Ханна возмущенно ворчит.
– Просто ненавижу смотреть, как он тебя достает. Он не должен обладать такой властью.
– Я знаю, детка. – Я прижимаюсь к ней, потому что ее теплое тело, прижатое к моему, очень помогает изгнать из моей головы самые уродливые мысли. – И я действительно ценю, что ты была рядом со мной этим вечером.
– Я всегда прикрою твою спину. – Она целует меня в подбородок, а затем снова устраивается в моих объятиях.
Минуты спустя, час спустя, я все еще не сплю. Все еще смотрю в темный потолок и скриплю зубами, когда все это прокручивается у меня в голове. Как самодовольно он выставлял меня напоказ перед своими друзьями. Ни капли стыда за то, что он сделал со мной. С моей мамой. Ни малейшей капли раскаяния. Что за человек может быть таким бесстыжим ублюдком?
– Не можешь уснуть? – шепчет Ханна. Я не знаю, что ее разбудило и спала ли она вообще.
– Я в порядке, – вру я, потому что нет смысла не давать спать всю ночь нам обоим. Но она не послушает. Моя упрямая красивая женщина никогда этого не сделает.
Вместо этого ее пальцы обводят линии моей груди и опускаются вниз по животу. Мои мышцы сжимаются от дразнящего ощущения. Я крепче обнимаю ее за талию, когда ее рука стягивает мои клетчатые пижамные штаны, чтобы погладить меня.
Я возбуждаюсь, едва она прикасается ко мне.
– Тебе не нужно, – шепчу я.
– Это мило.
– Не то чтобы я тебя отговаривал. – Я ухмыляюсь в темноте. Звучит так, будто друг предлагает оплатить счет за ужином. В первый раз вежливо отказаться.
Ханна откидывает одеяло и проводит языком по моему члену. Я сжимаю простыни, прикусывая губу от ощущений ее губ на моем члене. В конце концов, нет смысла спорить с ней, раз уж она приняла решение.
Когда она добирается до кончика, она целует его взасос, и я едва не кончаю сразу. Я выдыхаю через нос и молча приказываю своему члену повиноваться.
– Помедленнее, – говорю я ей. – Иначе я долго не протяну.
– Понятно. – А затем ее язычок показывается, чтобы нежно обвести головку моего члена. Медленно и вдумчиво. Ленивое, мучительное исследование. Я чувствую, как напряжение уходит с плеч. Все остальные мысли испаряются, пока я наблюдаю, как она насаживается на меня ртом.
Поскольку ее задница рядом со мной, я сжимаю ее, что заставляет Ханну двигаться немного быстрее. Ее нежные пальцы скользят вверх по моему стволу, а затем ее теплый, влажный рот жадно скользит вниз. О, черт. Она знает, что я так долго не протяну. Ханна чертовски хороша в этом.
– Скоро кончу, – выдыхаю я.
Я чувствую, как она улыбается, и это действует словно спусковой крючок. Я взлетаю, как ракета, постанывая от прилива удовольствия. Она выпускает меня изо рта и гладит меня, пока я кончаю, пока сокращается каждая мышца, а узел в животе распускается.
Я задыхаюсь и вымотан, когда она вытирает меня и возвращается в постель. Она прижимается ко мне и целует в губы.
– Лучше?
Я не уверен, что ответил, потому что засыпаю.
У меня все еще болит голова с прошлой ночи, и мой телефон разрывается, когда утром я падаю на диван с миской хлопьев. Когда я проснулся, Ханны уже не было. В последнее время она работает в студии по десять-двенадцать часов в сутки, продюсирует альбом с каким-то новым рэпером.
Такер: Устроил виртуальную вечеринку в честь твоего великого достижения. Мы пили всякий раз, как камера показывала, как ты ковыряешься в носу.
Дин: Что это за узкие штаны, в которых ты щеголял прошлой ночью? Они бывают мужских размеров?
В ответ на сообщения, появляющиеся в групповом чате, я закатываю глаза. Мои друзья – придурки. В ответ я отправляю им фото, сделанное Логаном прошлой ночью, то, где я отмахиваюсь от него, держа в одной руке свою награду, а в другой – почти пустую бутылку бурбона, которую он стащил из бара.
Дин: Ладно, если серьезно. Поздравляю.
Такер: Горжусь тобой.
Я: Спасибо, придурки. Очень признателен.
Логан: А почему никто не поздравляет меня?
Дин: А ты что-то выиграл?
Дин: Да, я так не думаю.
Такер: Удачи в следующем году.
Логан: Кстати, о моей свадьбе…
Дин: Никто об этом не говорил!
Такер: Никто.
Логан: Не лгите. Вы все об этом думали.
Я: Нет, не думали.
Такер: Совсем нет.
Логан: Мы спорим, можно ли считать эту поездку в Париж медовым месяцем. Я говорю да, потому что это же Европа. Центр медовых месяцев. Но Грейс отвечает нет, потому что она уже планировала съездить повидаться с мамой еще до того, как мы решили связать себя узами брака. Но это ведь медовый месяц, правда?
Дин: Тут я полагаюсь на мнение Така.
Такер: Это не медовый месяц. Запланируй что-нибудь другое, ты, неоригинальный ублюдок.
Логан: Ага, пляжный отдых – это так оригинально.
Такер: Мы едва не погибли в авиакатастрофе, а потом утопили в море одержимую куклу. Попробуй переплюнуть это.
Дин: Засранец. Я думал, Сабрина шутит. Вы что, правда выбросили Александра в океан?
Такер: О, да.
Он подчеркивает это смайликом с воздетыми к небу руками. Я полностью поддерживаю то, что кто-то, наконец, проявил инициативу и сделал то, что хотели сделать мы все. Просто не ожидал, что это будет Такер. Я думал, Логан не выдержит первым. Или, может быть, Элли. Но Такер выиграл.
Логан: Мило. СДОМ.
Дин: Что за фигня, чувак? Почему тебе все время надо делать это?
Я: Погоди. Думаю, я понял.
Я пялюсь в экран, мой мозг работает над расшифровкой. У нас с ним есть космическая мысленная связь. Наконец, я рискую высказать предположение.
Я: Скатертью дорога, опасный мусор?
Логан: Близко!!! Одержимый мусор.
Такер: Пора идти. Сегодня день «Играем с папой во дворе».
Дин: Отстой.
Я бросаю телефон рядом с пустой миской из-под хлопьев и падаю на диван. После окончания сезона мне больше нечем заняться, кроме как лежать перед телевизором. Я просмотрел половину оригинальной трилогии «Парк Юрского периода», когда звонит мой агент.
– Привет, чувак. Что стряслось?
– Не убивай гонца, – начинает Лэндон, его обычно дерзкий тон сменяется робким.
Что стряслось? В моей голове проносится целый ряд сценариев. Меня обменяли. Команда переезжает. Нас продали. Тренера уволили.
– Ну, ты помнишь, что я обязан сказать это тебе.
– Просто уже скажи.
– Мне позвонил продюсер спортивного агентства, по поводу шоу «Наследие», – говорит он.
– То, где они постоянно в чьей-то гостиной, а парень постоянно рыдает?
– Ну, да. Это.
– Ладно. Они хотят меня в свое шоу? Я не собираюсь обнажать душу перед камином, но…
– Вот в чем дело, – обрывает меня Лэндон. Затем замолкает.
Я сажусь и провожу рукой по своим растрепанным волосам. Это своего рода возможность, которая «могла бы повысить престиж моего спортивного бренда», как обычно говорил Лэндон. Это то, на что мы надеялись после вручения награды НХЛ. И все же что-то не так.
– Чувак, что? – требовательно спрашиваю я. – Ты меня пугаешь.
– Они хотят тебя и твоего отца.
– Да пошел ты. – Я безрадостно смеюсь.
– Погоди. Выслушай меня.
Лэндон начинает быстро объяснять, что они хотят какую-то историю типа «до и после», «отец и сын», сравнить наши карьеры. Что, даже если бы я не ненавидел этого человека, это звучало бы глупо. Достаточно тяжело расти в тени родителей. Сравнивать свою карьеру с его – это не то, во что хотел бы сыграть сын.
– Угол, под которым они рассматривают это, история «откуда вы пришли и куда идете». Несколько старых семейных фото. Твои детские фото. Пруд, где отец учил тебя кататься на коньках. Затем – профессиональные рекорды. И все такое. Двухчасовой фрагмент.
– Ну, мать его, нет.
– Слушай, я понимаю, – говорит он сочувственно. – Ты знаешь, что я это понимаю, Г.
Лэндон знает все о моей истории с Филом Грэхемом, хотя я раскрыл ее не сразу. Мне стало сложно уклоняться от подобных просьб после того, как я подписал свой контракт первого года, и, в конце концов, мне пришлось посвятить его в свои грязные семейные тайны. Излишне говорить, насколько неловок вышел разговор. Было чертовски неудобно признаваться своему агенту в том, что мой отец бил меня. Мать его, жестко.
Ханна всегда говорит, что я не должен стесняться этого, что это не моя вина, я не мог остановить это, бла, мать его, бла. Я до смерти люблю эту женщину, но у цыпочек есть дурная привычка превращать все в терапевтические беседы. Я знаю, что это не моя вина, и я знаю, что не мог бы остановить это… по крайней мере, до тех пор, пока не повзрослел и не стал крупнее его. Не думайте, как только это случилось, я прекратил все к чертовой матери. Но потребовались годы, чтобы преодолеть чувство стыда, которое поднимается всякий раз, когда мне приходится рассказывать свою историю новому человеку.
Я устал переживать это снова и снова.
Мой отказ от участия в этом шоу не должен стать неожиданностью для Лэндона, поэтому я бы хотел, чтобы он отказался от всего этого вместо меня.
– С учетом сказанного, – продолжает он, – я действительно считаю, что тебе нужно подумать, как это будет выглядеть, если ты откажешься.
– Мне все равно, как это выглядит. Это твоя работа.
Я сжимаю челюсти.
– Улыбнуться для нескольких фото – это одно. Я буду вести себя прилично и играть хорошего мальчика. Но я не собираюсь представать перед каким-нибудь репортером с камерой и пару часов сидеть рядом с этим человеком, притворяясь, что он – не монстр.
– Я тебя понимаю…
– Богом клянусь, Лэндон. Как только во время шоу он заговорит о моей матери, я ударю его. И тогда тебе придется разбираться с этим. Так почему бы тебе не провести небольшую оценку рисков и не решить, что будет выглядеть хуже. Сказать нет или выбить из него все дерьмо в прямом эфире. Выбирай сам.