К сожалению, холодность матери по отношению к Аманде не была для него новостью. Он всегда знал это. Именно это и мучило Грэхема все утро. «Она ведь все-таки не моя мама, а твоя…» — вспомнил он. «Твоя мать — не моя проблема, а твоя», — перефразировал он. Грэхем задумался — похоже, у них с Амандой наметился некий сдвиг, и Грэхем был безумно рад этому. Все то, за что он полюбил Аманду, заново восхищало его в ней. Да и сама Аманда, казалось, с удовольствием шла ему навстречу. Она не меньше его самого старалась, чтобы их отношения стали прежними. Но когда дело доходило до его матери, все ее усилия шли прахом. Но что она могла сделать, вздохнул Грэхем, разве что снова и снова делать шаг к сближению, пока у нее окончательно не опустятся руки?
«Сейчас не время», — напомнил он себе. Ему самому никогда бы и в голову не пришло взяться, скажем, пересадить взрослый платан до того, как спадет летняя жара, даже если бы это позарез требовалось по замыслу проекта ландшафтного дизайна. Грэхем знал, что платану нужна влага — ничуть не меньше, чем его матери сознание того, что ее любят и балуют. Возможно, она действительно несправедлива к его жене, но сейчас у нее тяжелое время. Ничего, она поправится, и все будет по-другому. И, собираясь вечером заглянуть к матери в больницу, Грэхем дал себе слово, что будет терпеливо ждать.
Глава 19
— Привет, мам, — нерешительно поздоровался Грэхем, заглянув в палату. В лифте он нос к носу столкнулся с Маком и узнал, что все остальные уже успели побывать тут и отправились по домам — обедать. Было уже около шести. Остатки обеда, который принесли Дороти, стояли на подносе на тумбочке возле кровати. Телевизор был включен, и тихое бормотание наполняло палату, но Дороти лежала, отвернувшись к окну. Ну и отлично, значит, им никто не помешает, обрадовался Грэхем. Но не успела Дороти повернуть к нему голову, как в палату ворвался Уилл.
— Я всю дорогу висел у тебя на хвосте! — радостно объявил он. — Привет, мам. Как ты сегодня?
— Естественно, лучше, раз оба моих мальчика здесь, — улыбнулась Дороти. Голос ее звучал тверже, чем в предыдущие дни. — Правда, тут иной раз бывает довольно одиноко… но, наверное, мне уже пора к этому привыкать.
Уилл догадался, куда она клонит.
— Ну, если верить моей жене, то у тебя тут постоянно давка!
— Мак сказал мне то же самое — слово в слово, — вмешался Грэхем, хотя Дороти удалось-таки заставить его почувствовать себя виноватым. — Я думал, ты, наоборот, устала от всех этих посетителей.
— Что ты! Мне приятно, когда ко мне приходят. А твои дочки просто очаровательны, — обратилась она к Уиллу, махнув исхудавшей рукой в сторону заваленного детскими рисунками подноса. — Они тут просидели бог знает сколько времени — все рисовали.
Грэхем потянулся посмотреть.
— Ага… бабушка в постели… и даже медсестра рядом. — Огромный красный крест у нее на шапочке трудно было не заметить, хотя он сам что-то не мог вспомнить, чтобы у кого-то из медсестер такая была. — Какие-то медицинские агрегаты. А это еще кто?
Дороти принялась перечислять своих посетителей, изображенных на рисунках детей:
— Вот это Мэри-Энн. А это — Шейла. Кузины. А вот это — твоя жена, Уилл.
Грэхем молча ждал продолжения. Он уже успел заметить копну белокурых кудряшек, которые не могли принадлежать никому, кроме Аманды, которая, как теперь он знал, тоже заезжала к свекрови. Но Дороти упорно молчала.
— А вот это, похоже, Аманда, — небрежно предположил он. — Она тоже у тебя была?
— Возможно… я не заметила.
Уилл тут же пришел ей на помощь:
— Ну естественно, тебя же просто обкормили таблетками. Наверняка ты иногда даже толком не замечаешь, кто тут возле тебя.
Грэхем страшно разозлился: и на Уилла — за его дурацкие слова, и еще больше — на Дороти. Но он сдержался. «Еще не время», — напомнил он себе.
— Рад, что у Аманды нашлось время заглянуть к тебе, — проговорил он. — Даже не рассчитывал, что она выберется. У нее сейчас забот полон рот.
— Это из-за того самоубийства в школе? — спросил Уилл.
— Да. И потом, сейчас ведь конец года. Они все сдают отчеты.
— Могла бы и не беспокоиться, — заявила Дороти. — Тем более что тут и без нее есть кому меня навестить.
— Дело в том, — начал Грэхем, бросив быстрый предостерегающий взгляд на уже открывшего рот Уилла, — что Аманда беспокоится о тебе. Так же, как и мы все.
— Ну, это не совсем одно и то же, — возразила Дороти тем слабым, угасающим голосом, который, по ее мнению, наиболее соответствовал ситуации. — Она ведь… м-м… не одна из нас — ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Не настолько долго замужем за одним из О’Лири, — ехидно пояснил Уилл.
Но Грэхем вдруг почувствовал себя оскорбленным.
— Что значит — не одна из нас? Что ты хочешь этим сказать, мама?
— Ну, ты сам знаешь, милый. Да вот хотя бы все эти дети, что были тут… все это, наверное, мало что значит.
— Если это не важно для нее, не важно и для меня тоже. А теперь скажи — ты действительно так считаешь?
— Грэй, — буркнул Уилл, — не сейчас.
Грэхем глубоко вздохнул и стиснул зубы. Проклятье, Уилл был прав.
Но Аманда, черт побери их всех, заслуживала лучшего отношения!
Сделав над собой усилие, он постарался успокоиться и говорить так же мягко, как его брат. Но оставить все как есть — ну уж нет!
— Аманда старается. Ей очень хочется быть полезной, мама. Ей хочется чувствовать себя одной из нас. Членом семьи.
— Но она — не одна из нас, — со сладкой улыбочкой заявила Дороти. — Она всегда была другой. Нет, конечно, это вовсе не значит, мы не сможем поладить. Знаешь, вот я сейчас подумала… и мне кажется, она действительно заезжала ко мне. Она ведь всегда так мила с детьми. А они вчера особенно хорошо себя вели.
Губы Грэхема превратились в тонкую полоску.
Уилл, как обычно, ринулся на помощь:
— Мои ребята просто обожают Аманду. Из нее когда-нибудь получится просто великолепная мать!
Грэхем с радостью придушил бы его собственными руками.
— Что ж… придется принять твои слова на веру. — Дороти со страдальческим вздохом закрыла глаза.
Грэхем, повернувшись к Уиллу, одними губами произнес:
— Заткнись!
— Что? — тоже одними губами произнес в ответ озадаченный Уилл.
— Не нужно рычать на бедняжку Уилла, — поджала губы Дороти. — Он ведь только хотел помочь. Ты так трясешься над этой девочкой. Можно подумать, она статуэтка из китайского фарфора!
— Мам, прошу тебя, — предостерегающим тоном сказал Грэхем.
Но Дороти, оказавшись на больничной койки, должно быть, решила, что ее нынешнее положение делает ее неуязвимой.
— Конечно, я понимаю, отчего это. Она такая хрупкая, нежная. Словом, не нашей породы. Куда нам до нее! Вот Меган — та была совсем другая. Здоровая, крепкая женщина.
— Мама, лучше не надо, — предупредил Грэхем.
— Принесла мне сегодня кучу аудиокассет, да еще и магнитофон в придачу, чтобы я могла их слушать. Да, Меган такая — она обо всем подумает.
— Мам…
— И человек она чудесный. Никогда не могла понять, какая кошка между вами пробежала.
— Разве я тебе не говорил? — буркнул Грэхем.
— Грэй! — снова вмешался Уилл.
Но Грэхем почувствовал, что с него достаточно. Если мать чувствует в себе достаточно сил, чтобы оскорблять Аманду, сравнивая ее с Меган, что ж, он найдет, что ей сказать по этому поводу. Пусть пеняет на себя.
— Меган — лесбиянка, — взорвался он.
Но Дороти, словно не слыша, на всех парусах неслась дальше:
— И в магазине у нее дела идут отлично. Я так горда за нее! И ее компаньонка мне нравится. Брук, кажется? Я говорила тебе, что они живут вместе?
— Брук — ее любовница, мама. Меган ушла от меня. И тебе лучше смириться с этим.
— Конечно, коли уж ты сам с этим смирился, — не моргнув и глазом объявила Дороти. — Но я уверена, ты до сих пор переживаешь. Особенно сейчас, из-за всей этой истории.
— Какой истории? — мрачно спросил Грэхем. Хотя отлично знал, что она имеет в виду.
— Ну… из-за того, что у вас нет детей.
Уилл предупреждающе тронул его за руку, но Грэхем не намерен был так этого спускать. Конечно, будь его воля, он выбрал бы для этого разговора другое время. Но если у Дороти хватает сил на подобные замечания, стало быть, их хватит и для того, чтобы выслушать, что по этому поводу думает он.
— Я не хотел ребенка от Меган.
— Конечно, ты должен был это сказать… я понимаю.
— Нет, мам, не думаю, что ты понимаешь. Я не хотел от Меган ребенка, потому что она была мне не женой, а другом. И если бы мы завели ребенка, а потом расстались, это стало бы несчастьем в первую очередь для него. И я всегда буду благодарен Меган за то, что она нашла в себе силы покончить с этим фарсом.
— Не говори так.
— Это правда. Я счастлив с Амандой. Мы с ней не просто друзья, которые поженились только потому, что этого до смерти хотелось нашим родителям.
— Ты был таким одиноким, — протянула жалобным голоском Дороти.
Грэхем предпочел не спорить.
— Может, и был. Но у меня было много женщин до того, как я встретил Аманду. И ни одна из них не значила для меня так много, как она. Аманда для меня — это все. Я не могу расстаться с ней. Я сделал свой выбор, понимаешь?
Судя по выражению лица, Дороти уже сообразила, что зашла слишком далеко, но из чистого упрямства не намерена была отступать.
— И теперь она заставляет тебя снова сделать выбор, так?
— Не понял.
— Или она — или мы.
Грэхем был возмущен до глубины души:
— При чем тут Аманда? У нее и в мыслях этого нет. По-моему, это уж скорее ты ставишь меня перед выбором.
— Это не только я, — со злым огоньком в глазах объявила Дороти. — А все мы. Мак тоже считает, что она тебе не пара. И Мэри-Энн, и Кэтрин, и…
— Мам, — снова вмешался Уилл, — хватит.
— Так ты, выходит, на его стороне? — удивилась она. — А ты слышал, что он говорил?
— Он сказал только, что любит свою жену. Что в этом плохого?