– Итак, Бен, ты только что рассказал нам, что карманные часы твоего деда заставляют тебя чувствовать его присутствие. Какие чувства рождает у тебя тот предмет, что лежит на стуле?
– Никакие.
– И почему это так?
– Я даже не знаю, что это за предмет.
Профессор Пирс улыбнулся, как будто услышал именно то, что хотел.
– Ага. Мы не знакомы с этим предметом. Для нас это загадка. Мы ничего о нем не знаем, и поэтому любая информация, которую мы сможем собрать о нем, будет получена исключительно за счет нашей способности подключить шестое чувство.
Профессор Пирс внимательно оглядывал аудиторию, словно прикидывая, кто из нас сможет это сделать. Мне показалось, что его взгляд задержался на мне на какое-то долгое мгновение, но, возможно, это просто говорила моя паранойя. Я не особо переживала по этому поводу. Мне, как и всем остальным, было слишком любопытно, что же скрывается под черным полотном.
– Как и в любом научном эксперименте, мы проверяем гипотезу. Но для этого нам понадобится контрольная выборка. Кто-нибудь из ученых умов хочет объяснить студентам-гуманитариям, что это такое? – спросил доктор Пирс, явно поддразнивая нас.
Просто ему назло девушка, которую я часто встречала в здании художественных факультетов, подняла руку.
– Да, мисс?..
– Гонсалес. Факультет искусств.
Доктор Пирс одобрительно улыбнулся.
– Да, мисс Гонсалес?
– Контрольная выборка – это тестовый образец, который не подвергается воздействию каких-либо внешних переменных.
– Верно, спасибо. Обратите внимание, что мы используем научные термины. Это я говорю для тех из вас, кто думает, будто мы занимаемся чем-то, выходящим за рамки традиционной науки. Исключив все переменные, мы можем быть уверены, что ни один из этих факторов не повлияет на наш результат. В данном случае переменными являются наши пять основных чувств и предварительные знания об обстоятельствах, окружающих рассматриваемый объект. Все меня понимают?
– Получается, – предположил Бен, – если я смогу сказать вам что-нибудь о предмете под тряпкой, то только потому, что воспользовался своим шестым чувством?
– Точно. Итак, есть какие-нибудь догадки? Ты что-нибудь чувствуешь?
Бен уставился на простыню, застыв секунд на десять.
– Не-а, ничего! – воскликнул он наконец.
Мы все снова рассмеялись.
Профессор Пирс сделал круг и встал рядом с Беном.
– Хорошо, попробуй так. Встань прямо перед стулом и поднеси ладони как можно ближе к ткани. Теперь сосредоточься на минуту-другую и проверь, сможешь ли уловить энергию этого предмета.
Бен шагнул вперед и сделал, как было велено. С его высоченным ростом ему пришлось согнуться почти пополам, чтобы дотянуться до уровня спрятанного предмета. Он начал медленно водить руками по воздуху над тканью. По его лицу было видно, что он чувствует себя довольно глупо. Я его не винила. Честно говоря, он и выглядел довольно глупо.
Однако после пары смешков аудитория, казалось, затаила дыхание. Наконец, спустя как будто целую вечность, Бен выпрямился.
– И что теперь, Бен? Какие впечатления? – спросил доктор Пирс.
– Ну, я…
– Молчи! – крикнул доктор Пирс. – Ничего мне не говори! Возвращайся на свое место и запиши это. Сейчас я предоставлю возможность остальным. Все, кому интересно, могут спуститься сюда и попробовать ощутить объект. Не делитесь ни с кем своими впечатлениями. Запишите все и никому не показывайте. Очень важно не подвергать себя цензуре. Любая случайная мысль, возникшая у вас во время концентрации, может быть связана с предметом.
Поначалу никто не двинулся с места. Все вытягивали шеи, чтобы посмотреть, не встает ли кто-нибудь.
– Давайте, ребята, сейчас не время для застенчивости. Действуйте, или вы немногому научитесь на этом курсе! – крикнул доктор Пирс.
Постепенно студенты начали подниматься со своих мест и собираться в центральном проходе. Несколько человек столпились вокруг стула, ощупывая руками пустоту. Даже те, кто решил не стоять в очереди, пристально смотрели на простыню, как будто обладали рентгеновским зрением.
– Что думаешь? Не хочешь попробовать? – спросил Сэм.
– Нет, спасибо. Думаю, пока воздержусь, – ответила я.
– Ты не из тех, кто любит выступать на публике, да?
– Можно и так сказать.
Я наблюдала, как Сэм направляется по проходу, чтобы присоединиться к очереди перешептывающихся студентов. Мне совсем не хотелось привлекать к себе внимание этой группы. Достаточно, что прошел слух о том, будто первокурсница каким-то образом пробралась на самый популярный семинар для выпускников, и довольно скоро большинство догадается, кто эта проныра. Я не собиралась выходить на сцену, рискуя столкнуться с чем-то странным и пугающим, но это не значит, что я не могла попробовать свои силы дистанционно.
С того места, где я сидела в углу зала, мне был хорошо виден стул. Покручивая в руке карандаш, я начала концентрироваться на черном покрывале, хотя толком не знала, как это делается. Я попыталась визуализировать предмет сквозь полотно, но у меня ничего не получилось; ткань упорно оставалась непрозрачной. Затем я попробовала мысленно пробежаться по списку мелких объектов, чтобы понять, выделяется ли что-нибудь из общего ряда. Книга, тарелка, картина, зеркало, игрушка, платье, подсвечник, расческа, шляпа…
Ничего.
– Да ладно, что же ты такое? – подумала я.
Нет, вопрос неправильный. Надо ставить по-другому: не «Что ты такое?», а «Кто ты такой?».
Я уставилась на полотно и сосредоточилась не на самом предмете, а на том, кто к нему прикасался. Я бездумно водила карандашом по своим заметкам. Кто держал этот предмет в руках? Пользовался им? Что чувствовал по отношению к этому предмету?
– Это мое.
В моей голове проснулся тихий голос, предъявляя свои права на предмет. Это был едва слышный шепот, но я отчетливо расслышала его.
– Это твое?
– Да. Это моя любимая.
– Любимая что?
– Моя любимая кукла.
Кукла. Это была кукла. Я знала. Голос только что сказал мне.
– Кто подарил тебе твою куклу?
– Дядя Тимоти. Он покупает мне много игрушек.
– Это очень мило с его стороны.
– Да, он очень добр ко мне.
– Как тебя зовут?
– Лидия.
– Что ж, думаю, можно вычеркнуть всемирно известного экстрасенса из моего списка вариантов будущей карьеры.
Я подскочила на стуле. Карандаш выскользнул из пальцев и скатился по парте на пол. Я даже не заметила, как Сэм вернулся.
– Ого, прости! Ты в порядке? – Он наклонился, чтобы поднять мой карандаш.
Сердце бешено колотилось, и я попыталась успокоить его, выравнивая дыхание.
– Да, в порядке. Просто… отвлеклась. Я тебя не заметила. Как успехи?
– Да какие там успехи. Я собираюсь записать то, что пришло мне в голову, но почти уверен, что это просто чушь собачья. А как насчет тебя, ты собираешься выйти на сцену?
– Я смотрела отсюда.
– Итак, внимание! – Голос профессора Пирса перекрыл негромкий гул разговоров.
Я наконец огляделась вокруг. Доктор Пирс смотрел прямо на меня с выражением любопытства на лице. Все уже вернулись на свои места и принялись строчить в тетрадях или шептаться с соседями.
– Давайте точно запишем наши мысли. Я пройдусь по рядам, проверю, как вы справляетесь.
Меня охватила паника. Тот тихий голосок все еще отдавался эхом в ушах. Стоит ли мне записать то, что я услышала? Что, если это было правдой? И что бы это значило? Может, лучше что-нибудь придумать, на тот случай, если я и впрямь угадала. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь знал, на что я способна, если действительно способна на это. Но ведь я даже не знала, что такое «это». И какого черта профессор Пирс так на меня смотрел? Он знал, что произошло? Неужели я себя выдала?
– Эй, что это? – спросил Сэм. Он смотрел в мою тетрадь.
Я проследила за его взглядом. На открытой странице, под моими заметками об аурной памяти, проступало лицо. Лицо маленькой девочки, лет шести, с очень длинными темными волосами и редкозубой улыбкой. Ниже я написала: «Лидия» и «кукла». Вглядываясь в эти два слова, я почувствовала тупую ноющую боль в правой руке. Это было знакомое ощущение, в точности такое, какое я испытывала после долгой письменной работы.
Я старалась говорить непринужденно:
– Да ничего, просто зарисовки. Я всегда машинально что-то черкаю, если мне скучно.
– Кто это? – спросил он, показывая на лицо девочки.
– Никто, просто лицо. – Я быстро перевернула страницу. – Так что ты придумал?
Сэм как будто собирался о чем-то спросить, но вместо этого протянул мне свою тетрадь. Он написал слово «голубой» и поставил несколько вопросительных знаков.
– Итак, мистер Лэнг? Какие-нибудь проблески экстрасенсорной природы? – Профессор Пирс внезапно вынырнул из-за его плеча.
Немного смущенный, Сэм показал ему свои заметки.
– Что побудило тебя написать слово «голубой»? – спросил доктор Пирс.
Я заметила, что его взгляд скользнул к моей странице, по счастью, уже перевернутой. Я попыталась изобразить легкий интерес к выводам Сэма.
– Ну, я долго смотрел на полотно и, когда уже собирался сдаться, мне показалось, что черный цвет на мгновение стал голубым, вот и записал слово. Я подумал, что, возможно, предмет или что-то на нем голубого цвета, – сказал Сэм.
Профессор Пирс, прищурившись, посмотрел на него.
– Понимаю. Интересно. А что у вас, мисс Баллард?
Я отрицательно покачала головой.
– Я туда не поднималась. – Мой голос сорвался, как у мальчика предпубертатного возраста. Верх ораторского искусства.
На мгновение на лице доктора Пирса отразилось что-то вроде… разочарования? Он двинулся дальше по рядам. Наконец он подошел к стулу и положил руку на черную ткань.
– Все укрепились в своих мыслях?
Студенты энергично закивали, не отрывая глаз от полотна.
– Что ж, очень хорошо. Я открою то, что здесь на самом деле спрятано, и мы сможем обсудить, насколько точными оказались ваши выводы.