– А я обречен с самой колыбели следить за тем, не испытывают ли мои внуки влечения к острым предметам, – вздохнул священник.
– Вы же сказали, что она не выйдет за него без вашей воли.
– Они же влюблены! Как я могу…
– А кто узнает? Скажите всем, что Кершо – ее настоящий отец, и все.
– Я буду знать, – сказал Арчери. – Я уже вижу лицо Пейнтера, стоит мне только взглянуть на нее. Вместо ее рта я вижу его толстые губы, вместо ее голубых глаз – его кровожадный взгляд. В ее жилах – та же кровь, старший инспектор, та, что смешалась с кровью миссис Примеро на полу ее дома, на его одежде, в трубах канализации… Та же кровь будет течь и в моих внуках. – Тут он понял, что, кажется, увлекся, и, прервавшись, покраснел и закрыл на минутку глаза, словно ужаснувшись нарисованной им самим картине.
Вексфорд постарался говорить мягко:
– Мне жаль, но я ничем не могу помочь вам, мистер Арчери, дело закрыто. Оно исчерпано, и время нельзя повернуть вспять. Я ничего не могу для вас сделать.
Генри пожал плечами и тихо, словно в забытьи, проговорил:
– Он взял воду и мыл руки свои перед толпой, говоря: «Не я повинен в крови этого праведника…» – И тут же подпрыгнул с перекошенным лицом. – Простите, старший инспектор. Я не должен был этого говорить, это ужасно. Могу я сообщить вам, как намерен поступить дальше?
– Разрешите представиться, Понтий Пилат, – сказал Вексфорд своему помощнику. – Это ведь он про меня. Так что смотри, не забывай впредь, с кем говоришь.
Берден хмыкнул.
– Так что он хотел, сэр?
– Во-первых, услышать, что Пейнтер был осужден невинно, чего я ему сообщить, разумеется, не мог. Черт побери, да это все равно что признаться в том, что я ни черта не смыслю в своей работе! А ведь это было мое первое самостоятельное дело, Майк, и мне еще повезло, что в нем не было ничего сложного. Теперь Арчери намерен заняться расследованием сам. Безнадежное занятие, через шестнадцать-то лет, но поди докажи ему… Во-вторых, он просил меня разрешить ему говорить со свидетелями. Желал заручиться моей поддержкой на тот случай, если они явятся сюда и, кипя праведным негодованием, будут с пеной у рта доискиваться справедливости.
– И все его усилия, – сказал Берден задумчиво, – основаны лишь на сентиментальной вере миссис Пейнтер в невиновности ее первого мужа?
– Конечно, все это чушь собачья! Ну, подумай, если на то пошло, разве твоя Джин не сказала бы про тебя то же самое Джону с Пэтом? Разве моя жена поступила бы иначе? Это же естественно! Нет, никаких запоздалых признаний Пейнтер не делал – ты ведь знаешь, как зорко тюремная администрация следит за подобными вещами. Просто его жена все придумала и сама себя убедила в том, что это правда.
– А сам Арчери ее когда-нибудь видел?
– Пока нет, но собирается. Она и ее второй муж живут в Пурли, и он напросился к ним на чай.
– Вы говорили, что девушка рассказала ему обо всем на Троицу. Чего же он тянул так долго? Прошло ведь уже пару месяцев, не меньше!
– Я задавал ему этот вопрос. Он сказал, что первые две недели они с женой старались не вмешиваться. Надеялись, что сын образумится. Но не тут-то было. Это ведь сын вынудил отца разориться на стенограмму процесса, и он же заставил его поговорить с Гризволдом. Ну, ясно, единственный ребенок, отказать ему никто не может, и все такое прочее. Короче, закончилось все тем, что отец дал сыну обещание начать совать нос не в свое дело, как только получит отпуск на две недели.
– Значит, он еще вернется?
– Зависит от миссис Пейнтер, – сказал Вексфорд.
Глава 5
…Дабы увидели своих детей воспитанными по-христиански и добродетельно.
Дом Кершо находился примерно в миле от центра города. От магазинов, станции, кинотеатра и церкви его отделяли тысячи других пригородных вилл. Ибо дом номер двадцать по Крэйг-хилл оказался не чем иным, как большим, отчасти георгианским особняком из кирпича цвета малины. Сад перед ним пестрел однолетними цветами, на газоне совсем не было клевера, а на одинаковых розовых кустах – увядших бутонов. На бетонной подъездной дорожке парнишка лет двенадцати мыл большой белый «Форд».
Арчери поставил свой автомобиль у обочины. В отличие от Вексфорда он не видел домика над гаражом в «Приюте Победителя», но читал о нем в отчете по делу и сразу подумал, что миссис Кершо забралась высоко. Пот мелкими капельками выступил у него на лбу и на верхней губе, как только он вышел из машины. Генри сказал себе, что день сегодня необычайно жаркий, а он всегда был чувствителен к жаре.
– Это дом мистера Кершо, верно? – спросил он у мальчика.
– Правильно. – Тот ужасно походил на Тесс, только волосы у него были светлее, а нос в веснушках. – Идите, дверь открыта. Или, хотите, я им покричу?
– Моя фамилия Арчери, – представился священник и протянул ему руку.
Мальчик обтер пятерню о джинсы.
– Здравствуйте, – сказал он.
Между тем с высокого крыльца к ним уже спешил низенький морщинистый человек. Пелена горячего летнего воздуха колыхалась между ним и гостем. Генри при виде его пришлось бороться с разочарованием. А кого он, собственно, ожидал увидеть? Уж, по крайней мере, кого-нибудь повыше, попрезентабельнее и помоложе, чем этот сморщенный гном в старых фланелевых брюках и трикотажной рубашке без галстука! Но тут Кершо улыбнулся, и годы враз слетели с его лица. Его светло-голубые глаза сияли, а зубы, хотя и неровные, были здоровыми и белыми.
– Здравствуйте, – сказал ему пастор.
– Добрый день, мистер Арчери! – отозвался хозяин дома. – Очень рад вас видеть. А я уже давно у окна сижу, вас поджидаю.
Рядом с этим человеком невозможно было испытывать тоску и уныние. Генри тут же подметил в нем качество, которое ему редко доводилось встречать в людях, – мистера Кершо интересовало все. Он излучал энтузиазм и энергию. В зимний день он, наверное, мог обогреть целую комнату одним своим присутствием. А сегодня, в летнюю жару, его жизнерадостность просто подавляла.
– Пойдемте, я познакомлю вас с женой. – Его голос окружал собеседника, точно горячий ветер из пустыни, а его акцент урожденного кокни заставлял вспомнить о жареной рыбе с картошкой и угрях с картофельным пюре в пабах Ист-Энда. Входя вслед за хозяином в просторный, отделанный панелями холл, Арчери задумался, сколько ему могло быть лет. Возможно, не более сорока пяти. Просто бьющая через край неукротимая энергия, любовь к жизни и недостаток сна – ведь сон отнимает драгоценное время – выжгли, скорее всего, внешние проявления его молодости.
– Это наша гостиная, – сказал Кершо, толкая складную стеклянную дверь. – Вот за что я люблю деньки вроде сегодняшнего. Приходишь домой после работы, и можно посидеть минут десять у окошка, полюбоваться на сад. Тогда и понимаешь, что все зимние мучения были не напрасны.
– Нет лучше отдыха, чем посидеть жарким днем в тени и полюбоваться зеленью? – Слова сорвались с языка священника сами собой, и он тут же пожалел о сказанном. У него не было ни малейшего намерения ставить этого пригородного инженера в неловкое положение.
Кершо бросил на него быстрый взгляд, но тут же улыбнулся и беззаботно ответил:
– Мисс Остен знала, о чем говорит, верно?
Это произвело на Арчери впечатление. Он вошел в комнату и протянул руку женщине, которая встала со стула ему навстречу.
– Моя жена. А это мистер Арчери, Рини, – представил их друг другу хозяин дома.
– Здравствуйте, – сказал Генри.
Ирен Кершо ничего не ответила: она только протянула ему руку и натужно улыбнулась. У нее было лицо Тесс – такое, каким оно станет, когда время придаст его чертам законченность и четкость. В молодости эта женщина была блондинкой, но теперь ее волосы, явно уложенные – возможно даже, в честь гостя, – имели цвет пожухшей осенней листвы. Над ушами и надо лбом неестественно торчали выбившиеся из прически прядки.
– Присаживайтесь, мистер Арчери, – сказал Кершо. – Чай будет через минуту – чайник уже на плите, да, Рини?
Священник опустился в кресло у окна. Сад Кершо был весь уставлен какими-то экзотическими беседками, увитыми плетистыми розами, и причудливыми горками из диких камней, на которых полыхали герани. Быстрым взглядом охватив комнату, он отметил, что в ней нет ни пылинки, несмотря на обилие предметов, которые обладают свойством накапливать пыль. В основном это были книги: подборки «Ридерз дайджест», тома словарей и энциклопедий, работы по астрономии, глубоководной рыбалке, европейской истории… На столике в углу помещался аквариум с тропическими рыбками, на каминной полке – модели самолетов, на фортепьяно лежали альбомы с нотами, а на мольберте стоял неоконченный и, кстати, довольно неплохой масляный портрет юной девушки. Комната была просторной и, несмотря на неизбежный набор уилтонских ковров и ситцевых чехлов на мебели, все же отражала индивидуальность хозяина дома.
– Мы уже имели удовольствие познакомиться с вашим Чарли, – сказал Кершо. – Славный скромный мальчик. Мне он понравился.
Чарли! Арчери так и застыл в кресле, не зная, как реагировать на оскорбление. Хорошо, что хотя бы пригодность Чарльза как жениха не вызывает здесь сомнений!
И тут вдруг заговорила Рини Кершо.
– Он нам всем понравился, – сказала она, и акцент у нее оказался точно как у Вексфорда. – Вот только на что они собираются жить, ума не приложу: сейчас ведь все так дорого, а у Чарльза даже нет работы… – Генри изумился. Неужели ее и в самом деле волнуют такие пустяки? И он стал думать, как перевести разговор на то, что привело его в Пурли. – Я хочу сказать, где они планируют жить? – чопорно закончила миссис Кершо. – Они ведь еще совсем дети! И разве сейчас не принято сразу покупать собственный дом? Оплачивать ипотеку и…
– Кажется, чайник закипел, Рини, – сказал ее муж.
Женщина встала, добродетельно придерживая на коленях юбку. Эта юбка в точности отвечала и положению семьи в обществе, и ее образу жизни – плиссированная, в тускло-синюю с лиловато-розовым полоску, она поражала мертвящей, бесполой респектабельностью. Кроме юбки на ней был розовый джемпер с короткими рукавами, а на шее – нитка искусственного жемчуга. Арчери подумал, что если бы слово «искусственный» в данном контексте подразумевало «ухоженный» и «крупный», то он должен был бы признать, что еще никогда в жизни не видел столь искусственных жемчужин. Надо полагать, хозяйка дома каждый вечер собственноручно заворачивала их в особую бумагу и убирала в темное место до утра. Миссис Кершо источала запах пудры, некоторое количество которой задержалось в складках на ее шее.