Он тоже это чувствует и громко стонет.
– Господи, – стонет он. – Это все для меня?
– Всегда, – бормочу я ему в губы.
Он снова целует меня, его язык ищет мой, тогда как он погружается в меня, его толстый, длинный член заполняет меня до конца. А потом он трахает меня на ковре гостиной, о покупке которого мы спорили почти час, когда переехали в этот особняк из коричневого камня. Я хотела что-то более прочное, что легче было бы пылесосить. Он храбро отстаивал длинную, мягкую шерсть. А потом, после того как я продолжила спрашивать зачем, он растерялся. Посреди «ИКЕИ», перед продавцом, чей встревоженный взгляд метался между нами, Гаррет притянул меня ближе и прорычал мне в ухо: «Потому что в моменты, когда я буду слишком возбужден, чтобы дать тебе добраться до спальни, все кончится тем, что я буду трахать тебя на полу в гостиной. Засуди меня за то, что я хочу, чтобы твоей заднице было удобно».
В ответ я заткнулась и сказала продавцу, что мы хотим этот ковер. Теперь я перекатываю его на спину и сажусь верхом на его мускулистые бедра, когда он толкается вверх, полностью заполняя меня. Он так великолепен, лежа тут, в моей власти. Серые глаза затуманены, веки отяжелели. Он закусил нижнюю губу, с трудом выдыхая, явно пытаясь сдержать себя.
– Не сдерживайся, – говорю я ему. Мои ногти царапают его четко очерченные грудные мышцы, когда я кладу ладони ему на грудь. Я сжимаю его мышцами таза, приближая нас обоих к оргазму.
– Я почти готов.
– Да?
– Да.
Я сжимаю бедра, и он стонет, черты его лица становятся напряженными.
– Кончаю, детка, – стонет он.
Я наблюдаю за тем, как он кончает, наслаждаясь звуками, которые он издает, тем, как его веки тяжелеют, прежде чем совсем закрыться. Ощущение того, как он кончает внутри меня, вызывает мой оргазм, и вскоре я тяжело дышу, закрыв глаза и упав на него сверху.
Некоторое время спустя мы, наконец, возвращаемся в спальню, где принимаем душ, прежде чем упасть в постель и снова вспотеть. Засыпая в сильных объятиях Гаррета, я обещаю себе, что расскажу ему завтра.
Глава семь
Ханна
Я скажу ему сегодня.
Я не могу сказать ему сегодня.
Я дошла до того момента, когда больше не могу откладывать это. Прошла неделя с нашего секс-фестиваля в гостиной, а я все еще не решилась и не сказала своему парню, что я беременна. Но Элли права – Гаррет начнет замечать изменения во мне. В прошлый раз он заметил набухшие груди. Кто знает, что заметит в следующий. И в следующий, может быть, сложит два и два.
Так что сегодня – тот самый день. Все, что мне нужно, – дождаться, когда Гаррет, наконец, вытащит свою задницу из постели, чтобы я могла все ему рассказать. Хотя в его защиту могу сказать, что сейчас только восемь утра. Я проснулась неприлично рано.
Я думала, плюс беременности – отсутствие болей во время месячных, но со мной сыграли злую шутку. Теперь у меня боли от беременности. Я проснулась ни свет ни заря с таким чувством, будто меня в живот лягнула лошадь. Даже долгий горячий душ и обезболивающие не помогли пригасить чувство, которое заставляет меня тосковать по постоянной тошноте прошлой недели.
«Никаких оправданий», – раздается внутренний голос, та мудрая часть меня, которая знает, что я собираюсь использовать боль как предлог, чтобы снова все отложить.
Но нет. Никаких проволочек. Сегодня – тот самый день.
– Ублюдок! – кричит Гаррет из спальни.
Ладно, может быть, сегодня – не тот день.
Лежа в гостиной с ноутбуком, в наушниках и работая над новой песней, я аж подпрыгиваю от неожиданности. Снимая наушники, я слышу, как Гаррет ругается и затевает драку с нашим шкафом.
Я спешу в нашу комнату.
– Ты в порядке?
– Мне обязательно надевать туда галстук? – Он выходит полуодетый с охапкой галстуков в руке.
– Куда «туда»?
Он мрачно на меня смотрит.
– Шоу «Наследие». Первая запись через пару часов.
Фу. Сегодня определенно не тот день.
Я совершенно забыла, что интервью сегодня утром. Глупый мозг в последнее время плохо работает под влиянием беременности, я путаюсь в мыслях. Вчера я не могла вспомнить, где оставила ключи от машины, искала их двадцать минут, прежде чем обнаружила, что держу их в руке.
– Верно. – Я перевожу взгляд на галстуки. – Я бы сказала нет, но твой агент, вероятно, не согласится.
Гаррет еле слышно бормочет что-то грубое и возвращается к шкафу для матча-реванша.
– Это все настолько нелепо. Я не понимаю, почему они думают, будто кому-то интересно наблюдать, как Фил несет чушь о херовых семейных воспоминаниях.
– Потому что они не знают, что это чушь, – отмечаю я. Но в ответ он разражается небольшой тирадой. Не то чтобы я его винила. Если бы у меня был такой отец, как Фил Грэхем, я бы тоже постоянно бесилась.
– Богом клянусь, если он заговорит о маме, я не сдержусь. – Гаррет снова выходит, захлестывая вокруг шеи шелковый темно-синий галстук. Он так туго его затягивает, что я боюсь, как бы он себя не задушил.
– Ты дал продюсерам список запрещенных вопросов? – Я знаю, что многие знаменитости делают так. Каждый раз, когда Умница дает интервью в студии, его менеджер напоминает журналистам о вопросах, которые им задавать запрещено.
– Лэндон сказал им, что я не хочу говорить о своей матери. Сказал, что скорблю, это слишком больно и все такое. – Гаррет сжимает челюсти. – Но я не исключаю возможности, что отец сам заговорит о ней.
Я прикусываю губу.
– Ты знаешь, что не обязан делать этого. Ты можешь просто позвонить Лэндону и сказать, что не хочешь. Ему платят, чтобы он говорил нет вместо тебя.
– Тогда что? Отвечать на кучу вопросов о том, почему я отказался в последнюю минуту? Фил знает, что я не могу.
– Тогда ты ничего не отвечаешь, игнорируешь вопросы, и через неделю-две все всё забудут. Арестуют какого-нибудь футболиста, или кто-нибудь заявит, что не будет играть, пока ему не купят пони, и все, ты снят с крючка.
Но он не хочет ничего слышать. Слишком поздно выводить Гаррета из этой спирали ярости, и лучшее, на что я могу надеяться – что он сдержит себя в руках перед камерами. Может быть, Лэндону повезет больше.
После того как Гаррет уходит, я с радостью провожу время в одиночестве. Надеваю хлопчатобумажные боксеры и футболку, забираюсь обратно в постель и следующие пару часов провожу, борясь с болью и пытаясь немного поработать. В конце концов я понимаю, что отчасти мой живот крутит от голода, и встаю, чтобы сделать себе бутерброд, но, вернувшись к постели, вижу маленькое красное пятно на простынях.
Когда я спешу в ванную, чтобы проверить, то понимаю, что нижнее белье тоже в пятнах.
Хотя это – не полномасштабная паника, мой пульс учащается, пока я переодеваюсь, перестилаю постель и пишу Элли. Она отвечает мне, пока я стираю простыни, уверенная, что небольшие пятна – это нормально.
Я: Ты уверена? С утра я чувствовала себя ужасно.
Она: Прямо сейчас я смотрю сайт клиники Майо. Тут говорится, это обычное дело.
Я: А когда это становится необычным?
Она: Я пришлю тебе пару ссылок. Знаешь что? Позвони Сабрине. Может, лучше поговорить с ней.
Я: Хорошая идея.
Моим первым побуждением было написать Элли, моей лучшей подруге. Но она права. Я должна обратиться к кому-то, кто действительно прошел через это. И, эй, я могу даже избежать неловкости, сообщая новости, потому что Сабрина уже знает о беременности. Элли, предательница, проболталась в нашем чате.
Поэтому я звоню Сабрине, которая тут же поднимает трубку. У меня такое чувство, будто она увидела мое имя на экране и подумала, «Что за черт?» Мы редко общаемся вне чата.
– Привет, все в порядке? – тут же спрашивает она.
– Я не знаю. – Я вдруг чувствую порыв расплакаться. Дурацкие гормоны. – Когда ты была беременна Джейми, у тебя были кровотечения?
– Кровотечения или пятна? – вопрос звучит резко.
– Пятна.
– Маленькие или большие?
– Маленькие, наверное. Пятна на простынях и белье.
Я почти слышу, как она расслабляется на другом конце трубки, когда облегченно выдыхает.
– О, тогда да. Это нормально. Другие симптомы?
– Живот побаливал утром, но все прошло.
– Тоже нормально. Мой совет – проследить за собой в течение дня. Если пятна станут кровотечением, я бы поехала в больницу. – Она колеблется. – Это может быть признаком выкидыша. Но это может также ничего не значить.
– Мамочка! – слышу я жалобный крик на заднем фоне. – Я не могу найти свой фиолетовый купальник!
– Извини. Это Джейми. – На мгновение голос Сабрины становится приглушенным. – Почему бы тебе тогда не надеть зеленый?
– НО Я ХОЧУ ФИОЛЕТОВЫЙ!
Боже, я уверена, Сабрина прикрывает трубку рукой, и все равно я слышу детский вопль.
– Ладно. Я его найду. Одну секунду. – Сабрина возвращается. – Ханна, мне надо идти. Я собираю Джейми в бассейн и…
– Я слышала.
– Звони, если что-нибудь поменяется. Держи меня в курсе.
– Буду.
Повесив трубку, я делаю глубокий вдох и говорю себе, что все в порядке. Но сколько бы раз я ни повторяла эту мантру, не могу избавиться от мысли, что что-то не так. Вскоре я по спирали проваливаюсь в блоги о беременности и в медицинские журналы в поисках объяснений. Все сходятся во мнении, что Сабрина, вероятно, права.
Если только она не права.
Глава восемь
Гаррет
– Расскажи о своем самом раннем воспоминании, как ты учился играть.
Интервьюер, Брайан Фарбер, бывший игрок колледжа, ставший ведущим, сидит со своими листами вопросов на коленях. Напротив него в одинаковых креслах сидим мы с отцом. Декорация представляет из себя раскаленный добела прожектор, окруженный темнотой с красными огнями двух камер, наблюдающих за разворачивающимся фарсом. Это какой-то наркоманский фильм. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы меня убили прямо сейчас. А лучше – придурка в костюме от Армани рядом со мной.