– Мэзэхиро, то, что мы будем обсуждать, касается моей дочери в первую очередь. Если помнишь – именно перед её свадьбой похитили меч.
– Как и перед свадьбой моего сына.
– И он тоже здесь.
Иоши, неподвижно стоявший всё это время, словно опомнился, снова поклонился и сел рядом с отцом.
– Я готов выслушать твой доклад, – сообщил император.
Сёгун начал говорить, и Киоко, пользуясь полумраком, прикрыла глаза, стараясь соединить всё происходящее с далекими звуками фуэ. Мысленно поблагодарив Акихиро-сэнсэя за то, что учил её медитировать в любых обстоятельствах и намеренно создавал шум, она привычно расслабилась, заглушила чужие слова и собственные мысли и прислушалась к ощущениям.
– …Это были грибы, поэтому я принял решение не заходить глубже… – голос сёгуна терялся вдали.
Запах. Когда в своих покоях она пыталась изменить облик, до того как её отвлекли, она сумела почувствовать именно запах жизненной силы Норико. Сейчас она отпустила мысли и постаралась отмечать лишь сиюминутные ощущения: холод, ползающий по коже, тепло, исходящее от тела отца, сидящего рядом, шёлк кимоно, на котором покоятся ладони. Сначала все ощущения были только телесными, но она не останавливалась.
– …На западном тракте встретили бакэдануки…
Мысленно потянувшись к отцу, Киоко попробовала ощутить его ки. Ничего не выходило. Отбросив мысль о неуместности прикосновения к императору, Киоко сосредоточилась на своих чувствах. На любви, их взаимосвязи отца и дочери, на доверии между ними. Она рассказала ему о даре там, на балконе дворца Вечной радости, а он поверил ей и привёл сюда.
– …Предлагаю обыскать дома ёкаев в Иноси…
От осознания, какое на самом деле огромное доверие император оказал Киоко, защемило в груди. По сердцу разлилось тепло, и в воздухе запахло чем-то сладким и чем-то древесным. Так пахло детство, проведённое в саду. Так пахли вишни после дождя.
– Нет, – резкий голос отца вырвал Киоко из мыслей, – мы не будем обыскивать чужие дома.
– Мару-сама, мы уже обыскивали подозрительных горожан в заведениях и на улице – и людей, и ёкаев. Но нельзя отрицать того, что у последних есть мотив.
– Это не подлежит обсуждению. Ёкаи – такие же жители Шинджу и Иноси, как люди. Если мы начнём врываться в их дома – мы только подорвём доверие народа. Это недопустимо.
Киоко впервые слышала, чтобы отец говорил так сурово. Она не раз видела его отдающим приказы и распоряжения, но то, как он сейчас отвечал Мэзэхиро-доно, выглядело совершенно иначе. И сёгуну это не нравилось – его лицо перекосило от гнева, и он даже не пытался это скрыть.
– Как скажете, Первейший, – согласия в этих словах не было, равно как и покорности. – Но если я прав…
– Если ты прав – мы на пороге войны. И это напрямую касается ещё одного вопроса, который я хотел сегодня обсудить. Что ты знаешь о Сердце дракона, Мэзэхиро?
Киоко напряглась, ладони покрылись испариной. Она не готова. Она подведёт отца.
– При всём уважении, Первейший, я не понимаю, какое отношение сказки имеют к нашему делу, – сдержанно ответил Мэзэхиро.
– Я не спрашивал о понимании, – император остался невозмутимым. – Что ты знаешь о Сердце дракона?
Киоко вновь прикрыла глаза. Сейчас почувствовать ки отца было легче – она уже знала, что ищет, и знала, как это найти. Остался последний шаг – превращение. Но как?
Мэзэхиро начал отвечать, словно повторял выученный урок.
– Согласно легендам, люди с Сердцем дракона обладали даром Ватацуми и могли принимать любой облик. Принято считать, что именно они принесли победу нашей стране над ёкаями.
Киоко сосредоточилась на жизненной силе отца и силилась, кроме запаха, почувствовать ещё хоть что-то.
– Хотя историки сошлись в том, что это просто предания о невероятно сильных людях. До войны не было самураев, и каждый мало-мальски опытный воин был уже сильным сверх дозволенного богами. В то же время появились шиноби, которые прославились своей скрытностью. Отсюда и пошли сказки о людях, что превращались в диких хищников, принимали облик насекомых и могли незаметно сновать среди противников, выведывая их тайны.
Киоко сумела нащупать тепло. Ки отца текла сквозь её пальцы, согревала, убаюкивала уютом. Средоточие любви к ней и ко всему миру.
– Значит, ты полагаешь, подобных людей не было? – слова отца, спокойные и мягкие, всё же прервали ее раздумья. Мэзэхиро-доно не верит. Что ж, возможно, это и к лучшему. Возможно, ей не придётся пытаться сделать то, чего она делать ещё не умеет.
– В воинах не было ничего волшебного. Обычные люди, научившиеся сражаться, казались непобедимыми в те времена. Вот вам и Сердце дракона, – сёгун выплюнул последние слова и на мгновение скривился. Всего на миг, но Киоко успела заметить, как его задевает сама мысль, что воинскую честь опорочили, приписывая победу не воинам, а высшим силам.
– Может, ты полагаешь, что и Ватацуми на самом деле – обычный человек? – Отец смотрел серьёзно. Он не шутил и не злился. Его холодное спокойствие окутало всех присутствующих. Сёгун молчал. Отец сделал глубокий вдох, посмотрел на Киоко и кивнул.
Всё же придётся попытаться.
– Первейший, почему вы заговорили об этом? – спросил сёгун.
– В легендах сказано, что на пороге войны Сердце дракона возродится в новом воине, – спокойно пояснил отец. Он ещё раз посмотрел на Киоко, лицо его ничего не выражало, зато взгляд был полон доверия.
Удивительно, что он всё же принял решение верить, хотя Киоко не смогла предоставить ему никаких доказательств, только свой сон, в который частично вплела рассказ Норико – правду про саму кошку даже отцу лучше не знать.
Киоко сосредоточилась на его ки. Снова. Она чувствовала её течение, её тепло, её запах, но та ускользала, не желая замирать ни на миг.
– Вы полагаете, нам стоит этого ожидать?
Киоко почувствовала, что отец снова к ней повернулся, всё его внимание было направлено на неё. Удивительные ощущения. Будто видя его ки, она могла видеть его внутри, слышать его молчание, чувствовать то, что он не показывает.
Но если она не может ухватиться за чужую жизненную силу – как она сможет её скопировать, как сможет преобразовать свою ки? Ничего не получалось. Слишком самонадеянно было даже думать о том, что у неё с ходу выйдет показать дар на совете.
Она едва заметно покачала головой, готовая ощутить горечь разочарования отца, но он лишь сказал:
– Я полагаю, что ты опасаешься предательства, Мэзэхиро. И также я полагаю, что предательством будет поступить по-твоему.
Не стал упоминать Киоко. Но она чувствовала, что его доверие не пошатнулось и всё так же согревает её сердце.
– Но вы хотели обсудить ещё один вопрос? – сёгун выглядел слегка растерянным, чего Киоко за ним раньше никогда не замечала. – Когда начали говорить о легендах…
– Ты предположил, что мы на пороге войны, и я хотел сказать, что нам не стоит отбрасывать такую вероятность, – отец говорил убедительно, даже бровью не повёл. Киоко восхищалась тем, как он держится, несмотря на недоверие почти всех собравшихся самураев, ясно отражавшееся на их лицах. – Раз уж Кусанаги унесли у нас из-под носа, давайте постараемся не упустить наследника Ватацуми, если таковой объявится.
– Разве наследники Ватацуми не должны быть из рода Миямото? – уточнил сёгун, взглянув на Киоко.
– Верно, – согласился отец, – только побочные ветви древа Миямото разрослись по всему острову. Просто будьте внимательны к слухам, это всё, о чём я прошу.
– Как скажете, Первейший, – глаза сёгуна сверкнули подозрением, когда он опускал голову в поклоне. Киоко присмотрелась, но, когда он вновь поднял взгляд, тот был абсолютно пустым. – На рассвете мы отправимся в путь. Я отдал распоряжение Иоши, он будет охранять принцессу во время нашего отсутствия.
Киоко перевела взгляд на Иоши, но тот смотрел на своего отца. Терпеть его равнодушие, не встречаясь с ним, было просто. Но наблюдать это каждый день…
– Хорошее решение, – согласился император.
Нет, отец, не хорошее. Это ужасное решение. Киоко приложила все силы, чтобы не бросить на императора умоляющий взгляд и остаться невозмутимой.
– Полагаю, учитывая все случившееся, он мог бы и обучить Киоко-химэ основам военного искусства, – добавил Мэзэхиро-доно, и тут уж Киоко не смогла скрыть своего удивления. Основы военного искусства для принцессы? Для женщины? Для неё? Предлагает Мэзэхиро-доно? Тот самый, что не терпел даже её увлечения историей и выказывал недовольство её излишним своенравием?
Зато отцу эта мысль пришлась по душе даже больше предыдущей.
– Прекрасно. Только я бы хотел, чтобы Киоко обучал кто-то из твоего отряда, если это возможно.
Ещё лучше. Ни один опытный самурай не променяет поход на её обучение.
– Вы хотите видеть в учителях кого-то определённого?
– В этом вопросе я тебе всецело доверяю. Уверен, ты сможешь выделить опытного воина и способного наставника с крепким самообладанием.
Несколько самураев усмехнулись. Ну конечно, учить женщину держать меч – для подобного нужна железная выдержка! Превосходно, её будет ненавидеть собственный учитель. Замечательное вступление во взрослую жизнь. Лучше бы она всё же вышла замуж за Иоши и провела в скуке и одиночестве своей спальни все оставшиеся дни.
– Я выберу достойного кандидата, – заверил сёгун. – А теперь нам нужно наметить путь.
– Ты прав. Киоко, – отец повернулся к ней, – полагаю, ты устала, дольше оставаться тебе незачем. Иоши проводит тебя.
Иоши послушно поднялся и отодвинул сёдзи.
– Доброй ночи, Первейший, – Киоко поклонилась отцу, – доброй ночи, – и остальным. Самураи встали и ответили принцессе поклоном, после чего она покинула Светлый павильон.
В ночном воздухе все еще витали отзвуки веселья, а некоторые гости блуждали по дворцу и не торопились отправляться спать. Праздник затих, но не окончился. Ещё неделю в столице будет работать рынок приезжих купцов, улицы будут полниться ароматами сладостей, а музыка, танцы и представления во дворце будут затихать только по ночам.