– Нет. Никто не может заставить духа пройти через врата. Это его сознательный выбор – переступить порог и встретиться с тем, что находится по ту сторону, что бы это ни было, – заверила ее Карен.
– Что это вообще означает – «по ту сторону»? Куда мы их отправляем? – спросила я.
– Мы знаем об этом не больше, чем они. Наша работа – открывать двери, а не заглядывать за них. Мы не узнаем, пока не придет наше время перехода.
– Как-то это неправильно, – возразила я. – Выходит, мы отправляем этих призраков неизвестно куда, не так ли?
– Или вообще в никуда, – добавила Ханна.
Карен яростно покачала головой.
– Нет, я в это не верю. Как по-вашему, есть ли какой-нибудь смысл в том, что эти двери существуют, или в том, что мы существуем, чтобы их открывать, если они просто ведут в никуда?
– Ну, пожалуй что нет, но…
– Джесс, ты помнишь, что повторял твой дедушка снова и снова, когда вы с ним встретились?
– Да, он говорил: «Я видел это. Отправь меня обратно».
– Вот именно, – сказала Карен. – Он видел. И теперь ему больше всего на свете хочется увидеть это снова. Возможно, когда-то я разделяла твои сомнения, но не сейчас. Мы отправляем духов туда, где им назначено находиться, и должны верить в это.
Мы с Ханной притихли. Осознать все это было непросто. Карен восприняла наше молчание как знак согласия и продолжила.
– И еще кое-что. Я должна предупредить вас, что вы можете почувствовать, как через вас проходят духи, хорошо вам знакомые. Иными словами, они могли являться вам раньше видениями наяву или во сне. Не пугайтесь, если это случится. Помните, что это их выбор.
Ханна бросила испуганный взгляд через круг на Майло, но он улыбнулся и подмигнул ей.
– Не волнуйся, милая, – сказал он. – Я с тобой.
Успокоенная, Ханна повернулась ко мне.
– Ты готова?
– Готова как никогда.
Карен зажгла последнюю свечу, белую, и поставила ее на землю между нами.
– Магическая свеча зажжена. Давайте начнем.
Глава 20Прощание
– Téigh Anonn. Téigh Anonn. Téigh Anonn.
Вспышка.
Красный бумажный фонарик, парящий у меня над головой. Украденный поцелуй, оставляющий привкус сигареты. Дорожка кокаина – в носу пожар, мои ярко накрашенные глаза смутно отражаются в зеркале.
Вспышка.
Меня затягивают в корсет, чувствую, что вот-вот хрустнут ребра. Красивое мужское лицо с усами, улыбающееся мне из лодки; задыхающееся от волнения перед церковным алтарем; наконец бледное и вытянутое в гробу.
Вспышка.
Двойные прыжки на скакалке, длинные худые ноги взлетают подо мной. В погоне за мороженым по городской улице, море смеха. Прятки на ржавой пожарной лестнице, сердце бешено колотится. Заглядываю в пустой холодильник.
Чужие жизни проносились у меня перед глазами. Я изо всех старалась удержаться на ногах, настолько ошеломляющим был шквал ощущений.
Вспышка.
Больничная палата, хватаюсь за свой раздутый живот под бело-голубой сорочкой.
Вспышка.
Полуобнаженная женщина вытирает губную помаду с воротника моей рубашки.
Вспышка.
Жду поезда в метро, парнишка бренчит на гитаре в гулком туннеле.
– Téigh Anonn. Téigh Anonn. Téigh Anonn.
Еще сотня жизней пролетела мимо. Я потеряла ощущение времени и пространства. Сконцентрировалась на заклинании, пытаясь удержаться самой, опасаясь, что моя собственная жизнь ускользнет от меня вместе с другими.
Внезапное движение руки Ханны в моей руке вернуло меня в реальность. Я сосредоточилась на жизни, которую мы обе проживали в тот момент.
Вспышка.
Лысеющий мужчина злобно кричит, его лицо багровеет от ярости. Парень гладит меня по щеке, говорит, чтобы я не боялась, а сам грубо сдергивает с меня блузку. Бритва аккуратно скользит по моему запястью, оставляя алые полоски крови. Ханна на подоконнике в лунном свете утешает меня, рыдающую. Пузырек с таблетками звонко ударяется о кафельный пол.
Карли, соседка Ханны по комнате, уходила.
А затем…
Вспышка.
Ослепленный огнями сцены, неуклюже взбираюсь на скамейку у рояля. Щенок золотистого ретривера сидит под огромной рождественской елкой. На бегу натыкаюсь на клюшку для лякросса, ломаю руку, боль адская. Смотрю на снег сквозь заиндевевшие ресницы. Холодно. Так холодно.
Нет. Пожалуйста, нет. Я не готова к этому.
Темноволосая девушка выходит из полосатого шатра. Та же девушка застенчиво улыбается через зеркальное окно. И снова быстро ныряет за двери столовой, ее лицо мелькает из-под сеточки для волос.
Было невыносимо видеть себя его глазами, ощущать прилив его эмоций при встрече со мной. У меня задрожали колени, и я с трудом удержалась на ногах.
Дружеская беседа в полумраке библиотеки. Неукротимый гнев, швыряние книгами в скорчившуюся фигуру в грязной комнате общежития. Поцелуй. Чудесный, невозможный поцелуй.
У меня вырвался крик, в котором слились мы оба; колени подогнулись и ударились о землю. Ханна судорожно сжала мою руку, поддерживая нашу связь. Слезы потекли по моим щекам, когда мы задержались на мгновении единственного шанса пережить поцелуй, который мог быть только прощальным.
– Нет! – Я застонала. – Подожди!
И внезапно, сама не знаю, как и какой частью себя, я начала бороться с притяжением, призывая его остаться со мной. Я знала, что поступаю эгоистично, и знала, что не должна этого делать, но ничто не могло меня остановить.
– Джессика, отпусти его! – Резкий голос Карен проник в мое сознание. – Сосредоточься на своей задаче и отпусти его!
– Я не могу!
– Нет, можешь! Сейчас не время оплакивать его!
– Все в порядке, Джесс. Я готов уйти. – Голос Эвана перешел в шепот, который был в сто раз громче, чем другие шепоты, звучавшие в моей голове.
– Тебе не страшно? – спросила я.
– Нет. Я это чувствую. Там хорошо, что бы ни ожидало меня. И ты будешь ближе ко мне, чем кто-либо, просто по другую сторону врат.
– Отпусти его, Джесс.
– Отпусти его.
Что еще я могла сделать?
– Прощай, – всхлипнула я.
Я отпустила его. Я почувствовала, как он ускользает в потоке чужих жизней, и с глухим стуком дверь внутри меня захлопнулась.
Я постепенно приходила в себя. Чувствовала, как мои колени страдают от жесткого настила крыши, ощущала вечерний ветерок на своем лице, покрытом испариной. Странные миры, что разворачивались в глубинах моего сознания, растворились в темноте. Я открыла глаза и увидела Ханну; она стояла на коленях рядом со мной, все еще сжимая мою руку. Она одарила меня легкой грустной улыбкой, а потом положила голову мне на плечо. Мы очень долго оставались недвижимы.
Эпилог
Чемодан упорно не хотел закрываться. Я боролась с ним как могла, бесконечно трамбовала и перекладывала вещи, даже нажимала коленкой на чертову крышку: миссия невыполнима.
– Сдаюсь, – заявила я, плюхаясь на кровать.
Ханна оторвала взгляд от своего багажа и улыбнулась.
– Разве ты не можешь оставить здесь что-то из вещей? Думаю, вся проблема в обуви.
Молния на ее чемодане застегнулась без всяких усилий.
– Да знаю, знаю. Высокие армейские ботинки не позволяют сэкономить место. – Я вздохнула. – Пожалуй, можно не брать красные.
Должно быть, мой голос звучал довольно подавленно, потому что Ханна сжалилась надо мной.
– Ладно, клади их ко мне, у меня еще осталось место.
– Спасибо! – Я перекинула ей ботинки по одному.
Она неловко поймала их, и через несколько мгновений мои любимчики были готовы к поездке.
Ханна опустилась на кровать рядом со мной. Она выглядела измученной: физические нагрузки все еще отнимали у нее много сил. Последствия многолетней терапии и лекарств не могли быть устранены за такое короткое время.
– А где Майло? – спросила я.
– Дуется. Знаешь, у него действительно добрые намерения.
– Да, это точно. Будь его воля, весь мой гардероб оказался бы в мусорном баке вместо чемодана, – рассмеялась я.
– Нет, на самом деле ему понравилась одна пара джинсов, – сказала Ханна.
К моему большому огорчению и радости Ханны, Майло все еще был с нами. Несмотря на его близость к магическому кругу, когда свечи были задуты и переход завершен, он так и стоял там, ожидая Ханну. Я спросила Карен об этом, и она немного печально покачала головой.
– Некоторые духи просто не знают, что для них лучше, – сказала она.
И вот мы готовились к трансатлантическому путешествию с призраком – и самозваным стилистом – на буксире. Такой дополнительный багаж несколько превысил мои ожидания, но Майло делал Ханну счастливой, и я скрепя сердце смирилась с ним.
С момента перехода пролетело четыре недели, и хотя я все еще страдала из-за Эвана, время прошло плодотворно. Мы с Ханной лучше узнавали друг друга, и каждый день приближал нас на шаг к той связи, которой мы были лишены столько лет.
По вечерам мы засиживались допоздна и вели беседы через узкий проход между моей кроватью и ее кроватью, которую втиснули в нашу комнату. Мы задавали друг другу бесконечные вопросы, и наши ответы только вызывали новые вопросы. Я подумала, что пройдет много времени, прежде чем мы почувствуем, будто знаем достаточно о произошедшем с нами, чтобы двигаться дальше.
Ханна была застенчива, но невероятно умна. Мы обе оказались страстными книголюбами, и наши литературные вкусы во многом совпадали. Она не скупилась на улыбки, но не умела громко смеяться – казалось, ее пугал сам звук смеха. Она была на редкость наблюдательна и читала людей даже более жадно, чем книги. Во многих отношениях годы мучений как будто не сломили ее, но в чем-то нанесли серьезный ущерб.
Она страдала от того, что можно описать только как разновидность обсессивно-компульсивного расстройства. В то время как призраки и медики разрушали ее психику и сеяли хаос в ее жизни, она стремилась контролировать как можно больше мелочей. Она часто не отдавала себе отчета в том, что делает, но, казалось, это помогало ей держать себя в руках. Ханна почти не рассказывала о шрамах на запястьях, а когда я наконец набралась смелости спросить ее об этом, она только обмолвилась: «Мне стало легче».