– Это не имеет никакого смысла.
– На всё это у вас треть коку.
– Сколько? – она хотела воскликнуть, но получилось только прохрипеть. Треть коку на весь дворец с пристройками и садом, да ещё с остановками? Это невозможно. Совершенно невозможно. Вчера без остановок и нынешней смертельной усталости она бежала вдвое медленнее. Откуда такие требования?
– Треть коку, – повторил Хотэку. Он уселся на крыльцо, скрестил ноги и спокойно добавил: – Уже чуть меньше.
И Киоко побежала. А что делать? Она пробежала через дворец Лазурных покоев к саду, отыскала там кучу сорняков, на ходу схватила верхний, стараясь не сбавлять скорости, и помчалась дальше. Дыхание сбивалось. Лёгкие горели. Бег ей вообще не давался, хотя до того, как Хотэку показал её пределы на первом занятии, она была уверена, что с любым заданием на выносливость справится легко.
Во дворце Вечной радости действительно стояла посуда, правда, не на столах. Несколько пиал были выставлены на парапете у входа, так что она просто схватила первую попавшуюся и продолжила бег.
Слуги во дворце Покоя и достатка знали о занятиях принцессы и деликатно отводили от неё глаза. Зато конюхи сполна насладились её унижением. Они даже не старались делать вид, что им не любопытно. Видимо, их никто не обучал манерам. Они беззастенчиво глазели, как взмокшая и раскрасневшаяся принцесса, хрипло дыша и то и дело спотыкаясь, влетает в конюшню, хватает пучок сена из кучи у входа и вылетает обратно. Никто ничего не крикнул ей вслед, но она знала, что завтра об этом будет говорить весь двор.
Киоко пробежала мимо дворца Покоя и достатка, где жили слуги, мимо служебных павильонов и только у дворца Мудрости – дома сёгуна – поняла, что забыла воду. Пришлось возвращаться, просить наполнить пиалу, ждать и снова бежать, теперь стараясь не расплескать всё, что взяла.
До Кокоро пришлось бежать гораздо медленнее. Киоко схватила мокрый камешек у самой кромки воды и вернулась к додзё. Хотэку сидел неподвижно.
– Вы опоздали.
– Я знаю, – выдохнула она, сложила всё у его ног и рухнула на траву.
– После завершения бега лучше немного пройтись шагом.
Киоко было настолько трудно дышать, что она решила поберечь силы и не возражать. Тело гудело, лёгкие горели, ноги были ватными, и казалось, больше её держать не будут, даже не поднимут. Хотелось врасти в землю и остаться здесь навечно. Или хотя бы до утра.
– Новый круг. И в этот раз сохраните семена одуванчика – они все разлетелись по ветру.
Киоко приподняла голову и посмотрела непонимающе. Хотэку держал перед собой сорняк, из головки которого гордо торчала одна пушинка. Одуванчик, значит, вот что она схватила. Даже не обратила внимания.
Голова упала обратно.
– Я не готова к новому кругу.
– Мне нужны семена одуванчиков. Новый круг, – он вылил воду из пиалы, поднялся и вложил её Киоко в руки, безвольно лежащие на животе.
– Пиалу поменяете на другую.
Она застонала, но поднялась. Это всё не имело никакого смысла.
– Сено опять брать?
– Безусловно.
Ноги протестующе гудели, хотелось упасть обратно, но Киоко собрала последние крохи воли и заставила себя побежать.
В этот раз она обратила внимание на то, что берёт, и бережно закрывала одуванчик от ветра, а не размахивала им во все стороны, как в прошлый раз. Это заметно снизило скорость, но она и так не успевала уложиться в треть коку, так что какая разница…
Конюхи опять удивились, служанка, наливающая воду, – тоже, но уточнила, будет ли принцесса бежать здесь ещё. Киоко только неопределённо махнула рукой и побежала дальше.
В этот раз, подбегая к Хотэку, она снизила скорость и, как он говорил, немного прошла шагом, после чего снова рухнула без сил.
– Снижать скорость стоит уже после достижения цели, – заметил он.
Киоко молчала и просто пыталась дышать.
– Новый круг.
Нет.
Нет, не новый круг.
Нет, она останется лежать здесь и больше не сдвинется с места.
– Вода расплескалась. Новый круг.
Она услышала, как он поднимается, как остатки воды улетают в траву. Рук коснулось дно пиалы.
Ватацуми не любит своих детей. Если бы любил – разве позволял бы им испытывать такие мучения?
Она сжала зубы, стараясь найти в себе немного героизма. У неё же Сердце дракона, дар бога. Часть его ками в ней. Она должна суметь обежать дворец. Что такое новый круг для той, в ком есть ками Ватацуми?
Осознание озарило разум ясным светом. Точно. У неё есть дар. Так почему бы его не использовать?
Вера в успех обернулась приливом сил, взявшихся неизвестно откуда. Она встала – всё ещё с трудом, но благодаря воодушевлению стало легче, – сжала в руках пиалу и побежала. Добравшись до сада у ворот Ароматов, Киоко огляделась, убедилась, что никто не смотрит, на мгновение прикрыла глаза – и мир вдруг стал значительно больше, тело перестало болеть. Осторожно переступив с лапы на лапу, она выбралась из платья.
Точно, платье. Об этом она не подумала… И пиалу в зубах не потащишь… Но она чувствовала, что это тело может быть намного быстрее, а Хотэку всё равно не смотрит, как и в каком порядке она бегает, так что Киоко бросилась прямиком в конюшню.
Вмиг стащив там сено, она вернулась, превратилась обратно, быстро набросила кимоно, забыв завязать как следует и уделив внимание только хаори, сунула одуванчик в рукав, чтобы семена не разлетелись, и побежала за новой пиалой.
От дворца Вечной радости она направилась через Светлый павильон прямо к озеру, там взяла камень и там же набрала воды. И почему сразу не догадалась так сделать?
К Хотэку она бежала со всей скоростью, на какую была способна, и, только пролетев мимо него, притормозила, перешла на шаг, сделала крюк, вернулась и поставила пиалу с озёрной водой у его ног. Дышала она тяжело, накопленная усталость обрушилась с новой силой. После забега в облике кошки человеческое тело пребывало в некотором недоумении. Всё-таки всесилие ей померещилось – любая нагрузка имела последствия.
Из рукава появился совершенно лысый одуванчик, но Киоко было всё равно. Её просили сохранить семена, а не доставить их на стебле, так что она выгребла всё, что осыпалось при беге, и протянула пух на ладони. Хотэку бережно его принял.
Сено она вытащила из другого рукава, оттуда же достала камень.
– И зачем вам всё это? – она решительно села, стараясь всем видом показать, что больше никуда бежать не намерена.
Вместо ответа Хотэку тонко засвистел, снял пух с того одуванчика, что остался после второго забега, и вытянул перед собой раскрытую ладонь с семенами. Сначала ничего не произошло, но, когда Киоко уже хотела повторить вопрос, из-за крыши додзё выпорхнул чиж и опустился на ладонь Хотэку. Он осторожно попробовал одну семечку, другую и начал быстро клевать своё лакомство.
– Надо же… – Киоко никогда не видела чижа так близко. Удивительное жёлтое оперение с чёрной окантовкой делало маленькую птичку яркой, а чёрное пятно на голове создавало впечатление, что чиж надел касу[17], чтобы скрыть свою личность от посторонних глаз.
Потом он подлетел к пиале и начал пить.
– Какой красивый… Не знала, что их можно подзывать.
– Обычно нет, – пояснил Хотэку, – но я в детстве изучал их песни и учился подражать им. У каждой птицы они особенные.
– Поразительно, – она перевела взгляд с пьющей птички на Хотэку – он тоже любовался чижом. – И со многими вы умеете говорить?
Он усмехнулся и покачал головой.
– Говорить – очень сильное слово. Я могу только подозвать. Многих, почти всех, кого встречал в жизни. И если встречу кого-то нового – думаю, смогу быстро уловить и воспроизвести его песню.
– У вас дар! – Киоко всплеснула руками, совсем не заботясь о том, как нелепо сейчас выглядит. Ещё на первом занятии она поняла, что держать лицо с сэмпаем не выйдет. Она давно так по-детски не радовалась и не хотела сдерживать сейчас эту радость. То, что она видела, казалось ей волшебством не менее изумительным, чем её собственные возможности.
– Дар? – Хотэку задумался. – Наверное, можно и так сказать. Я думаю, это просто моя суть. Есть у меня… нечто схожее с этими птицами. Понимаете? – он посмотрел ей в глаза. Она не понимала, но всё равно почему-то согласно кивнула.
Хотэку поднялся. Чиж схватил пучок сена с земли, вспорхнул и улетел восвояси.
– На сегодня урок окончен. До встречи завтра, Киоко-химэ, – он поклонился.
– Благодарю за урок, – Киоко поклонилась в ответ.
Норико вошла не спеша и села у входа, держась на расстоянии в десяток шагов.
Хотэку не шелохнулся. Он сидел с закрытыми глазами, но чувствовал её присутствие.
– Я знаю, что ты хочешь спр-р-росить, – проурчала она.
– Хочу?
– Хочешь.
Он открыл глаза.
– Император не просто так говорил о Сердце дракона на военном совете.
– Не просто так.
– Какой у неё дар?
– Ты ведь знаешь, птиц.
– Я догадываюсь, – поправил он.
– И о чём ты догадываешься?
– О том, что легенды не врут. Она умеет принимать любой облик. Например, твой.
– Так ты видел? – она изогнула кончик хвоста, выдавая свой интерес.
– У меня зоркий глаз.
Норико фыркнула:
– Ещё бы. И что ты думаешь по этому поводу?
Хотэку думал, что всё не зря. Когда ему было пять, Хока, заменившая Хотэку мать, убаюкивала его сказаниями о людях, которые были верны не императору и его советнику, не империи, а самому богу. Больше всего ему нравилась история о Тэмотсу – сыне императора.
Тэмотсу был старшим из сыновей и с детства готовился взять на себя управление империей. Кровь Ватацуми пылала в нём с рождения, наделяя мальчика силой бога, неведомой простым людям. Он был принцем, но ещё он был оружием, основным оружием империи в войне с ёкаями, которая длилась уже две сотни лет. И когда пришло время – юный Тэмотсу отправился воевать против тех, кто уничтожал его народ.