Наслаждение и боль — страница 24 из 78

Одно это предположение уже само по себе было ужасно. Но если он закрутил роман с Гретхен, с соседкой, — это уже ни в какие ворота не лезет, возмущенно подумала Карен. Для нее все это было уже слишком.

Рванув с плеча кухонное полотенце, она резко обернулась:

— Гретхен беременна. Тебе что-нибудь об этом известно?

— Гретхен? Какая Гретхен? Ах, эта, что через дорогу?

Карен едва сдерживалась, чтобы не стукнуть его чем-нибудь тяжелым. В конце концов, Гретхен не такое уж распространенное имя, верно? Интересно, сколько у него знакомых с таким именем? Карен не знала ни одной.

— Гретхен беременна? — переспросил Ли.

Нельзя сказать, чтобы он был сильно удивлен. Во всяком случае, он принял эту новость достаточно равнодушно, но Карен не знала, радоваться ли этому. Кажется, Гретхен сама сказала, что отцу ребенка ничего не известно. И добавила, что он, мол, не свободен. Что ж, Ли подходит по всем статьям…

Вдруг муж нахмурился:

— И давно она беременна?

— С октября.

— Ух ты! Не шутишь? — Она не ответила. Меж бровей Ли залегла глубокая морщина, лицо его потемнело, и Карен догадалась, что его раздражение относится к ней. — А ты-то чего злишься?

— Я не злюсь. Я переживаю. Скажи мне правду, Ли. У тебя с ней что-то было?

— У меня с Гретхен?! Господи помилуй! Но она ведь жена Бена!

— Ну и что? — пожала плечами Карен. — А Сюзан была женой Артура. А Аннетт — женой Дона. И что — тебя это остановило? К тому же Бена уже нет на свете. Так что он теперь не помеха.

Отшвырнув с грохотом стул, Ли поднялся из-за стола:

— Карен, ты что — обвиняешь меня?!

— Нет. Просто спрашиваю.

— Что ж, раз так, мой ответ — нет. Я и пальцем не трогал Гретхен. Какого черта? С чего ты вообще вообразила, что я имею к этому какое-то отношение?

Возможно, в другой раз Карен просто извинилась бы и выкинула из головы все эти нелепые подозрения, если бы… если бы не этот навязчивый запах незнакомого ей одеколона. Впрочем, кроме одеколона были и другие неприятные моменты, которые мешали ей забыть об этом деле.

— Ты только и говоришь что о ней. И все время бегаешь туда — на случай, если ей вдруг что-нибудь понадобится.

— Но ведь она недавно потеряла мужа! И потом — мы же соседи. Вы, милые дамы, неизвестно почему с самого начала относились к ней как к какой-то парии. А в чем ее вина? В том, что она вышла за Бена? Так он овдовел, вы забыли? Джун умерла! Что, выйти замуж за вдовца — это преступление? Лично я считаю, что нет. И потом, мне ее жалко. Вот я и стараюсь ей помочь. В конце концов, есть вещи, которые женщине попросту не по силам.

— Например, сделать себе ребенка, да?

В голосе Ли появилась злость.

— Нет — например, перекрыть воду, когда раковина течет. Или прочистить засорившийся туалет. Брось, Карен. Дома ведь все это тоже делаю я. Ты же не настолько бессердечна, чтобы заставить ее делать все это самой?

— Почему бы ей не нанять кого-нибудь?

— Для чего, когда у нее куча соседей, у которых руки растут из того места, откуда положено? Расс сколько раз помогал ей, да и Грэхем тоже. Кстати, а их ты не спрашивала? — прищурился Ли.

— Нет. Для этого у каждого из них есть собственная жена. А твоя жена — я. И это твои дети, из-за которых у меня теперь сердце болит! — выкрикнула Карен.

— Дети-то тут при чем? — опешил Ли.

Карен немного подумала. Потом ответила, тщательно взвешивая каждое слово:

— Как это при чем? Они сидят тут и слушают, как ты поешь дифирамбы той картине, что висит у нее на стене.

— И что? Тебя это удивляет? Представь себе, она красивая.

— А послушать тебя, так еще и невероятно эротичная.

— Брось! — поморщился Ли. — В ней нет и половины того, что дети видят по телевизору. И что теперь с этим делать? Выкинуть телевизор? Или сделать вид, что все это нормально и естественно? Думаю, будет куда разумнее убедить их в том, что они могут говорить с нами о чем угодно — на любую тему. Разве не это внушают нынешним родителям?

Так оно и было. Но с этой картиной Ли, черт возьми, зашел уж слишком далеко — так далеко, что невольно провел параллель между картиной и Гретхен. А может, во всем виновато было лишь воображение самой Карен?

— Проклятье! — взревел Ли, который со своими тщательно смазанными гелем, торчащими дыбом волосами сильно смахивал на разъяренного подростка. — Пусть наши дети хоть от одного из нас узнают, что такое страсть!

Карен моментально обиделась:

— Ты считаешь меня фригидной?

— Почему? Я этого не говорил. Только вся твоя страсть ушла в общественные дела. Вот им ты предаешься со страстью. А на мужчин тебе плевать.

Ей нечего было возразить. В общем, примерно так оно и было. На мгновение Карен вдруг почувствовала острый укол вины, но быстро задавила в себе это чувство. Ли обладал поистине поразительной способностью перекладывать вину с себя на нее, Карен. Но она не позволит ему вывернуться.

— Да, — невозмутимо кивнула она. — И что? Учитывая твою собственную активность в постели, я предоставляю всю инициативу тебе. Только вот в последнее время эта твоя хваленая активность что-то резко снизилась. И я гадаю, с чего бы это?

— Жду от тебя сигнала, — усмехнулся он.

— Правда? Что же ты раньше этого не делал? Ты возвращался домой, а на уме у тебя всякий раз было только одно — секс. Жаль, что я к вечеру устаю как собака и у меня просто нет сил весело щебетать. Но увы, в отличие от тебя у меня ненормированный рабочий день. За день нужно переделать столько дел, что у меня иной раз просто голова идет кругом.

— Скажи спасибо, что ты не работаешь.

Карен моментально ощетинилась:

— Я не работаю?!

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— Нет. Не понимаю. Жаль, что ты не замечаешь, что я кручусь как белка в колесе. Ты, между прочим, неплохо устроился, Ли. Да я вкалываю как негр! А пойди я «работать», как ты только что сказал, то ты бы это мигом почувствовал, верно? Так стоит ли рисковать тем, что имеешь, и бегать налево?

— С этим покончено, — рявкнул он, вытянувшись так, что стал даже как будто выше ростом. — Я дал тебе слово, и я его сдержу. Или ты считаешь, что у тебя есть причины сомневаться?

— Пока не было, — покачала головой Карен. Естественно, это было не совсем так, но ей не хотелось отвлекаться. — До этой истории с Гретхен.

— Говорю же тебе — у меня с ней ничего не было.

Карен смотрела на мужа. Два чувства боролись в ее душе — отчаянное желание поверить ему и страх. Ведь он столько раз ей лгал.

Ее молчание заставило его окончательно взбеситься.

— Нет, это просто потрясающе! — загремел Ли. — Что бы я ни делал, что бы ни говорил, как бы я ни вел себя — ничего тебя не устраивает! Проклятье, да надень я пояс целомудрия, ты и тогда нашла бы, к чему придраться!

— Ш-ш, — прошипела Карен, бросив предостерегающий взгляд в сторону двери.

— Черт возьми, ты мне рот не затыкай! Захочу — так буду орать на весь дом! Дети имеют право знать, что их родители ссорятся. Больше того — они должны знать, что их мать швыряется обвинениями, в которых нет ни слова правды! Это грязная ложь, Карен, и тебе это известно. И поэтому тебе придется взять свои слова обратно и извиниться. Запомни это хорошенько, Карен. Тебе придется это сделать.

Он вылетел за дверь. Через мгновение на кухню ворвалась неугомонна Джули:

— А где папочка?

— Ему пора на работу.

— Он даже не поцеловал меня перед уходом, — обиженным голосом прошептала девочка.

«Меня тоже», — хотелось сказать Карен. Она не понимала, обидело ее это или нет. Увы, она не чувствовала ничего. Годы бесконечных разочарований сделали свое дело — все чувства в ней как будто притупились. Это было невеселое открытие.

* * *

Едва переступив порог школы, Аманда уже догадалась, что худшие ее опасения сбылись — по школе поползли слухи. Ученики, сбившись в тесные группки, о чем-то тихонько шушукались между собой и украдкой поглядывали в ее сторону, и вдруг ей показалось, что они говорят:

«У нее не может быть детей…»

«Возится с чужими детьми, потому как не в состоянии иметь своих…»

«Своих-то у нее нет, вот и учит чужих…»

Конечно, на самом деле они обсуждали совсем другое.

— Ладно, ребята, — громко сказала Аманда, подойдя к одной из таких групп. — Так что вы слышали?

Группа, к которой она подошла, состояла из одних мальчишек. Все они были новенькими.

— Неужели мистер Эдлин действительно позвонил в полицию? — опасливо спросил один.

— Нет. Полиции ничего не известно об этом происшествии.

— Один черт — если его исключат из школы, — хмуро проворчал другой, — все равно все это будет в его личном деле.

— Его никто не собирается выгонять, — нахмурилась Аманда. — Квинна всего лишь на месяц исключили из команды. И если в течение следующего учебного года у него не будет замечаний, то никакой записи в личном деле тоже не будет.

— Его предки пообещали подать иск на школу, — добавил третий.

— Мне ничего об этом не известно. Мистер Эдлин сам расскажет вам обо всем на собрании, которое будет на первой переменке. И скажет, что правда, а что нет.

— А как насчет того, что честно, а что нечестно?

— И об этом тоже скажет. Идет?

— Идет.

Она прошла в свой кабинет и плотно прикрыла за собой дверь. Нужно было еще позвонить в клинику — сообщить, что у нее для них плохие новости. Конечно, нужно было бы еще позвонить и Грэхему, но при одной только мысли о том, что ей придется с ним разговаривать, ее охватила паника.

Эти звонки могут подождать. Есть и более срочные. Сначала она позвонит лично Мэгги Додд — убедиться, что в деле Квинна не произошло никаких изменений. Потом — директорам двух других средних школ в этом районе, учащиеся которых уже наверняка были в курсе происходящего. Ей нужно присутствовать на общем собрании, которое состоится на первой перемене, а на второй — встретиться с одним из учеников, и все это — до десяти. Остаток дня у нее был забит другими не менее важными делами, но для Аманды это было спасением.