– Не то чтобы это принесло Ханне какую-то пользу, ведь ни один врач никогда не поверит тому, что она испытывает.
– Ханна оказалась в далеко не самом страшном месте, – сказала Карен. – Дурупинены получали гораздо более суровые наказания за свой дар.
– Дар – термин относительный, я пока не готова его принять, – парировала я.
Карен хватило такта изобразить раскаяние.
Наконец мы подъехали к интернату «Новые начала». Возможно, вывеска и вселяла надежду, но само место выглядело как тюрьма в миниатюре, чего стоили одни только решетки на окнах обоих этажей стерильно-белого бетонного здания. Жизнерадостные тюльпаны вдоль дорожек смотрелись так же неуместно, как если бы их высадили посреди арктической тундры. По периметру двора тянулся сетчатый забор, но он казался невысоким и преодолимым. Несмотря на все мои усилия, к тому времени как мы добрались до входа, я практически задыхалась.
Карен крепко схватила меня за плечи, и я позволила ей провести меня в вестибюль. Она усадила меня на оранжевый пластиковый стул и направилась к стойке регистрации. Я подавила ужасные воспоминания о посещении моего дедушки в Винчестере. Каким бы депрессивным ни был тот дом престарелых, интернат «Новые начала» производил куда более гнетущее впечатление. Тяжело было сознавать, что дети проводят лучшие годы своей жизни, запертые в этой тюрьме с зарешеченными окнами, стенами из шлакоблоков и нелепыми тюльпанами.
Я заметила, как Карен отчаянно жестикулирует, объясняя что-то медсестре за стойкой регистрации. Она явно была лучшей актрисой, чем я. Мне стало интересно, как часто ей приходилось лгать, чтобы сохранить секреты дурупиненов. Со мной вот она проделывала это много раз.
Медсестра с телосложением футбольного полузащитника перегнулась через стойку, чтобы посмотреть на меня. Прежде чем я успела напустить на себя одурманенный вид, она кивнула, как будто один взгляд подтвердил все, что сказала Карен. Медсестра встала и, топая по кафельному полу, направилась ко мне. Карен последовала за ней с выражением материнской заботы на лице.
– Извините, я не знаю, из-за чего возникла задержка с оформлением документов, но могу вас заверить, что ее примут в ваше заведение. Это срочное, санкционированное судом помещение под надзор. Вы можете ее куда-нибудь пристроить, пока мы во всем разберемся?
– Пожалуй, я могу поместить ее в один из кабинетов детоксикации, пока доктор не прояснит ситуацию, – сказала медсестра.
– Это замечательно, спасибо. – Карен вздохнула с облегчением. Она повернулась ко мне и потрясла за плечо. – Джессика? Тебе нужно пойти с сестрой Джеймсон. Она отведет тебя туда, где ты сможешь прилечь.
Я перевела взгляд с кислого лица медсестры на Карен. Мне следует изобразить покорность или устроить сцену? Карен уловила мои колебания и дала мне подсказку:
– Только не доставляй ей никаких хлопот, ладно? Не так, как в прошлый раз.
– Я хочу домой!
– Я знаю. Нам просто нужно привести тебя в порядок, а потом мы поедем домой, договорились? – Она улыбнулась.
Я оглянулась на медсестру, которая теперь возвышалась надо мной. Серьезно, эта женщина была настоящей амазонкой. Она тоже пыталась улыбнуться, хотя это выглядело так, будто меня собираются проглотить целиком.
– Врешь! Ты не заберешь меня домой. Просто запрешь здесь, да? Ты что, думаешь, я совсем тупая? Ненавижу тебя, стерва! – Последняя фраза, возможно, была излишней, но я решила, что лучше переиграть, чем недоиграть.
Карен, однако, нисколько не смутилась и подхватила мою игру:
– Джессика, придержи язык! И не смей говорить со мной таким тоном! С меня хватит! Я сказала, что мы поедем домой, и обещаю, что так и будет, но в таком состоянии ты никуда не поедешь. Если в таком виде попадешься отцу на глаза, он выгонит тебя из дома. Ты этого хочешь?
– Да!
– Довольно! А теперь, пожалуйста, позволь сестре Джеймсон отвести тебя в палату отдохнуть.
– Ненавижу тебя, мама! Ненавижу! – закричала я, когда медсестра подняла меня со стула и повела через холл.
Я бросила мимолетный взгляд через плечо. Карен с тревогой наблюдала за мной. Она быстро подняла вверх большой палец, а затем кивнула на свой мобильный телефон, прежде чем я потеряла ее из виду, завернув за угол. Мы договорились переписываться, чтобы поддерживать связь.
– Джессика, твоя мама сказала мне, что, по ее мнению, ты приняла экстази на той вечеринке. Это правда? – Голос сестры Джеймсон был низким и хрипловатым.
– Да.
– Это все, что ты принимала?
– Да. То есть, думаю, что да. На самом деле я не помню.
– Угу.
Сестра Джеймсон ослабила смертельную хватку на моем плече, чтобы вытащить ламинированный бейджик на шнурке из-за ворота своего халата. Она помахала им перед маленьким черным датчиком на стене, и дверь перед нами распахнулась. Видимо, мне предстояло украсть один из бейджиков, чтобы осуществить наш побег. Я не разбиралась в законах, но очень надеялась, что такая кража не считается уголовным преступлением.
Сестра Джеймсон провела меня по такому же коридору, а затем сразу же повернула направо, в ничем не примечательную маленькую палату, где не было ничего, кроме койки, прикроватного столика и черного пластикового мусорного ведра. Одним ловким движением она уложила меня на кровать и поставила рядом ведро.
– Тебя может стошнить, Джессика. Просто целься в ведро, хорошо? А то мне придется убирать за тобой, если промахнешься.
– Ладно, попробую, – пробормотала я, позволяя голове безвольно упасть на подушку.
– Надень это. – Она указала на стопку зеленовато-голубой хлопчатобумажной одежды в изножье кровати, после чего подошла к небольшому переговорному устройству на стене, нажала кнопку и отчеканила: – Новенькая в третьем боксе детоксикации. Сюда набор для сбора мочи и процедурную сестру. – Затем она снова повернулась ко мне. – Ну, что застыла? Переодевайся!
Я уставилась на нее, разинув рот.
– Вы не можете оставить меня одну?
– Даже не думай, солнце мое! – рявкнула она. – Я не могу оставить тебя, пока не буду уверена, что ты ничего на себе не прячешь. Я верну твою одежду, когда удостоверюсь, что она чистая. Так что давай, шевелись, меня ждут другие пациенты.
К счастью, я уже засунула мобильник в лифчик. Не знаю, считалось ли это контрабандой, но я не собиралась привлекать к нему внимание без крайней необходимости. Быстро, как только смогла, я облачилась в мешковатую хлопковую пижаму, сложила одежду и ботинки в небольшой пластиковый пакет и передала его медсестре.
– А теперь ложись и постарайся немного отдохнуть. Я вернусь через несколько минут, проведаю тебя, и, если с твоими документами все будет в порядке, переведем тебя в одну из жилых комнат, – сказала она.
Дверь со щелчком закрылась за ней.
Я выждала с минуту, чтобы убедиться, что она ушла, и соскочила с кровати. Приблизившись к двери, я услышала голоса неподалеку.
– …нужно запереть ее?
– Нет, официально она еще не оформлена, так что мы не можем. Но она все равно через несколько минут отключится. Мать вернулась домой из командировки и обнаружила ее почти без сознания на заднем дворе.
– На заднем дворе?
– Пыталась забраться через окно после ночной гулянки. Ты бы видела ее глаза. Не знаю, чем она закидывалась, но там не только экстази.
– Ты уже начала обход?
– Нет. Черт, опять не уложусь вовремя.
– Если хочешь, проверю за тебя девчонок в южном крыле. Их группа скоро вернется с обеда.
– Спасибо. Увидимся вечером, Хелен.
– Это вряд ли, я сегодня в дневную смену. Пока.
Скрип двух пар ортопедической обуви затих вдали.
Я надавила ладонями на дверь и приоткрыла ее. Коридор выглядел совершенно безлюдным. Я выскользнула наружу и направилась в противоположную от вестибюля сторону. Я продвинулась всего на несколько метров, когда справа от меня распахнулась дверь и из нее, пятясь, вышла медсестра, катившая какую-то тележку. Я нырнула в комнату напротив и закрыла за собой дверь.
Комната оказалась большой и светлой, с маслянисто-желтыми стенами и занавесками в полоску основных цветов, как в детском саду. Несколько групп диванов и удобных кресел были расставлены вокруг низких журнальных столиков в стиле 1970-х с разложенными на них настольными играми.
Я слишком поздно осознала, что в комнате кто-то сидит. Парнишка примерно моего возраста раскладывал пасьянс за столиком в углу возле окна. Он не подал виду, что заметил меня, когда я, тяжело дыша, плюхнулась в кресло. Мне нужно было спланировать свой следующий шаг, но на ум ничего не приходило.
– Тебя за что сюда упекли? – произнес он необычно высоким, почти женским голосом.
– Меня не упекли. Я просто посетитель.
– Неужели? Ты хочешь сказать, что сама выбрала такой прикид? О, милая.
Что-то в нем настораживало и заставляло меня нервничать, но, с другой стороны, вряд ли опасным психопатам позволяли разгуливать без сопровождения.
Парень театрально вздохнул.
– Ну?
– Что «ну»?
– Ты не собираешься спросить, во что я вляпался?
– Нет, вообще-то не собираюсь. А должна?
Он надулся.
– Ну да, я ведь обеспечил тебе идеальные условия, наверняка пробудил в тебе любопытство. – Он пристально посмотрел на меня сквозь завесу растрепанных темных волос. В его глазах светилось веселье.
– Наверное, я не хотела показаться грубой.
– Я первый спросил тебя. Ты считаешь меня грубияном?
– Да, наверное, так и есть.
Он приподнял бровь.
– Вполне справедливо.
Мы сидели в молчании, в котором не чувствовалось ни напряженности, ни неловкости. Тишину нарушали лишь скрип тележки в коридоре и звонкие шлепки игральных карт по столу.
– Депрессия, острая тревожность, попытка суицида, пристрастие к рецептурным обезболивающим. Это краткий список, – вдруг выдал он.
– Спасибо, что поделился. – На меня внезапно снизошло вдохновение. – Послушай, ты знаешь Ханну? Ханну Баллард?
Он прищурился, глядя на меня.