Норико недовольно мяукнула и отошла к окну.
Суми взяла влажный кусок ткани и начала стирать косметику с её лица.
– Простите, но из-за обморока придётся рисовать заново. Пока Кая вас приводила в чувство, всё поплыло от воды.
– Это какой-то ужас! – продолжала сокрушаться Кая, пытаясь разобрать все слои праздничного наряда в нужном порядке по цветам.
Суми уже покрывала кожу тёмным порошком, чтобы она казалась ещё смуглее, хотя Киоко нравился её настоящий цвет лица.
– Пока я за водой бегала – один самурай прицепился: что с Киоко-химэ, что с Киоко-химэ… Сейчас за Суми ходила – ещё стражники пришли. Уже вторые! Что они там, между собой поговорить не могут? Ходят, допытываются. Устроили допрос, ещё и не пускали, пока всё не объясню! А как всё поняли, так «поторопитесь, гости заждались». Если бы вы меня не задержали, им бы не пришлось столько ждать!
– Самурай? Они ведь сегодня не на службе, – задумчиво протянула Киоко, и в её душе появилась надежда.
– Нет, но этого я и без доспехов узнала. Он самый молодой у сёгуна, Хотэку-сан.
– А… – надежда растворилась, оставив лёгкий осадок разочарования. – Хотэку, значит. Странно, я думала, сёгун с отрядом уехали искать преступников.
– Киоко-химэ, не говорите, пожалуйста, я подведу вам губы, – попросила Суми.
– Киоко, – послышалось за дверью, – я могу войти?
Кая поспешно завязала Киоко верхнее кимоно и отодвинула сёдзи.
– Первейший, – склонилась она, – прошу простить за задержку, Киоко-химэ почти готова, нам нужно ещё немного, полкоку, – она бросила взгляд на Суми, борющуюся с жемчужинами у бровей так же отчаянно, как и в первый раз. – Может быть, коку.
– Гости подождут, они ещё долго никуда не денутся, – улыбнулся император. – Я вижу, у тебя всё хорошо, – он осмотрел Киоко с ног до головы и задержал взгляд на лице. – Теперь выглядишь совсем как мама…
Суми отстранилась, давая отцу полюбоваться дочерью.
– Не переживай, я ненадолго потеряла сознание, это от волнения. Теперь всё хорошо, – Киоко постаралась придать голосу уверенности, но волнение щекотало живот и напоминало о словах Норико.
– Если у нас есть ещё немного времени, я бы хотела сходить за другой краской. Этот голубой не совсем в тон верхнему кимоно, – задумчиво проговорила Суми.
– Придворные дамы не простят такого промаха, – Кая покачала головой. – Я схожу с тобой, помогу выбрать оттенок, который точно подойдёт под эту ткань. Я хорошо её запомнила.
Служанки вышли и деликатно прикрыли за собой дверь.
– Что заставило тебя так переживать? – отец подошёл к Киоко и аккуратно взял её руку, как делал это всегда, когда она переживала. Его тёплое прикосновение волшебным образом развеивало тревоги. Пусть у императора почти не было времени на детей, но те редкие минуты, что он им уделял, всегда были наполнены его безграничной любовью и заботой.
– Не знаю. Я… – Киоко подошла к подушкам и опустилась на колени, не рискуя оставаться на ногах. Откровенные разговоры часто вызывали у неё головокружение. Отец опустился рядом, не выпуская её ладонь. – Я не готова была становиться женщиной, будучи свободной. Мне с детства рассказывали, каково быть женой, но я не знаю, каково ею не быть, когда ты больше не ребёнок.
Она говорила правду. Пусть это и не было главной причиной её беспокойства, но Киоко действительно не понимала, как ей предстоит дальше жить. Обычно придворные дамы либо ожидали сватовства, либо готовились к свадьбе, либо уже были замужем. Киоко же никогда не была свободной, но и замуж теперь не могла выйти. Обучение её окончено, но взрослая жизнь не наступала. Она застряла где-то между, и неизвестно, как долго это продлится.
– Милая моя дочь, – ласково обратился император Мару. Так открыто говорить с ней он позволял себе лишь наедине, и потому Киоко наслаждалась каждым словом. – Пока ты здесь – ты для меня всегда дитя. Ты дома, а дома тебе позволено всё, что захочешь. Захочешь – будешь дальше продолжать учёбу. Захочешь – будешь целыми днями читать в павильоне Памяти. Захочешь – можешь выходить в город как женщина, но не в сопровождении мужа, а в сопровождении охраны. Ты принцесса империи, никто не посмеет сказать о тебе ничего дурного, тем более в нынешней ситуации.
– Нынешней? Разве за пределами дворца тоже знают о пропаже? Это не подорвёт доверие народа к тебе?
– Слухи разносятся быстро. Люди всегда жадны до плохих новостей, хотя и верят, что жаждут хороших. Но ты не переживай, народ во все времена ищет, в чём ещё обвинить императора, это просто один из множества поводов.
– Как ты можешь так спокойно говорить об этом? Тебя ведь любят!
Император покачал головой.
– Киоко, ты ведь умна, не позволяй пудре на твоём лице запорошить тебе глаза. Я не тот император, которого любят, я тот, с которым считаются и которого уважают, когда смотрят мне в лицо, но, стоит лишь отвернуться, говорят, что я слишком мягок для жестоких и слишком жесток для мягких. Придворная жизнь имеет свои правила, а их несоблюдение всегда влечет за собой последствия. Я почти не говорю стихами, как должно уметь мужчине, не ищу новую супругу, чтобы продолжить род, и даже из женщин касался только твоей матери. Я слаб и болен, по мнению нашей знати.
– Но люди в городе, простые люди, они ведь ценят всё, что ты делаешь, – не сдавалась Киоко. В её глазах отец был лучшим из возможных правителей, и ей было не просто больно, а страшно слышать от него такие слова.
– Простые люди заняты своими заботами, они ничего не знают об управлении империей и мало этим интересуются. Им нужна еда, им нужен дом, им нужны развлечения. Я живу во дворце или кто-то другой – на самом деле для них это нисколько не важно.
– Но зачем ты мне это говоришь?
Эти слова звучали как прощание, но император Мару не мог прощаться.
– Чтобы ты знала, как всё устроено, – отец заглянул ей в глаза и тепло улыбнулся. Сердце Киоко сжалось, и она собрала все силы для того, чтобы слёзы не подступили слишком близко к ресницам, не пролились на щёки. – У меня нет других наследников. И я не думаю, что кто-то из даймё захочет из области перебраться в столицу. Области легче подчинить, там можно установить свой порядок. Со столицей всё иначе – здесь ты повинуешься правилам, установленным до тебя, и нет тех, кто добровольно променял бы свободу на эту клетку.
– Ты хочешь сказать, что…
– Что ты станешь императрицей после моей смерти. Я уверен, что так и будет. А твой муж станет императором. И я не хочу, чтобы ты заблуждалась на этот счёт. Пусть власть сосредоточится в руках твоего супруга – я всё же хотел бы подготовить тебя к этой ответственности. К тому, что здесь нет друзей, лишь союзники и недоброжелатели, и каждый из них может в любой момент сменить сторону.
– Отец, о чём ты… Я ведь ничего не знаю об управлении страной.
– Не волнуйся, – он улыбнулся. – У нас ещё много времени, я никуда не собираюсь исчезать. Тысячи раз Аматэрасу проснётся и тысячи раз уснёт. И столько же разговоров у нас с тобой ещё будет. А пока, – он поднялся и помог встать Киоко, – я пойду к гостям. У тебя хорошие служанки, но пора бы им вернуться и закончить дело, а то мы и правда до завтра не начнём.
Император Мару подошёл к сёдзи и отодвинул её.
– Увидимся на празднике, – бросил он через плечо.
– Увидимся, – только и смогла ответить Киоко, когда отец скрылся за дверью.
– Все хорошо? – спросила Норико, стоило двери закрыться. – Значит, отец планирует сделать тебя правительницей, я правильно поняла?
– Не меня, Иоши.
– Ох, ну да, – кошачью морду перекосило. – Мужчину без капли крови Миямото, прямых потомков вашего бога.
– Мужчину. Это главное, ты ведь знаешь, – Киоко усмехнулась. Напряжение как-то разом отпустило, и она поняла: хотя жизнь в который раз повернулась странным образом – всё не так уж плохо. Отец прав, сейчас она дома и, пока останется здесь, в безопасности. Здесь она может оставаться собой, а не становиться одной из придворных дам, которые либо заперты в собственной комнате, либо то и дело покидают дом, чтобы дарить любовь другим мужчинам, а не следовать правилам мужа.
– Ладно. Почему ты не рассказала ему про дар?
– А что я ему скажу? Я сама ничего не понимаю. Ты уверена в том, что это дар?
– Мне сказала об этом Каннон, она всё на свете знает!
– И это я должна рассказать отцу? Ох, ну да, ты ведь только и ждёшь, чтобы я выдала императору правду о тебе, – съязвила Киоко. Норико насупилась.
– Ты должна ему сказать. Может, это даст тебе право управлять страной без оглядки на всяких Иоши.
– Как будто мне это нужно. Норико, я не умею управлять страной, я мало что знаю о политике и даже не представляю, как во всём этом разобраться.
– Ты знаешь историю. Думаю, если тебе дать время, ты во всём разберёшься и со всем справишься, – сказала Норико без тени сомнений.
– Не говори глупости. Всё равно мне никто не поверит, да я и сама в это не верю до конца, – Киоко вновь уселась на подушки и задумалась. – Кае и Суми лучше бы поторопиться.
Норико принюхалась.
– Они внизу и пока сюда не идут. Может, не видели, что император уже ушёл?
– Как думаешь, сходить за ними?
– Киоко, ты принцесса, ты не ходишь за служанками. Лучше используй это время с пользой.
– С какой? Я сама себе лицо не закончу рисовать.
– Попробуй превратиться.
Киоко постаралась не показывать слишком явно, насколько глупой считает эту идею.
– Если бы я знала как, я бы непременно попробовала.
Норико же предпочла сделать вид, что не поняла шутки:
– Если не попробуешь – точно не узнаешь как, – она махнула хвостом в нетерпении. – Это же твоя кровь, твоё сердце. Оно должно как-то подсказать. Ты родилась с этими способностями, значит, они для тебя так же естественны, как мои для меня.
– Ладно, – сдалась Киоко под напором. Во всяком случае, она ничего не теряет, зато после неудачной попытки Норико оставит эти разговоры. – Но предупреди меня, когда Кая и Суми будут возвращаться.