Но самое интересное случилось после объявления моего сына Кинга наследником трона фюрлянда. Часть стола, находившаяся ближе к нам, встретило известие одобрительными криками. Дальняя часть стола, где в основном сидели менее значимые лица фюрлянда — неодобрительным гулом. Потребовав тишины, Ганс обратился к пирующим с речью:
— То, что вы сегодня сидите за этим столом в качестве свободных и уважаемых людей — это милость императора Макса Са! Наш прежний король Дитрих погубил почти половину наших воинов, оголив северные границы, откуда мы подвергаемся нападениям. Макс Са предлагал мир Дитриху — я сам присутствовал при этом разговоре, но прежний правитель отказался, послав наших воинов на смерть.
Ганс перевел дух, выпил кубок пива и продолжил:
— Император Макс Са оказал мне поддержку и спас Штатенгартен, когда его осаждал Михел, этот тупой выродок собаки. Воинов, с которыми пришел к Штатенгартену Великий Дух Император Макс Са, было достаточно, чтобы завоевать все земли фюрлянда. Но он не стал этого делать, дав возможность нашему народу жить, как мы сами того хотим. С нас не требовали ничего, хотя именно Дитрих вторгся в земли Русов, неся разрушение их поселениям и городкам.
Здесь Ганс, конечно, перегнул — все наши разрушения сводились к части обрушившейся стены, восстановленной в кратчайшие сроки. Но именно слова про отсутствие требований с моей стороны возымели самое благоприятное впечатление — даже на дальнем конце стола раздались одобрительные выкрики.
— И последнее, — Ганс встал, его изрядно развезло, он с трудом удерживал равновесие, — сын Макса Са и наследник трона Регенсбурга рожден нашей женщиной — племянницей градоначальника Штатенгартена, в нем течет и кровь Дойчей!
Последние слова Ганса потонули в криках — вскочив с мест, Дойчи неистово кричали «Hurra!», потрясая кубками с пивом. Лишь один воин огромного роста в самом конце стола оставался угрюмым. Дождавшись, когда наступит относительная тишина, это громила поднялся с места, направляясь в нашу сторону. Не доходя двух метров до меня, великан остановился и бросил мне в лицо:
— Убирайся в свою нору! — Ната замялась, но под моим требовательным взглядом перевела.
— Взять его! — проревел Ганс. Но верзила оказался весьма ловким — увернувшись от одного стража, второго встретил ударом ноги. Когда он рванул к выходу, на мгновение показалось, что успеет вырваться из комнаты, но внезапно Санчо, с аппетитом поедавший голову кабана, с силой швырнул ею в Дойча. Это было столь неожиданно, что стража на минуту опешила, пока воин, пошатываясь, старался сориентироваться и прийти в себя. Санчо, вскочив с места, добежал до возмутителя спокойствия и с силой припечатал того к стене. Хруст был такой отчетливый, что меня едва не вывернуло. Отпустив обмякшее тело, кулем упавшее на пол, неандерталец невозмутимо вернулся к прерванной трапезе.
— Макс Са, прости! Я не думал, что Голанд такое скажет, — Ганс выглядел мрачнее тучи.
— Всё нормально, больше ничего и никогда твой Голанд не скажет, — успокоил Мольтке.
Подбежавшая стража уволокла труп, а за столом началась настоящая вакханалия — все старался хлопнуть Санчо по плечу, подложить ему лучший кусок.
Закончился ужин поздно. Кроме этого инцидента, всё прошло на высшем уровне. Уходя, местная знать подходила ко мне со словами верности будущему королю Регенсбурга: Санчо научил их осторожности.
Едва добравшись до своих покоев, уснул, устав от большого количества событий и пива.
До обеда второго дня вместе с Натой разбирали книги, отклонив любезное приглашение выехать на охоту. Нацисты, собираясь обосноваться в Латинской Америке, захватили с собой множество книг: здесь находились книги по сельскому хозяйству, военному делу, физике и математике. Но больше всего меня обрадовали две — прикладная механика и неорганическая химия. Большинство из этих изданий не открывалось десятками лет — страницы слиплись, местами даже истлели от сырости, царившей во дворце несмотря на камины. Некоторые книги надо бло реставрировать — решил этим заняться уже в Макселе.
Уже заканчивая разбирать книги немецких классиков, наткнулись на большой фолиант с названием: «История оружейного дела от XIV до XX века». Эта книга была настоящей сокровищницей. Здесь отражена вся история развития оружейного дела — от изобретения пороха до пулеметов «Максим». Подробные рисунки, схемы, гравюры и даже черно-белые фотографии. Нашелся здесь и труд выродка Гитлера с пометками черными чернилами на полях. "Хроники" я оставил Гансу, порекомендовав ознакомиться и сжечь, а вот "Майн Кампф" отложил у уже отобранным книгам — надо изучить весь гитлеровский бред.
В Регенсбурге мы прогостили неделю — пришлось уважить Ганса, приняв участие в охоте на кабанов, водившихся здесь в огромных количествах. Второе лето моего возвращения закончилось, утренний воздух в сентябре в Регенсбурге был куда прохладнее, чем в Берлине и Макселе. А мне еще предстояло уйти на северо-запад и найти племя Элтов. Десять воинов во главе с Бером должны вернуться обратно в Мехик, а потом и в Максель вместе с Натой и грузом бесценных книг. Ганс выделил три десятка отборных кавалеристов из своей личной гвардии, чтобы проводить Нату и Бера до Мехика. Бер очень хотел пойти со мной на северо-запад, но я не мог доверить Нату простым воинам, даже с отрядом Ганса. Богдан тоже рассматривался как вариант — но гигант прямо заявил, что если я отправлю домой, он просто начнет рубить воинов Дойчей, пока его не прикончат.
— Бер, ты мой сын, только тебе могу доверить Нату, довези ее в целости. Кроме того, вы везете книги, они стоят десятков человеческих жизней.
Против такого аргумента у Бера доводов не нашлось. Поручил ему сразу по возвращении в Максель заняться отбором для будущего спецназа и присмотреть за Малом. Лайтфут неожиданно изъявил желание сопровождать меня, хотя изначально планировал возвращаться вместе с Натой.
— Сэр, вы идете в дикие земли. Зачем мне с пулеметом переться домой, если я рядом с вами окажусь полезнее.
— Логично, — согласился я, довольный его решением.
Всю неделю, что мы провели в Регенсбурге, Уильям не расставался с Лерницем и Огюстом, самыми продвинутыми «инженерами» Дойчей. Он облазил все мастерские, заглянул в каждую дырку, выведал всё, что только можно было узнать. Особенно в Регенсбурге обрадовались наши ремесленники, отправленные жить сюда еще год назад. Часть из них уже вернулась в Берлин, но около десятка человек согласны остаться в Регенсбурге подольше. С этим проблем не было — с течением времени, — мы об этом говорили с Гансом, — Регенсбург и Мехик будут связаны регулярным сообщением.
Для начала договорились устроить связь по существующей издавна схеме — почтовые дворы, караван-сараи и так далее. Суть в том, чтобы на расстоянии короче дневного перехода находилась укрепленная точка со свежими лошадьми, где гонец может сменить лошадей, поесть, отдохнуть и продолжить путь. А со временем можно замахнуться и на кое-что серьезное.
Бер со своим десятком воинов и тремя десятками всадников Ганса уже находился во дворе, когда мы вышли проводить Нату. Около трех десятков книг, отобранных в библиотеке, пара шикарных медвежьих шкур и отборный окорок были подарками Мольтке. Одних книг предостаточно, чтобы считать поездку в Регенсбург удачной. Попросил Нату, чтобы сразу по возвращении в Максель, села за перевод, а Белояра тщательно конспектировала своим красивым почерком.
После отъезда Наты мы с Гансом еще раз обсудили перспективы дальнейшего сотрудничества. Мольтке хотел сопровождать меня на запад в сторону Атлантического океана, но я его отговорил. Ганс не рождался королем, на мой взгляд, он был слишком доверчивым, а это вызывало опасения. Поделился с ним своими подозрениями насчет недовольства среди некоторых его людей, дал пару советов насчет личной охраны. Пока сидели за столом, миновал полдень. Решил отложить отъезд до утра, чтобы не выезжать так поздно. Вечер мы провели вдвоем — в камине горел огонь, а пиво подносили холодным.
Расслабившись, Мольтке пожаловался, что его тяготит такая должность. Ему куда больше нравилась личная свобода, а именно свободы всегда лишен монарх. От его действий зависит народ, это всегда накладывает ограничения.
— Несколько лет продержись. Потом приедет Труди с Кингом, станешь регентом при моем сыне. — Слово «регент» Гансу было незнакомо, пришлось разъяснить, хотя, по моему мнению, регент не более свободен в своих действиях, чем король.
Мне нужен всего один проводник из числа тех Дойчей, что уже ходили на запад. Но Мольтке был неумолим — вместе с проводником мне придали почетный эскорт из пятнадцати отборных всадников, у половины имелись ружья. Это — часть его личной гвардии: Ганс даже рисковал, отправив часть воинов охранять Нату, а вторую часть выделив мне. Все мои заверения, что моего десятка воинов с учетом нашего вооружения мне хватит, чтобы трижды пройти на запад и обратно, Мольтке проигнорировал. По его словам, северные дикие племена часто проникали в фюрлянд на глубину одного дневного перехода, обходя пограничные заставы.
— Обязательно загляните в Веймар, я еще вчера отправил гонца Хайнду, коменданту, он приготовит покои в моем втором дворце, — напутствовал Мольтке, разворачивая жеребца за Регенсбургом.
Веймар оказался городком побольше Штатенгартена, но заметно уступающим Регенсбургу. Находился в двух днях северо-западнее, мы даже немного отклонились на север, чтобы провести ночь именно там.
Проводника звали Чарп — крови Дойчей в нем, по-видимому, совсем не было, хотя язык знал он прилично. Небольшим отрядом Ганса командовал Харал — мужчина с пышными усами и густой бородой. Первый день он игнорировал Богдана, обращаясь только ко мне, но после моих слов о моем личном телохранителе старался вести с Богданом предельно вежливо. Илс по-прежнему выполнял функции переводчика, но совместное путешествие уже приносило плоды. Некоторые слова Дойчей мы понимали, а сами люди Ганса также при случае вставляли «карашо», «дафай-дафай» и «никуя».