Последние несколько лет я прекрасно подыгрывал, притворяясь. Теперь по какой-то необъяснимой причине отец, похоже, намерен еще сильнее усложнить мою жизнь. Однако последнее, что мне нужно, чтобы какой-то любопытный спортивный репортер вынюхивал все о моей жизни. Если они выследят тренера Дженсена, не сомневаюсь, что он прикроет меня. Чад Дженсен не болтун. Если кто-то появится на его территории с просьбой посплетничать о бывшем игроке, он разорвет его на клочки. Но я не могу сказать то же обо всех в моей жизни. Я играл со многими парнями в Брайаре, которые знали мою историю с отцом.
Так что, несмотря на желчь в горле, у меня нет иного выбора, кроме как сделать то, чего ожидал этот придурок, когда задумывал этот фарс.
– Хорошо, – отвечаю я Лэндону. Ненавидя каждое слово, слетающее с языка. – Я сделаю это.
После того, как мы заканчиваем разговор, я нахожу отца в списке контактов. Я не могу вспомнить, когда звонил ему в последний раз. Но если он втягивает меня в это, я не стану хранить молчание.
– Гаррет. Рад тебя слышать. Готов забить несколько мячей? – спрашивает он так чертовски невозмутимо, что это подпитывает мой и без того бушующий гнев. Он даже не участвует в турнире, но считает своим долгом всегда знать, чем я занимаюсь.
– В какие игры ты играешь? – Я говорю тихо. Едва сдерживая ярость.
– Прошу прощения?
Он действительно имеет наглость прикидываться дураком?
– Это нелепое интервью. Зачем?
– Они пришли ко мне, – отвечает он с притворной невинностью. – Не видел веской причины сказать нет.
– Значит, ты принял решение за меня? – Мои руки действительно дрожат. Я так сильно ненавижу этого человека, что чувствую физический дискомфорт.
– Это правильное решение. От таких возможностей не отказываются.
– Мне решать. Не тебе. Просто потому, что ты больше не можешь оставаться в центре внимания…
– Гаррет. – Он вздыхает. Как будто мои заботы ужасно ему надоели. – Я надеялся, что ты повзрослел за последний год, но теперь вижу, что переоценил тебя.
– Катись к черту, старик. Я больше не ребенок. Со мной это дерьмо больше не пройдет.
Было время, когда этот трюк с разочарованным отцом работал. Тогда мне было лет пять, шесть или семь. Маленький ребенок, отчаянно пытающийся произвести впечатление на своего невпечатлительного отца. Это ввергало меня в пучину депрессии и неуверенности в себе. Я бы сделал все, чтобы заслужить его одобрение. До тех пор, пока я не стал старше и не понял, какая это жестокая манипуляция. С ребенком. И я понял, какой он ублюдок.
– Я не стану выслушивать твои истерики, мальчик. Однажды ты поймешь, что я сделал, чтобы обеспечить тебе карьеру в хоккее. – Тон его сочится снисходительностью. – Может быть, тогда ты поймешь, как тебе повезло родиться моим сыном.
Я скорее съем собственную ногу.
– Как бы там ни было, – говорит он с тем самодовольным тоном, от которого у меня дергается глаз, – ты дашь это интервью. Будешь сидеть перед камерами, очаровательный и представительный, и, возможно, станешь достаточно умен, чтобы выйти на следующий уровень и стать одним из великих. Так поступают профессионалы.
Я вешаю трубку, потому что, если ему позволить, он продолжит говорить, дроча на звук собственного голоса. В любом случае я уже слышал это все раньше. Будь Майклом Джорданом в хоккее. Слава, которая выходит за рамки спорта.
Все это хорошо и прекрасно, но если Фил Грэхем будет стоять рядом, мне это совсем не понравится.
Как бы там ни было, во время турнира я не могу избавиться ни от мыслей об этом разговоре, ни от страха перед интервью, и наша команда заканчивает день последней в турнирной таблице. Я делаю на два удара больше, чем положено по регламенту, и большую часть дня провожу по колено в грязи. Логану жилось не на много лучше, он обосновался в многочисленных песчаных ловушках, тогда как зрители хорошо посмеялись. Это облом для наших товарищей по команде, которые заплатили, чтобы играть с нами, но играли намного лучше нас. Спасало только то, что мы угостили их напитками и классическим стейком из говядины, которые мы заказали в соседнем, отмеченном наградами ресторане после окончания турнира. Эти двое – братья из Техаса и вместе владеют скотоводческим ранчо, поэтому я верю, что они знают, что говорят, когда утверждают, что это – лучший стейк-хаус во всем штате.
К тому времени, как после обеда мы возвращаемся в отель, уже четверть десятого, и я хочу скинуть всю эту потную одежду и залезть в душ. Я не беспокоюсь о том, чтобы включать свет, когда вхожу в комнату, стягивая футболку через голову еще до того, как за мной закрывается дверь. Я уже наполовину раздет, когда в зеркале вдруг что-то шевелится.
Инстинктивно я хватаю со стола бутылку с водой и разворачиваюсь, готовый швырнуть ее в то, что находится позади меня.
– Не кидай, – протяжный женский голос.
Я опускаю руку. Быстро протягиваю руку, чтобы щелкнуть выключателем на стене, наполнив комнату светом. Мое сердце бешено колотится, а адреналин все еще бурлит в венах, поэтому мне требуется секунда, чтобы осознать, что в моей постели лежит обнаженная женщина, лишь частично скрытая одеялом.
С невозмутимой ухмылкой она поднимает руки, сдаваясь.
– Я безоружна.
Я делаю успокаивающий вдох.
– Кто ты, черт возьми, такая?
– Твой подарок, – дразнит она, прежде чем стянуть с себя оставшуюся часть одеяла и показать два красных бантика на сосках. – Всегда пожалуйста.
Затем она переворачивается и показывает мне свою голую задницу, на которой черным маркером написано мое имя.
Гаррет на одной половине. Грэхем – на другой.
Не могу.
Я просто, мать его, не могу.
Не говоря ни слова, я разворачиваюсь на каблуках и выхожу из комнаты. Натягивая футболку, я вхожу в лифт, все еще держа бутылку воды. Богом клянусь, следующий, кто со мной свяжется, получит по морде.
Внизу я становлюсь все более мрачным и беспокойным, когда вступаю в разговор с менеджером на стойке регистрации, который, похоже, считает, что у меня безграничный запас терпения. Типа, чувак, мы могли бы поговорить о прискорбно-неадекватной службе безопасности, которая впустила обнаженную девицу в мою комнату с моим именем на заднице, словно она собирается сделать из меня чучело для трофейных мягких игрушек на своей постели, или ты можешь дать мне новый номер, чтобы я мог, мать его, поспать.
Пока я жду, когда они, наконец, соберутся с мыслями и перенесут мои вещи в другой номер, я пишу Логану.
Я: Хоккейные боги решили пощадить тебя этим вечером. Только что нашел поклонницу в своей постели. С бантиками на сиськах и моим именем, написанным маркером на заднице.
Он: Буа-га-га. Давай, девочка.
Он: Несмываемый маркер, а? Хотел бы я, чтоб у моих поклонниц была такая преданность.
Я: Сейчас переезжаю в другой номер, так что не ломись в мой номер. Меня там нет.
Он: Почему бы тебе просто не завалиться ко мне?
Я: Потому что я взрослый мужчина, которого не нужно держать за ручку каждый раз, когда на меня нападают незнакомые сиськи?
Он: Многое теряешь. Могли бы пообжиматься.
Фыркнув, я выхожу из чата и ищу ник Ханны. С количеством прессы, ошивающейся вокруг отеля, я предполагаю, что слухи просочатся в сеть в течение часа.
Я: Не читай никаких спортивных блогов. И от социалочек тоже стоит держаться подальше.
Она: Ты убил мячом находящуюся под угрозой исчезновения цаплю или что-то в этом роде?
Я: Нет. Нашел чокнутую голую даму в своей постели. Отель пытался доказать, что это фича, а не баг.
Она: Ржунимагу. По крайней мере, на этот раз меня в постели не было».
Чувство вины оседает внутри камнем.
Я: Извини. Хотел бы я, чтобы жизнь профессионального спортсмена не была настолько публичной. Просто не хотел, чтобы тебя застали врасплох.
Она: Не беспокойся. Я верю, ты не изменишь мне с какой-то случайной «зайкой».
Не то чтобы я ожидал чего-то иного, но то, что Ханна так спокойно относится к этому, похоже, моя единственная победа сегодня. Она – единственное в моей жизни, о чем мне стоит переживать. Нам хорошо вдвоем, всегда, несмотря ни на что. Когда все остальное выходит из-под контроля, эта женщина держит меня в рамках.
Я: Я хочу сказать, что, если ты захочешь немножко поревновать, это будет круто…
Она: О, я порежу сучку. Со мной лучше не связываться.
Я ловлю себя на том, что улыбаюсь, кажется, впервые за несколько дней.
Я: Скучаю. Жду не дождусь, когда вернусь домой.
Она: Возвращайся поскорей. Люблю тебя.
В такие моменты я вспоминаю, почему я так безнадежно сильно влюблен в эту девушку.
Глава шесть
Ханна
– Я не понимаю, что происходит, – говорит моя мама, перекрывая жестяной грохот в продуктовом отделе супермаркета, когда включаются распылители. В детстве это меня очаровывало. – Вы что, расстаетесь?
– Нет, мам. Все в порядке. – Я лежу в гостиной с пакетом крекеров, которые, кажется, не могу есть. Каждый раз, как я кусаю их, меня тошнит.
– Томми из мясного отдела только что сказал о какой-то интрижке.
Томми из мясного отдела стоит оставаться в мясном отделе.
– Просто глупые слухи. Не обращай внимания. Мы не расстаемся.
Слухи расползаются быстро. Едва я открыла глаза этим утром, мой телефон взорвался сообщениями. Наш групповой девичий чат был полон веселых ссылок в блоги, где были поспешно опубликованы статьи о голой девушке, пойманной в постели Гаррета в Калифорнии. На ходу выдумывались всевозможные лихорадочные предположения.
Авторы блога – и термин «авторы» я использую в своей интерпретации – наконец отказались от своих предыдущих предположений о том, что Гаррет и Логан – тайные любовники. Теперь они убеждены, что Гаррет изменяет мне с девушкой из эскортного сервиса «Палм-Спрингс». И Логан тоже изменяет, потому что, очевидно, он хотел поразвлечься с девушкой по вызову. Это своего рода нелепый, женоненавистнический мусор, которого ожидаешь от таблоидов, этих помоек, одержимых личной жизнью профессиональных спортсменов. Но тот факт, что сплетни дошли до моей матери в Индиане, бо́льшая головная боль, чем я ожидала.