— В этом нет нужды, Ваше Величество. И так пройдет.
— Как и все в этом мире, — пробормотала Медеан, разрезая яйцо несколько более ожесточенно, чем требовалось.
Некоторое время они молча поглощали пищу, стараясь отсрочить неизбежное.
«Однако это не может продолжаться вечно. — Медеан сделала глоток пива. — Что сделано, то сделано. Теперь и я должна сделать то, что должна».
— Давно мы с вами не беседовали.
— Давно, Ваше Величество, — согласился Пешек, отставляя тарелку в сторону. Он не съел и половины своей порции. Медеан сделала вид, что не замечает его жеста.
— И в самом деле, — продолжала она, изучая осадок на дне бокала. — Кажется, мы не разговаривали наедине с тех пор, как вы удалились от двора.
Пешек кивнул в притворной задумчивости:
— Да, пожалуй, что так.
— Почему вы меня бросили, Пешек?
Он взглянул на нее в изумлении.
«Вы только посмотрите: он еще и удивляется! Ты ведь знал, на что идешь. Или думал, я закрою на это глаза?» Медеан со стуком поставила бокал на стол.
— Я тогда не спросила вас об этом, но с тех пор постоянно задаю себе этот вопрос, — продолжала она все таким же ровным голосом. — Почему вы меня бросили?
Он поднял на нее глаза — такие бесхитростные и знакомые, что у Медеан вновь сжалось сердце, а внутренний голос принялся вероломно нашептывать, что нельзя верить ни единому слову Уло.
— Я полагал, что смогу принести Вашему Величеству больше пользы, если буду поддерживать порядок в одной из волостей империи, — ответил Пешек.
— Безусловно. — Медеан проглотила кусочек маринованного яйца. — Здесь я вас ни в чем не могу упрекнуть. Я всегда самым внимательным образом читаю ваши отчеты, и конечно, меня не может не радовать увеличение доходов, которыми вы пополняете государственную казну.
Пешек склонил голову, принимая похвалу с подобающей покорностью:
— Благодарю вас, Ваше Величество.
Медеан отодвинула тарелку. У нее внезапно тоже пропал аппетит. Дисциплинированный отряд служанок и лакеев подступил к столу для того, чтобы убрать приборы и разлить по чашкам кофе.
— Ну а теперь, раз уж есть такая возможность, не хотите ли вы что-нибудь рассказать мне? — сказала Медеан, когда армия прислуги отступила на прежние позиции. — Не назревают ли в народе волнения? Не грозят ли нам какие-нибудь новые напасти?
Пешек повертел в руках изящную фарфоровую чашку.
— Когда потеплеет, нужно будет поправить волнолом в гавани, — ответил он. — Лорд Вереш скончался, не оставив наследника, а значит, встает вопрос о распределении его земель. Полагаю, он будет решен на ближайшем заседании Совета.
Пешек отхлебнул кофе.
— По всем предзнаменованиям, погода весной будет хороша для сева, и думаю, даже нынешняя суровая зима пойдет нам на пользу и смягчит летнюю жару. — Он заглянул в чашку, словно надеялся найти там еще какие-нибудь благоприятные предзнаменования. — Так что можно сказать, все в порядке, Ваше Величество.
— Неужели? — Медеан удивленно вскинула брови. — Так значит, вы ничего не хотите сказать мне — здесь, сейчас, пока мы одни? Ничто вас не тревожит? И не было никаких встреч, никаких разговоров, от которых у вас теперь неспокойно на душе?
Пешек встретился с ней взглядом. Когда он успел постареть? Вокруг небесно-синих глаз появились морщинки, кожа потемнела от солнца и времени. В его волосах вот уже много лет серебрилась седина, но теперь они стали совсем белыми. Когда-то румяные щеки теперь обвисли. Но глаза, глаза его оставались такими же ясными и молодыми, как и прежде, даже когда он открыл свой старческий рот и солгал:
— Нет, Ваше Величество, ничего.
Медеан вздохнула и отвела взгляд:
— Ах, Пешек, как мне жаль вас.
— Простите, Ваше Величество?
— Как она смогла убедить тебя? — Взгляд Медеан переместился с жаровни на чашку, а потом на скатерть. Только не смотреть в его глаза. Она не могла видеть, как эти ясные знакомые глаза будут ей лгать. — Она сказала тебе, что я помешалась? Что Изавальта в опасности из-за моей слабости?
— Ваше Величество…
У Медеан комок стоял в горле. Она отхлебнула кофе и, хотя напиток был разбавлен сахарным сиропом, ощутила на языке жгучую горечь.
— Наверное, она даже сказала, что это я виновата в болезни Микеля?
— Никто не говорил мне этого, Ваше Величество, — негромко ответил Пешек. — Кроме вас.
Силы изменили Медеан. Чашка выскользнула из ее пальцев, выплеснув на белую скатерть порцию мутной жидкости, затем покачнулась на краю стола и упала на пол, разбившись вдребезги. Слуги опять засуетились, бесшумно навели порядок и принесли новую чашку, в которую налили новый кофе. Через секунду ничто не напоминало о маленьком происшествии.
Медеан смотрела на все это и не видела. Она видела только Пешека, сидящего напротив за столом, где он сидел столько раз.
— Но почему, Пешек? Почему ты предал меня?
Его глаза блеснули в свете жаровни, стоявшей возле кресла.
— Если бы у меня действительно был выбор, Ваше Величество, я никогда не предал бы вас.
Медеан ударила кулаком по столу.
— И куда же он делся, этот выбор? — Она широко раскинула руки, словно бы обращаясь ко всему свету. — Какая болезнь, какие чары так истощили твою душу, что ты не можешь верно сделать выбор между Хастинапурой и Изавальтой?
Пешек встал. Его челюсти задвигались, словно пережевывая обуревавшие его чувства. Какая-то фрейлина ахнула от изумления. Пешек обошел вокруг стола и медленно, не сводя глаз с Медеан, опустился перед ней на колени.
— Ваше Величество, ваш страх перед Хастинапурой необоснован. Они хотят мира, и предложения их искренни. — Он дрожащими пальцами коснулся подола ее платья в знак полной покорности императорской власти. Медеан вцепилась в ручки кресла. — Вас дезинформировали, Ваше Величество, играя на ваших страхах. Вот что ослабляет государство. Если бы мне удалось убедить вас прислушаться к мнению Совета лордов, а не…
Ладони Медеан, еще не до конца зажившие, нестерпимо болели от соприкосновения с деревом, но она не ослабила хватку.
— А не к кому, Пешек?
Пешек выпустил ее подол, но остался на коленях. Он поднял голову и взглянул ей прямо в глаза — вольность, которой Медеан не потерпела бы ни от кого больше.
— Не к лорду-чародею, Ваше Величество, — ответил Пешек недрогнувшим голосом. — Он преследует только свои личные цели. Я могу показать вам письма, бумаги, предоставить все доказательства того, что…
«Я не стану этого слушать». Медеан встала с кресла и пошла прочь от этой лживой покорности.
— Калами единственный поддержал меня, когда все другие отвернулись, — сказала она, глядя в стену. Она не могла больше смотреть на Пешека на фоне этого жуткого огня, из которого слышался смех Феникса. — Он верен мне больше, чем кто бы то ни было. Он говорил мне правду тогда, когда вокруг были только трусость и лесть И теперь, когда даже ты сговорился с Анандой, его сердце и мысли тверды. — Кулаки Медеан сжимались и разжимались, словно порываясь схватить что-то, смять и разорвать. — Как ты смеешь в чем-то его обвинять!
— Смею, потому что знаю правду.
Медеан сгорбилась. Несмотря на холод и снег, шепчущий голос Жар-птицы все равно звучал в голове, и этот шепот разжигал ее отчаяние, как сухое дерево.
Через минуту она подняла голову и обернулась к Пешеку. Годами верной службы, что предшествовали его падению, он заслужил хотя бы это.
— Я хотела, чтобы вы были рядом, когда я верну дочери Аваназия то, что принадлежит ей от рождения. Я надеялась, что вы будете приветствовать ее вместе со мною и расскажете ей об империи, о ее отце и о ее роли в истории государства.
Пешек опустил взгляд:
— Простите, Ваше Величество. Теперь я понял, как жестоко ошибся.
— Слишком поздно, лорд Пешек.
— Да, я понимаю.
Пешек тяжело, по-стариковски, поднялся на ноги, отряхнул колени и одернул полы кафтана. Даже теперь он заботился о своей наружности.
— До суда вы будете находиться под стражей в отведенных вам комнатах, — изрекла Медеан.
Пешек поклонился, признавая ее право распоряжаться им по своему желанию.
— Я могу идти, Ваше Величество? Кажется, я уже не голоден.
Медеан сделала знак прислуге, и один из лакеев распахнул дверь, впустив в комнату капитана Чадека и четверых стражников. Не говоря ни слова, солдаты окружили Пешека, по одному с каждой стороны, в то время как Чадек особым офицерским поклоном поприветствовал императрицу.
Медеан ответила ему еле заметным кивком. Все ее внимание было приковано к Пешеку, которого почти не было видно за секирами и голубыми плащами.
— Однажды я просила тебя жениться на мне.
— Я помню, — ответил он едва слышно.
— Но ты не согласился.
— Да.
— В этом ты тоже ошибся, Пешек?
Она не должна была этого говорить. Слишком много лет прошло. Даже Жар-птица притихла в ожидании ответа. Но ей нужно знать. Она не может предать это забвению.
Пешек расправил плечи, и на мгновение Медеан вновь увидела в нем человека, который рисковал своей жизнью ради спасения Изавальты.
— Нет, Медеан, — ответил он. — Я не ошибся.
Медеан закрыла глаза. Она не в силах была его видеть — во всяком случае до тех пор, пока не сможет подписать «предатель» под его образом в своем сердце.
— Уведите лорд-мастера Пешека.
— Слушаюсь, Ваше Величество.
Медеан стояла не шевелясь, пока звук захлопнувшейся двери и удаляющихся шагов не перестал звенеть у нее в ушах.
«Ближе, — шепнула ей Жар-птица. — Еще ближе. Скоро ты освободишь меня, и мы сгорим вместе».
Снег все падал и падал. Бриджит смотрела на него из единственного маленького окошка в своей комнате. Каменные плиты двора давно исчезли под пушистым покровом — так же как и нижние ступеньки лестницы парадного подъезда. Снежные пальцы ощупывали стены, и можно было не сомневаться, что еще до утра сугробы вырастут до уровня окон первого этажа. Снег падал с небес и разносился ветром. Метель застилала все вокруг, и сколько Бриджит ни щурилась, она не смогла разглядеть даже ворота.