Custodes. Ран и Манфред также сочли необходимым высказать соболезнования, и их примеру последовали младшие офицеры. И прежде чем им всем разойтись на ночлег по кельям аббатства, отец Лиор и настоятель пригласили короля и его приближенных присоединиться к монахам Custodes в крипте под церковью, дабы помолиться у могилы Полина. Райс-Майкл попытался избегнуть этого, сославшись на усталость, поскольку не мог вообразить себе большего лицемерия, нежели ему молиться за упокой души Полина, однако Ран ясно дал ему понять, что король обязан проявить уважение к покойному.
Так что король преклонил колена в крипте вместе с остальными и произнес положенные молитвы, пытаясь не обращать внимания на пульсирующую боль в руке и терзавшую его лихорадку. Выбравшись наконец из церкви во двор монастыря, он обнаружил, что повсюду в лагере только и разговоров о том, как коварный Дерини прикончил верховного настоятеля Custodes. Похоже, за неделю волнение отнюдь не улеглось. Чуть позже в трапезной аббатства разговоры также неизбежно свернули на смерть Полина.
— Оглядываясь назад, я теперь понимаю, что было глупо надеяться на иной исход, — промолвил аббат, отвечая на вопрос Манфреда. — Против колдуна-Дерини у него не было ни единого шанса.
— Но вы же продолжали экзорцизм и очистительные обряды? — промолвил Лиор.
— А также общие моления братии, — добавил настоятель, задумчиво глядя в свою миску. — И все равно мне кажется, отче, что скверна осталась. Боюсь, всем нам понадобится долгое время молиться, поститься и усмирять плоть, дабы окончательно очистить сию обитель.
Покачав головой, Манфред бросил взгляд на Рана, который, похоже, с трудом удержался от насмешливого ответа, затем на брата Полидора, лекаря аббатства, который сидел за столом рядом с мастером Стеванусом.
— Я, конечно, не клирик, — произнес он неуверенно, — но мне кажется, вы сделали все, что в ваших силах, для его духовного благополучия. Жаль только, что это не помогло Полину оправиться физически.
Брат Полидор недоуменно приподнял брови и взял в руки свой кубок.
— Мы пытались, милорд, но, как и сказал отец настоятель, с самого начала надежды было мало. Он не мог есть, не управлял выделениями своего тела, сердце билось ровно, и он продолжал дышать, но ни я, ни мои помощники так и не сумели добиться от него никакой реакции. За исключением тех случаев, когда ему делали кровопускание, — поправился он, словно только что вспомнил об этом. — Несколько раз казалось, что он вот-вот пошевельнется, и мы надеялись узреть в этом свидетельство того, что скверна покидает его. — Он покачал головой. — Но он так и не пришел в себя. По крайней мере, надеюсь, что под конец он ничего не чувствовал. Пусть Господь дарует ему покой, — заключил он и набожно осенил себя крестным знамением.
Райс-Майкл и все остальные также перекрестились, но в душе король отнюдь не жалел о судьбе, постигшей Полина. Прикрыв зевок и постаравшись поудобнее пристроить ноющую руку, он невольно задался вопросом, не ускорило ли кровопускание, устроенное Полидором, смерть Полина, ибо Custodes давно были знамениты тем, что использовали эту процедуру и во благо, и во зло, как часть внутренней дисциплины Ордена. Возможно даже, они рассматривали ее как замену coup-de-grace для тех своих собратьев, у кого уже не оставалось надежды на выздоровление, хотя coup-de-grace обычно применялся лишь для раненых на поле боя, и Церковь крайне неохотно смирялась с подобной практикой. Он припомнил разговоры о том, как военный лекарь Custodes сделал это с Мердоком Картанским на следующий день после коронации Джавана, — точнее, это сделал Ран, по его указке. Обычно Custodes использовали кровопускание как меру запугивания, но порой доводили дело и до смертельного исхода. Если Полин умер от потери крови, Райс-Майкл невольно подумал о том, что это весьма символично, — на себе испытать ту же участь, к которой он приговорил многих других.
Но сейчас его куда больше заботила собственная судьба. Послушав еще немного скучную болтовню Custodes и выдавив пару сочувственных банальностей по поводу смерти Полина, он наконец извинился и вместе с Катаном и Фульком ушел в покои, отведенные ему аббатом. С огромным трудом он дотащился до постели, оруженосцы помогли ему раздеться, и наконец, весь дрожа, он забрался под меховые покрывала, а Катан принес ему еще одну дозу тациля. Хотя никто его и не приглашал, вскоре явился Стеванус с братом Полидором, а с ними еще один молодой монах, который нес деревянный ларец и подсвечник, чтобы дать больше света. Катан едва успел убрать пустую чашку и маленькую глиняную флягу с тацилем на столик у кровати, и постарался спрятать их как можно глубже в тень, прежде чем монах поставил подсвечник.
— Я хотел бы сменить повязку и посмотреть, как чувствует себя ваша рука после целого дня в седле, сир, — сказал ему Стеванус, опустив свою лекарскую сумку в изножье кровати. — Брат Полидор также пожелал на вас взглянуть. Брат Дениол, не могли бы вы принести нам таз и теплую воду?
Молодой монашек повиновался, и Райс-Майкл неохотно вытащил раненую руку из-под покрывала, позволив Стеванусу размотать повязку, в то время как Полидор, огорченно цокая языком, щупал его горячий лоб.
— О-хо-хо, это всегда самое скверное, когда приходится иметь дело с открытой раной и сломанными костями. Предплечье, правда, выглядит довольно чистым. Не вижу там красных полос.
— Да, но лихорадка пока не спадает, — заметил Стеванус.
— Это я почувствовал.
— Кроме того, швы воспалены сильнее, чем мне бы того хотелось, и я не могу понять, что происходит со сломанными костями. Там по-прежнему слишком много кровоподтеков, чтобы можно было разглядеть или прощупать раны.
Оба принялись разглядывать раненую руку, надавливая на припухлости. Райс-Майкл застонал и несколько раз даже вскрикнул, стараясь не дергаться от боли. По просьбе Стевануса, Катан с Фульком придержали руку, чтобы он ею не шевелил, пока лекари продолжали свой осмотр. И наконец брат Дениол вернулся с полотенцами, тазом и кувшином, от которого шел пар. Все это он поставил у очага.
— Думаю, некоторые швы могут разойтись, — заметил Полидор, вытирая руки чистым полотенцем. — Плоть очень вздутая, кожа распухшая и блестит. Я бы сказал, что следует прижечь рану, дабы выжечь всю грязь. Вы уже пускали ему кровь?
— Я не хотел его ослабить, — начал Стеванус.
— Нет, не надо пускать кровь, — испуганно прошептал Райс-Майкл и сел на постели. — И не надо ничего прижигать. Рука заживает, просто дайте мне чуть больше времени.
— Если вы желаете сохранить руку, — ледяным тоном отрезал Полидор, — то должны позволить нам сделать то, что мы считаем нужным. — Он коротко кивнул своему помощнику, который, повернувшись спиной к камину, принялся вынимать из деревянного ларца какие-то предметы. — Учитывая, что кости сломаны, возможно, понадобится предпринять более решительные меры, — продолжил он, поворачиваясь к Стеванусу. — Но мы пока это отложим. Посмотрим, как он будет чувствовать себя через день-другой. Что вы ему даете от боли? Маковый настой?
— Да.
— Но я не могу здесь оставаться! — воскликнул Райс-Майкл. — Я должен выехать завтра.
— Ладно, тогда дайте ему половину обычной дозы, — продолжил Полидор, не обращая на короля ни малейшего внимания. — А вы, сударь… — он кивнул Фульку, — наполните этот таз горячей водой, пусть рука его отмокнет. Жар уберет припухлость и облегчит нам снятие швов.
— Я же сказал вам, нет! — вновь воскликнул Райс-Майкл. — Оставьте швы. Я не желаю никаких прижиганий, и тем более, чтобы мне пускали кровь.
— Не говорите глупостей. Вы не в том состоянии, чтобы сознавать, что пойдет вам на пользу, — уверенно произнес Полидор, поворачиваясь, чтобы проследить за действиями помощников.
Стеванус отошел и, взяв свою лекарскую сумку, принялся отмерять дозу болеутоляющего, как велел ему Полидор. Райс-Майкл, воспользовавшись этим, здоровой рукой подтянул к себе Катана.
— Беги и расскажи Рану, что они делают, — прошептал он, и мысленно добавил: «Скажи ему, что я отказываюсь оставаться здесь, и если я умру, то они получат совсем другой регентский совет, чем рассчитывали. Скажи ему про дополнение к завещанию… Но объясни, что оригинала у тебя нет, и я не велел тебе говорить, у кого он. Скорее».
Стеванус с недовольным видом проводил Катана, который бросился к дверям и, качая головой, поднес пациенту небольшую железную чашку с маковым настоем.
— Сир, Ран не станет вмешиваться, — промолвил он, помогая королю выпить лекарство. — Пейте, не стоит осложнять себе жизнь больше необходимого.
— Я не желаю прижигания, — упрямо повторил Райс-Майкл, не обращая на чашку внимания. — Если хотите, можете дать сюда горячую воду, чтобы я опустил туда руку… Возможно, это поможет. Но рана не кровоточит, и я не потерплю, чтобы мне пускали кровь, иначе из-за слабости я не смогу ехать верхом. Мне нельзя здесь оставаться. Я должен вернуться к Микаэле.
— Сир, вы получили образование лекаря? — с легким презрением спросил его Полидор.
— Нет, конечно, нет.
— Тогда не пытайтесь учить меня моему ремеслу, Возьмите и выпейте это. Что нужно сделать — должно быть сделано, с вашей помощью или без нее.
Он вручил Райсу-Майклу чашку, и сделал знак Фульку, который поставил таз с горячей водой на прикроватный столик. Там по-прежнему стояла пустая чашка и глиняная фляжка с тацилем, и монах убрал их, прежде чем расстелить на столе полотенце. С любопытством понюхав пустую чашку, он повернулся к королю.
— Что это такое?
— Какое-то снадобье от лихорадки, — отозвался Райс-Майкл, прежде чем Фульк или Стеванус успели вмешаться. — Оно вроде бы помогает, мне дала его хозяйка замка Лохаллин.
— Какое-то деревенское снадобье, да? Как оно называется? — монах покосился на Стевануса, затем, открыв флягу, понюхал содержимое.
— Старая повитуха, которая была с ней, называла это лекарство тацилем, — ответил Стеванус. — Леди Стэйси сказала, что ее мать получала порошок от Целителя, который давно умер.