Аманда висела у него на руках, как тряпичная кукла. Она была так измучена, что не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. На дождь им было глубоко наплевать, поскольку оба они уже успели промокнуть до нитки. Глубокое спокойствие вдруг охватило ее. Слова были не нужны.
Спустя какое-то время до ее сознания дошел голос Расса — он подошел сказать, что Джорди в самом конце спуска ухитрился сломать ногу, но в остальном с ним все нормально. Слава богу, худшее осталось позади. Еще через несколько минут он снова подошел — сказать, что мальчика положили на носилки и несут домой. И потом еще раз — узнать, не нужна ли помощь Аманде с Грэхемом.
Грэхем помог Аманде подняться. Нет, сказал он, помощь им не нужна. С ними все в порядке.
«В порядке» — самое что ни на есть подходящее слово, подумала Аманда. Действительно, Джорди в безопасности, трагедию на этот раз удалось предотвратить. Теперь ей известно, кто искромсал любимую картину Гретхен и почему. И хотя Аманде по-прежнему было невдомек, кто же является отцом ее ребенка, теперь, по крайней мере, она точно знала, кто никак не мог им быть. Это Грэхем. Прижавшись к нему, она была убеждена, что это невозможно.
Но пока они пробирались через лес, она почувствовала и другое — что их обоих с прежней силой тянет друг к другу. Волшебство вернулось — вернулось опять, несмотря ни на что: на лабораторию, где она чувствовала себя подопытным кроликом, на бесконечные тесты и анализы, на лекарства, от которых ее мутило. Аманда чувствовала его во всем — в бешеном биении ее сердца, в трепете, охватившем все ее существо и о котором она уже успела забыть, в том, как он смотрел на нее. Это было похоже на волшебный сон — то, как они вдвоем шли по лесу под дождем, и ее согревало тепло его тела, ставшее частью ее самой.
К тому времени, как они наконец выбрались из леса, Джорди уже был на полпути в больницу. Слабый, но настойчивый голосок в самом уголке сознания Аманды настойчиво требовал узнать, кто поехал с ним, а кто остался в доме с детьми, и вообще, как у них там дела.
Но она решительно велела ему заткнуться. Сейчас она была до краев полна Грэхемом. Он был везде — в ее сердце, в ее душе. И она эгоистически вытолкала взашей все посторонние мысли.
Едва переступив порог кухни, он захлопнул дверь, усадил ее прямо на барную стойку и обхватил руками. Его поцелуй был полон жадного нетерпения. Он подсказал Аманде, что Грэхем чувствует то же, что и она сейчас, но она знала это еще до того, как их губы встретились. И она ответила ему на поцелуй с таким же жадным нетерпением, а потом обхватила его за плечи и спрятала лицо у него на груди.
— Я люблю тебя, — прошептал он, прижавшись губами к ее шее. Рука его, нащупав молнию на ее джинсах, резко дернула ее вниз. Она тоже намокла и не расстегивалась, но Грэхем не собирался сдаваться. В конце концов он как-то ухитрился просунуть внутрь руку.
Аманда почувствовала, как в ней волной поднимается жар, а прикосновение Грэхема только подхлестнуло ее. Она чувствовала, что тает как воск, и забыла обо всем, очнувшись, только когда Грэхем принялся стаскивать с нее джинсы. Непослушными пальцами Аманда взялась ему помогать избавиться от одежды. И снова поразилась тому, какой же Грэхем тяжелый и твердый — словно каменный. В другое время она ни за что бы не упустила случая на ощупь проверить, так ли это, но сейчас Аманду сжигало нетерпение. Ей до смерти хотелось поскорее почувствовать эту каменную твердость внутри себя. И Грэхем, поняв это, не разочаровал Аманду — он ворвался в нее одним мощным, коротким толчком, заставив ее мгновенно оказаться на вершине экстаза. Сам он взорвался спустя какие-то доли секунды. Один резкий рывок, другой, третий — и вот он уже рухнул на нее сверху, содрогаясь и рыча от наслаждения.
Но даже излив в нее свое семя, Грэхем, казалось, и не думал останавливаться. Запустив пальцы в ее распущенные волосы, он нежно обхватил ладонью затылок жены и припал к ее губам. В глазах Аманды это было воссоединение… Как она мечтала об этом! Как ей не хватало его поцелуев, жалящих прикосновений его языка к ее обнаженной шее, вот как сейчас, когда трикотажная майка ее сбилась вверх, лифчик вообще куда-то исчез, а Грэхем, припав к ее груди, осыпал ее поцелуями. Он сжал губами нежный сосок, и из груди Аманды вырвался пронзительный крик. Чувствуя, как внутри нее снова разгорается пламя, она со стоном прижалась к нему, пока Грэхем ласкал губами ее грудь.
И все повторилось снова. Тела их слились воедино. Возбуждение обоих быстро нарастало. И снова они кончили почти одновременно — один сразу после другого.
Только на этот раз все оказалось даже лучше — наслаждение, которое они испытали, было глубже и острее, чем раньше, а возвращение к действительности — более медленным. Обоим казалось, что ничего подобного они не испытывали.
— Замерзла? — хриплым шепотом поинтересовался Грэхем.
Аманда молча покачала головой.
— И промокла, — продолжал он.
Отрицать это было бы глупо, хотя пикантный смысл этой фразы был ясен как день. Грэхем откинулся назад, и его зубы блеснули в усмешке, особенно яркой на фоне черной бороды. Почувствовав знакомое возбуждение, Аманда обхватила мужа за шею и притянула его к себе.
— Ну, так ведь это можно исправить, — лукаво прошептала она.
Решив, что пора устроить небольшой перерыв, он подошел к окну — тому, возле которого было не так шумно, и набрал ее номер. Она схватила трубку после первого же звонка. Она знала, что он позвонит, и ждала его звонка.
— Сегодня вечером приехать не смогу, — сообщил он.
Какое-то время она молчала. Потом с разочарованием в голосе поинтересовалась:
— Совсем?
— Да. Сегодня никак не смогу выбраться к тебе. Я нужен тут.
— Ты же говорил, что этого не случится.
— Кроме этого я еще говорил, что ситуация очень щекотливая — но это было тогда. Теперь все усложнилось еще больше.
— Почему?
— Возникли некоторые проблемы. Неожиданный поворот событий.
— Каких еще событий?
Он рассеянно провел рукой по волосам. За это время он вымотался, как собака. И чего ему сейчас совсем не хотелось, так это вдаваться в детали.
— У нас сегодня случилось нечто из ряда вон выходящее. Это… это несчастье, понимаешь? Я пытаюсь что-то сделать… хоть что-то исправить. Поверь мне, это очень важно.
— А я считала, что важнее меня для тебя ничего нет!
— Это так, — торопливо пробормотал он, невольно отметив про себя, что его тело не пришло в возбуждение при одной только мысли о ней, как это случалось раньше. Почувствовав невольный укол вины, он уже более мягко продолжал: — Все обойдется, милая, вот увидишь. Мы справимся. И ты действительно очень много значишь для меня. Но — всему свое время.
— Вот времени-то у меня как раз в обрез. Если это протянется еще какое-то время, я успею родить до того, как все решится.
— Только не нужно на меня давить, хорошо? И во всяком случае, не сегодня. Я и без того устал как черт.
— Но ведь и на меня давят, верно? Разве не будет справедливым, если я надавлю немножко и на тебя?
Ему хотелось крикнуть, что — нет, это несправедливо! Хотелось пригрозить, что если она не оставит его в покое, он, мол, никогда не признает этого ребенка своим. Проклятье, он ведь и в самом деле до сих пор сомневался, его ли это ребенок! Она была горячая штучка. И всегда обожала быстрый секс.
Но после событий сегодняшнего вечера он был не в том настроении, чтобы пугать ее или угрожать — слишком устал. Страх, оказывается, очень быстро делает человека терпимым. А он сейчас был терпимым, как никогда.
— Я завтра тебе перезвоню, — примирительно сказал он.
— Ну да, откуда мне знать, перезвонишь или нет? — буркнула она таким недовольным тоном, который взбесил бы его до белых глаз даже в лучшие их времена, когда он был еще без ума от нее. Но эти времена давно прошли. Так что пусть поостережется. Такое он не намерен был ей спускать. А если ребенок не от него, тогда он тем более ей ничего не должен.
— Послушай, считай, что я этого не слышал, хорошо? Сейчас я не могу говорить. Вот так-то. — Швырнув трубку на рычаг, он повернулся спиной к окну, и мысли его вернулись к домашним делам.
Джорджия планировала, что успеет вернуться домой к ужину, но, к сожалению, вылет отложили. Выскочив из самолета, она едва успела включить телефон, как позвонил Расс. Услышав, что произошло, она окаменела. Но как только прошел первый шок, Джорджия, сообразив, что стоит прямо посреди терминала, двинулась дальше — сначала медленнее, потом все быстрее. Под конец она уже почти бежала. Если у нее еще и были какие-то сомнения в правильности выбранного ею решения, после звонка Расса они растаяли, как снег под ярким весенним солнцем.
Сейчас она отдала бы все на свете, лишь бы оказаться дома.
Карен разрывалась на части — с одной стороны, ей хотелось остаться в клинике, с Джорди, с другой — она сходила с ума от беспокойства за остальных детей. Правда, с ними обещала побыть Эллисон. К тому времени, как она вернулась, все уже были в постели, однако ни один не спал и всех их нужно было утешить и успокоить. Карен сделала все, что могла: посидела с каждым, подоткнула им одеяла и ласково поцеловала на ночь. Потом спустилась на кухню и набрала номер, который ей дали в клинике. Телефон стоял на тумбочке возле кровати Джорди.
Трубку взял Ли.
— Алло?
— Это я. Как он?
— Вполне прилично. Да вот он сам сейчас тебе скажет.
В трубке послышался неясный шорох, потом приглушенное:
— Привет.
— Привет. Как твоя нога? — поинтересовалась Карен самым бодрым и жизнерадостным тоном, на который только была способна.
— В порядке.
— Болит?
— Угу… еще как.
— Тебе дали что-нибудь, чтобы не так сильно болело?
— Да.
— Это хорошо. Должно быть, ты здорово устал, да?
— Да так… немного.
— Джорди… — Карен замялась. Ей так много нужно было сказать ему, а она не знала, с чего начать.