Наследие — страница 42 из 49

Как ни странно, Ната и Труди сдружились: племянница Штефа оказалась на редкость смышленой девушкой. А когда Ната увидела, как ладят между собой Иван и Кинг, ее сердце растаяло.

— Нечего сыну расти вдали от отца, да и безопаснее будет Кингу здесь, — воспротивилась она моему плану отослать Труди с сыном в Регенсбург, где мальчиком должен был заниматься Мольтке. Если по отношению к Труди и Кингу Ната смогла преодолеть барьер эгоизма, ее отношения с Малом оставались натянутыми. Хотя с Белоярой она ладила прекрасно и, более того, зачастую три молодые женщины даже устраивали конные прогулки, препоручив детей служанкам.

За три года Ната еще дважды пыталась завести разговор про наследника Империи, но, нарвавшись на грубость с моей стороны, быстро меняла тему разговора. Я и сам понимал, что этот вопрос со временем станет острым, тем более что Мал начал проявлять интерес к государственным делам. Это меня сильно обрадовало: в глубине души мне хотелось, чтобы Мал стал управлять государством после меня. Это было бы справедливо, да и перед умершей Мией чувствовал себя обязанным дать шанс Малу. Ната, конечно, видела перемены в Мале, именно поэтому, как и всякая мать, старалась заранее решить всё для своего сына. Порой я отчаянно нуждался в ее совете, но бывали минуты, когда руки сами тянулись сомкнуться на горле моей чересчур эмансипированной жены. Я даже обрадовался, что Ната не родила девочку — ни один Рус не смог бы вытерпеть капризы дочки, воспитанной моей женой — пилотом звездолета.

Эти три прошедших годах были насыщены мелкими проблемами, но не было вызова, чтобы снова консолидировать всех, жить ожиданием преодоления трудностей. Помню, как Тиландер и Лайтфут загорелись идеей сделать паровой двигатель. Саму идею подкинул Лерниц, высмотрев рисунок первых паровых двигателей в книге. Напрасно я отговаривал американцев и примкнувшего к ним Дойча от этой затеи, ссылаясь на отсутствие у нас опыта и технических возможностей.

— Ты только представь, Макс: у нас будут пароходы на паровой тяге, а потом и паровозы. Проложим рельсы от Берлина до самого Регенсбурга. Сидишь себе в вагоне, а тебя доставляют в пункт назначения, — горячился Тиландер, выбивая у меня разрешение на исследовательские работы.

— Герман, очнись! Даже если бы тебе каким-то чудом удалось сделать паровоз, у нас просто не хватит металла на рельсы. Ты вообще представляешь себе, что такое железная дорога? — Находясь в Звездном, видел один мини-сериал про прокладку железной дороги на Диком Западе. Это колоссальный труд, требующий огромных затрат, рабочих и времени.

— Макс, мы справимся, — убеждал меня американец, глядя на синхронно кивающих Лерница и Лайтфута.

Прошел год, но паровой двигатель, способный толкать паровоз или тянуть пароход, так и не появился. Было бы несправедливо сказать, что мои друзья ничего не добились. Они достигли определенных успехов. По сути, паровой двигатель прост: нагретый пар толкает поршень, передающий поступательно-обратное движение через шатун на вал. Проблема заключалась в том, что поступательное движение за счет пара происходило хорошо, а возврат поршня — замедленный.

— Нужно придумать, как создавать отрицательное давление, чтобы поршень возвращался без задержек, — злился Лайтфут, раскладывая чертежи прямо на земле.

Из-за несовершенства паровой машины работа вала происходила рывками: рывок вперед за счет движения поршня, затем остановка на пару секунд, за которой снова следовал рывок. После шестимесячных мучений, так и не добившись результата, горе-механики снова засели за книги, переписанные рукой Белояры.

Если идея с паровозом мне казалась неосуществимой, то пароход мог стать реальностью. Следовало только наладить равномерную работу поршне-шатунного механизма и вторым шатуном передавать крутящий момент на гребное колесо парохода. Само гребное колесо являлось более продвинутым вариантом водяной мельницы. А уж их механизм работы Русам известен давно. «Христоверы» тоже внесли свою лепту, усовершенствовав водяные мельницы по образцу начала двадцатого века.

Время шло, новых идей в голове у «инженеров» не возникало, и я уже практически распрощался с идеей парохода, как неожиданно помог случай. Ната забыла снять медный чайник с огня, и он протестующе свистел, выпуская пар из носика.

«Сбросить излишки пара из камеры перед поршнем!» — пришла в голову неожиданная мысль. Это так элементарно, что на минуту я даже засомневался — неужели решение столь простое. Когда явились запыхавшиеся «инженеры», изложил им свое видение — как ни странно, первым возможный принцип работы понял Лерниц, предложивший перераспределять пар из камеры перед поршнем в следующую.

— Макс, это гениально! Как мне не пришла в голову такая простая мысль, — Тиландер еле стоял на месте, пританцовывая от радости. — Можно будет сделать пароход с хорошей трубой. Мы больше не будем зависеть от ветра.

После этого разговора возобновились работы над паровой машиной. Моя идея, доведенная до ума тремя моими товарищами, дала результат. Машину собрали заново — Лерниц предложил сделать большой вал и маховик, соединенный между собой странной металлической загогулиной. Вал передавал вращательные движения на маховик, от которого в камеру шел второй шатун, перекрывавший и открывавший сброс излишек пара. Когда поршень толкался вперед давлением пара, шатун маховика уходил вперед, открывая наружный выход, создавая отрицательное давление. За счет этого поршень возвращался обратно, шатун маховика перекрывал наружный выход пара, создавая положительное давление в камере перед шатуном. Были еще технические нюансы, но я в них слабо разбирался, доверяя своим людям.

Всё это мне рассказывали мои доморощенные инженеры, сияя от радости: паровая машина передо мной работала плавно и без рывков, но с неизменной скоростью.

— А если потребуется увеличить скорость?

— Надо увеличить огонь под котлом, и вопрос решен, — невозмутимо ответил Лайтфут, понемногу берущий на себя роль главного инженера.

— А если снизить?

— Для этого мы предусмотрели предохранительный клапан, — американец показал на клапан, — при полном открытии клапана весь пар уходит наружу, пока поршень не перестает ходить. Ну и огнем тоже можно регулировать давление пара, — добавил после короткой паузы Лайтфут.

— Герман, можно присобачить эту машину на один из наших кораблей? — Мне не терпелось увидеть, как будет вести себя машина в деле.

— Можно, но потребуется много времени, я бы предпочел строить новое судно с расчетом на паровую машину. Так лучше, — закончил мысль Тиландер, грызя ноготь большого пальца правой руки.

— Хорошо, вы меня убедили. Не думал, что из этого что-то получится. Приступай к постройке парохода, будем курсировать по реке.

— И паровоз построим со временем, — мечтательно протянул Лайтфут, поглядывая в мою сторону.

— Посмотрим… Паровоз — это не одно гребное колесо, там сложная система, но чем черт не шутит, — достаточно деликатно возразил американцу.

Пока Тиландер и его компания занималась строительством парохода, Мург продолжать штамповать ружья и снаряжать патроны. К сожалению, мы не располагали станками, и гильзы под патроны приходилось выдавливать поштучно. Из десяти отлитых гильз одна-две оказывались некондиционными, отказываясь «влезать» в магазин или превышая калибр ствола. Та же проблема и с капсюлями — слишком часто они не взрывались и не воспламеняли порох в патроне, пока в один прекрасный день Мург не предложил новый состав капсюлей.

Первые делались из гремучей ртути — к ее получению наши специалисты пришли путем долгих опытов и экспериментов, описанных в учебнике неорганической химии. Самых больших успехов в химии достиг Лерниц вместе с Мургом. Для надежности воспламенения в ртуть следовало добавлять хлорат калия, более известный как бертоллетова соль. Вот эту проклятую соль получить мы долго не могли, решив ограничиваться гремучей ртутью. Но то, что не получилось у специалистов, совершенно случайно вышло у подростка, всё время помогавшего в лаборатории. Путем бесконтрольного смешивания химических элементов он получил белый кристаллический порошок, вспыхивающий при физическом контакте.

— Я думаю это бертол-соль, — заявил Мург, отсыпав пару крупинок на поверхность булыжника. Он ударил камнем по крупинке, вызвав яркую искорку.

— Если бертол-соль смешать со взрывашкой, — так в обиходе называлась гремучая ртуть, — капсюль будет лучше работать.

— Проверь, только будь осторожен. А этот мальчик помнит, что с чем смешивал?

— Не помнит, но я точно знаю, вещества из каких мисок использовались. Есть возможность найти правильное вещество после ряда попыток, — невозмутимо заявил Мург, сверкнув своими белыми зубами.

— Хорошо, Мург, но будь осторожен. Для меня главное, чтобы ты не пострадал.

Все мои люди заняты делом, только я, по сути, бездельничал. Ната с головой ушла в управление государством, открывая новые школы и проверяя работу существующих. Набор в школы был посредственным — часть людей уже владела письменностью и чтением, другие искали более выгодные сферы для своих отпрысков. После громких военных побед самой востребованной профессией оказалась служба в армии. Воины состояли на казенном довольствии и получали деньги за службу, пользовались вниманием женщин и уважением горожан.

Бер, приступивший к тренировкам спецназа, находился на грани нервного срыва от числа желающих попасть в элитный отряд. Даже жесточайший отбор и адские тренировки не отпугивали молодых Русов. После долгих колебаний и уговоров Бера я согласился увеличить численность спецназа с сорока до семидесяти. Слишком большой отряд спецназа в наших условиях не требовался, но желающих — невероятно много.

По-прежнему с воинами Ганса проводились ротации — сотня моих воинов отправлялась служить в Регенсбург, а сотня Дойчей приходила в Мехик и Берлин. Все эти ротации привели к тому, что спустя три года из двух разных сложился некий общий язык. Большинство слов было на нашем, но очень много терминов заимствовано из языка Дойчей.