. Очевидно, что такие данные невозможно использовать для подсчета статистической частоты различных видов насилия, однако они очень показательны с точки зрения взаимосвязи между различными характеристиками ситуаций – что мне и требовалось.
Сам я интервьюировал людей, которые наблюдали насилие или были причастны к нему в различных формах: сотрудников полиции в нескольких странах, бывших солдат, музыкантов молодежной сцены, вышибал, судей и преступников. На протяжении этих интервью я уделял особое внимание тому, что именно они наблюдали, делая меньший акцент на том, как они интерпретировали или объясняли увиденное (хотя этот момент едва ли можно исключить). Интервьюирование варьировалось от ответов на заранее подготовленный (но не конечный) список вопросов до неформальных бесед; если это давало результат, то я вступал в продолжительные и неоднократные дискуссии. Особую пользу принесли обращения за деталями наблюдений к другим авторам этнографических исследований, которые поделились со мной различной информацией, выходящей за рамки их опубликованных работ – так произошло не потому, что они нечто утаивали, а благодаря моему стремлению получать материалы, актуализированные с новой перспективы. Кроме того, отдельные подробные описания различных видов насилия я почерпнул из судебных источников[25]. Еще одним источником информации я обязан собственному участию в различных школах боевых искусств на протяжении многих лет.
При рассмотрении некоторых тем активно использовались материалы новостных хроник. Они очень сильно различаются в подаче ситуационных деталей, но поскольку насилие, в особенности в более изощренных формах, является относительно редким событием, новостные сообщения нередко незаменимы. Особенно полезными материалы СМИ оказываются в тех случаях, когда в них сообщается дополнительная информация по делам, которые ведет полиция, например заключения баллистических экспертиз. В сводках новостей информация обычно подается в усеченном виде, однако гораздо больше подробностей содержится в отдельных длинных репортажах (например, о массовых беспорядках), которые можно обнаружить в интернете. Телевизионные новости, как правило, менее внятны и в большей степени нагружены комментариями, а следовательно, не столь полезны, за исключением тех случаев, когда в них присутствуют видеоматериалы. Основным исключением здесь выступает насилие в спорте. Для анализа насилия со стороны участников соревнований и болельщиков я использовал собственные наблюдения, почерпнутые из спортивных телетрансляций. В Америке спортивные события настолько ориентированы на видеосъемку, что зачастую по ней можно восстановить значительную часть контекста, опираясь на новостной сюжет о какой-нибудь драке, из которого неочевидна суть дела, – скажем, понять, какие действия игроков и команд во время матча привели к драке. Кроме того, мне удалось проверить некоторые моменты – например, соотношение между частотой случаев, когда бейсболисты получают удары мячом при подаче, и ситуациями, когда это приводит к дракам.
На всем протяжении книги в анализ включались материалы уже опубликованных исследований. Некоторые из них принадлежат другим специалистам – здесь особую ценность имеют работы авторов, занимающихся этнографией насилия (Элайджа Андерсон, Энтони Кинг, Билл Бьюфорд, Кертис Джексон-Джейкобс, Никки Джонс и другие), а также тех, кто изучает среду, в которой имеют место определенные его разновидности (работы Дэвида Грейзиана о сфере развлечений и Мюррея Милнера о статусных системах в средней школе). Особую признательность хотелось бы выразить таким исследователям, как Джек Кац, которые первыми стали сводить воедино все данные близких наблюдений с разных точек зрения. Ряд коллег, реализующих такой подход (Кац, Милнер, Грейзиан), предпринимают коллективные этнографические исследования – отчеты о наблюдениях от ряда лиц, которые собираются либо ретроспективно, либо от наблюдателей, направленных для освещения конкретных событий. Подобному подходу уделялось мало внимания в методологической литературе, однако он обладает множеством преимуществ и заслуживает того, чтобы приниматься в расчет более масштабно.
Кроме того, в качестве материалов использовались опубликованные интервью (например, с преступниками, находящимися в тюрьме или отбывшими срок), а также биографические и автобиографические сообщения людей, принимавших участие в насилии (в особенности во время военных действий). Историки приходят на помощь там, где они приводят подробности микронаблюдений из собственных источников.
Иногда полезными оказываются и художественные источники, хотя здесь нужно действовать с осторожностью, поскольку художественные описания насилия являются важным источником мифологии, которая заслоняет наше понимание этого феномена. Особенно это касается игровых фильмов, в которых насилие за редким исключением изображается крайне недостоверно. В некоторых литературных произведениях (главным образом относящихся к натуралистическому направлению начала XX века) содержатся ценные подробные описания военных действий и поединков, а также микромеханизмов, которые приводят к насильственным столкновениям, или сцен разгула, выступающих их фоном. Отдельные писатели, такие как Толстой, Хемингуэй и Фицджеральд, были микросоциологами еще до появления самой этой профессии. В произведениях авторов предшествующих периодов, таких как Гомер и Шекспир, во многом распространялись мифологические представления, но все же и они порой полезны, когда в них описывается ритуальная сфера, окружавшая насилие в отдельные исторические периоды, пусть и не сам процесс совершения насилия.
Там, где это было актуально, в книге также использовались количественные данные. Они оказались полезными (хотя и труднодоступными) применительно к некоторым аспектам насилия, совершаемого полицией, а военные реконструкции сыграли ключевую роль в пробуждении интереса ученых к тому, как на самом деле происходит насилие – к подобным данным относятся подсчеты выстрелов, сделанных солдатами, нанесенных ударов, израсходованных боеприпасов и потерь. Кроме того, были проведены детальные реконструкции нескольких массовых демонстраций и подробностей гибели их жертв (например, расстрела сотрудниками Национальной гвардии США студенческих выступлений в Кент Стейт в 1970 году[26]). Автор также опирался на данные о мародерстве и задержаниях в ходе массовых беспорядков и временны́е диаграммы их распространения и масштабов тяжести.
На протяжении всего исследования я придерживался правила давать собственные интерпретации данных. Зачастую это требовало разрыва с представлениями наблюдателей или предшествующих исследователей о том, что именно является важным, и выхода за рамки их понимания ситуаций. Можно сказать, что социология в значительной степени представляет собой искусство задания новых рамок для наблюдений других людей. Там, где эти предшествующие наблюдения принадлежат самим социологам, а новые рамки сильно пересекаются с прежними, можно говорить о накапливающемся прогрессе теоретических представлений.
Мои источники чрезвычайно разнородны – но именно так и должно быть. Для предметного понимания отдельно взятого феномена требуется взглянуть на него с как можно большего количества сторон. Методологический пуризм оказывается огромным камнем преткновения для понимания – в особенности в случае с таким трудным для постижения явлением, как насилие. Очевидно, что в будущем микросоциологические исследования насилия можно будет выполнять лучше, чем сделано в этой книге, – а пока важно задать принципиальное направление движения.
Краткий обзор содержания книги
В главе 2 будет представлена базовая модель: насильственные ситуации наполнены конфронтационной напряженностью и страхом. Как следствие, в большинстве случаев насилие не идет дальше пустого бахвальства и патовых ситуаций, в результате чего мало что происходит либо совершаются неумелые действия, наносящие в основном незначительный и непреднамеренный урон. Для нанесения противнику реального ущерба необходимы траектории, позволяющие обойти конфронтационную напряженность и страх – о том, что собой представляют эти способы, речь пойдет в последующих главах.