– Угу, – промычала Норико, отрываясь от влажной шерсти, – жарко стало, я подошла к воде, а там рыба, что-то засмотрелась, хотела поймать, но от возбуждения не заметила, как хвост намочила. Он иногда живёт своей жизнью, – она снова принялась вылизываться.
– Ладно, я кое-что поняла.
– Да? – Норико снова отвлеклась, но в этот раз даже обернула лапы хвостом – приготовилась слушать.
Киоко приосанилась и не смогла сдержать улыбку. Она чувствовала, что приоткрыла дверь в какой-то неизведанный мир, где ей ещё предстоит освоиться. Но одно то, что ей удалось заглянуть так глубоко в себя и понять столь важное, вызвало волну гордости, которую невозможно было унять. Да и не хотелось.
– Ты пахнешь ночным месяцем. И на ощупь как комочек огня. Ну, не совсем огня, а будто что-то искрящееся. Не знаю, что это, но это довольно щекотно и не очень приятно.
– Ночным месяцем, значит? Интересно. Я тоже чувствую запахи тех, кого убиваю.
Киоко сморщилась.
– Что? Не всем так повезло, некоторым нужно платить за свои навыки!
– Не то чтобы за это ты платила. Скорее твои жертвы…
– По ту сторону не так уж плохо. Жизнь в Ёми, конечно, скука, но ничего жуткого в ней нет. И не смотри на меня так! Что ты там говорила? Ночным месяцем? – она принюхалась к лапе. – Я просто хотела сказать, что не чувствую запаха своей ки. Интересно ведь.
– Это запах мокрой земли и гниющих листьев.
– Звучит отвратительно.
– Ну и немного дыма от тлеющих пучков мяты.
– А, теперь понятно. Запах на грани жизни и смерти. Мне нравится.
Киоко нахмурилась.
– Что это значит?
– Ночной месяц – последний месяц времени жизни. Дальше – спокойный, время смерти вступает в свои права. Так пахнет переход природы в состояние маленькой смерти. На границе миров – моё вечное состояние. Так что ничего удивительного. Очень символично. Вы же тут помешаны на символах, ты должна быть в восторге.
Киоко не хотела признавать, но она действительно была в восторге от того, насколько точно запах передавал суть бакэнэко.
– Я хотела перенять твою энергию, но не сумела понять, что и как нужно менять в себе. Я даже не поняла, как почувствовать свою ки, чтобы что-то с ней сделать…
– Ты забыла, что я это уже умею, – Норико недовольно фыркнула.
– Но ты же только что сказала, что не чувствуешь свою ки.
– Запах, Киоко, запах не чувствую. Моё тело и есть моя ки. Как и твоё – твоя. Не волнуйся, дальше будет проще. Можешь сейчас, не закрывая глаз, почувствовать мою жизненную силу?
Киоко попробовала и помотала головой.
– Нет, извини. Хотя Иоши…
– Иоши? Мр-р? – Норико тут же забыла про всё остальное и подошла потереться об ногу. – Что Иоши?
– Когда он меня коснулся, я смотрела на него и почувствовала его энергию. Она была очень сильной, не только запахи, но и чувства.
– Ничего удивительного, – проурчала Норико, – его чувства направлены на тебя, чувствуешь ки – чувствуешь их.
– Значит, когда ты убиваешь?..
– Да, – она остановилась и села рядом. – На мою долю выпало немало страха и ненависти, но ничего, к этому привыкаешь. Вернёмся к делу.
Киоко кивнула, решив не лезть Норико в душу, если та того не желает.
Она прикрыла глаза – в этот раз стоя, – вернулась в состояние, в котором чувствовала ки, ощутила силу Норико и, стараясь сохранить это состояние расслабленного созерцания, открыла веки.
– Я чувствую… – она растворилась в текущем мгновении. Мир не существовал – только Норико. Она чувствовала её, как тогда почувствовала Иоши. Сейчас даже без прикосновения – кошка сидела в шаге от её ноги.
– Смотри, – Норико отошла немного дальше, но её ки ощущалась всё так же сильно. – Постарайся её увидеть. Но не всматривайся, наоборот, позволь взгляду блуждать. Мир жизненных сил не для человеческого глаза.
Киоко послушно опустила взгляд.
– Выбери одну точку. Мой нос, – Норико говорила медленно и спокойно, её голос тягуче вливался в уши, вплетаясь в сознание. – И позволь взгляду растекаться по всей поверхности моего тела.
Киоко смотрела. Смотрела. И смотрела. И смотрела. Пока чёрная шерсть не смазалась окончательно. Пока не слилась с густой травой вокруг. Пока не потерялись очертания. Пока вокруг Норико не появилась ржавая дымка с вкраплениями золота.
– Кажется, вижу… – прошептала Киоко, боясь спугнуть видение, боясь моргать, боясь дышать.
– Продолжай смотреть.
Она всё-таки моргнула, но видение не исчезло, зрение осталось размытым, тело Норико стало туманом цвета жухлой листвы. Это была её ки, Киоко не сомневалась. Это была именно та сила, которую она видела своим внутренним взглядом, своим сердцем.
И вдруг эта ки начала меняться. Изнутри проступили древесного цвета нити, сотканные из дыма. Они оборачивали собой жизненную силу Норико, вплетались в неё, замещали собой грязно-рыжий туман, обволакивали нежную душу. Киоко видела, но больше – чувствовала. Она понимала, что происходит. Туда, где Норико прятала чужие ки, бакэнэко теперь отправляла свою, заменяя её на другую – пахнущую зеленью, смолой и скорлупой сердцевидного ореха.
Она надевала на себя чужую ки, как наряд. Эта сила становилась новым телом, замещая ей собственное. Киоко смотрела, как нити окончательно сплелись и вместо Норико возникла белка с пушистым хвостом. Её ки была однородной. Чистый цвет, ни прожилок, ни вкраплений, ни примесей.
Киоко тряхнула головой, смахивая видение, и всмотрелась в белку.
– Есть проблема. Я не могу взять чужую ки. Ты их замещаешь, меняешь, как я свои кимоно. У меня ведь так не получится.
– И что? – перед ней снова сидела черная кошка. – Тебе и не надо. Просто чувствуй своё тело как силу. Вся твоя оболочка, все органы, твоя кровь – всё это и есть твоя ки. Тебе нужно только ощутить себя на том уровне, где ты сумеешь переплетать полотно телесности по образу и подобию… кого угодно.
Киоко кивнула.
– Я попробую.
Вдали раздался бой барабанов, оповещая, что пришло время новой стражи: змея уползла, её место занял тануки. Значит, пора возвращаться.
– Но позже, – Киоко направилась с островка к берегу.
– Конечно, позже, сначала еда, – побежала за ней Норико. – Мы же не можем пропустить завтрак!
Хотэку закончил тренировку, подхватил свиток, вышел из додзё под жаркое солнце – оно снова сияло, разогнав тучи, – и направился к выходу из дворца. Он не снимал доспехи и оружие, предпочитая их обычной одежде, – они надёжнее прикрывали спину. Именно поэтому, когда сёгун с отрядом уехали, он и не думал сменить самурайское облачение на простое кимоно, раз его сделали наставником. К тому же вид брони обычно вызывал у людей трепет и заставлял расступаться, что оказалось весьма кстати сейчас, когда подножие дворцовой стены со стороны города было облеплено торговыми палатками, среди которых сновал народ.
Домой он пришёл как раз к завтраку – мама накрывала на стол.
– Доверила отцу торговлю? – усмехнулся Хотэку, снимая с пояса катану и убирая сёто.
– А что ещё делать? Надо ж во дворец собираться! – она суетилась, и Хотэку осторожно забрал миски у неё из рук.
– Осторожнее, расплещешь весь бульон, – он поставил их на стол. – Не волнуйся так, это всего лишь обед во дворце. Принцессе очень понравился твой подарок.
– Правда? – она замерла и теперь смотрела на Хотэку с такой робостью, что он не удержался и обнял маму.
– Правда. Я говорил с ней утром, она была в твоём наряде. Стала бы она надевать его, если бы он не пришёлся по вкусу?
– Не стала бы… Наверное.
– Кстати, – Хотэку отстранился и протянул маме свиток. – Как обещал, купил стихи твоего любимого Сиавасэ Нисимура.
Её глаза сразу засияли, испуг и робость сменились детским восторгом. Она выхватила свиток – «Давай же скорее!» – и тут же его развернула.
– Мама, может, поедим сначала?
– Да, но ты послушай!
Сердце дракона,
вновь воспылавшее, – весть
мира кончины.
Истину дымка затянет –
клён не уронит листов.
Какой талант, какая поэзия!
– Честно говоря, ничего в этом не понимаю, – смущённо сказал Хотэку. Ему эта танка казалась бессмысленным набором слов.
– Ах, в этом же вся прелесть – любоваться и пытаться понять красоту. Моя душа поёт при виде этих строк. Спасибо, Хотэку, ты лучший сын, какого только могли послать нам боги.
– Еда будет достаточной благодарностью, – он сел за стол, поднял миску и принялся пить бульон. – М-м-м, да, ради этого стоило потерпеть толпу на рынке.
– Нравится? Вот и хорошо. Сейчас позавтракаем, – она села напротив, – и поможешь мне собраться. А то я даже не знаю, какие наряды носят придворные дамы.
– Мама, – Хотэку поставил пустую миску на стол и облизал солёные от супа губы. – Тебе не нужно выглядеть как придворные дамы, ты ведь не одна из них.
– Ой, – она махнула рукой и засмеялась, – об этом я и не мечтаю. Мне бы просто подобрать что-нибудь пристойное, чтобы тебе не пришлось краснеть за меня.
– Хорошо, я помогу, – он улыбнулся.
Мика всегда была весёлой и жизнерадостной. Правда, жизнь её нельзя было назвать лёгкой: работа с шёлком трудная, кропотливая, тонкая и при этом довольно тяжёлая. И жили они здесь же, в торговом квартале среди не худших, но и не лучших домов. Хотя квартал и назывался торговым – из-за рынка, – более преуспевающие купцы жили и на третьей, и на второй линии, ближе к дворцу. Некоторые даже могли позволить себе дома в кварталах живописи или поэзии у дороги Синего дракона.
Некоторые, но не семья Фукуи.
Мику такое положение дел не расстраивало. Или она пыталась убедить в этом себя и других. Но Хотэку был обязан этим людям всем, а потому, когда ему предложили место в отряде сёгуна, не думал ни мгновения. Другие бы тоже не раздумывали – такая честь! Но Хотэку не интересовало положение в обществе, ему хотелось одного: дать своей человеческой семье лучшую жизнь, отплатить за всё добро, что они сделали для безродного сироты.