Строительство парохода шло полным ходом — уже угадывались общие черты, а паровая машина была готова к установке на судно. После месячных проб Мург все-таки нашел тот самый состав взрывчатой смеси, что в совокупности с гремучей ртутью давал заметно лучший результат по воспламенению капсюлей. Несколько раз я ловил себя на мысли, что за годы спокойствия придется платить. Но время шло, а никаких проблем не предвиделось, я даже несколько раз устремлял взгляд на небо, словно пытался угадать, с чем связана такая длительная передышка.
Так продолжалось до начала августа — шел уже шестой год моей посадки на снежных Фарерских островах, когда прибыл гонец от Ганса. Король Дойчей прислал короткую записку со словами, что «идет большая беда» и просил навестить его в Регенсбурге, если только мне позволяет время. Ганс часто приглашал к себе, в основном поохотиться: король обожал охоты, а леса фюрлянда кишели добычей. Но записок Ганс никогда не писал. Видно, что слова, написанные на русском, должны были придать весомости словам посыльного.
— Богдан, собирай отряд, пусть предупредят Бера и Санчо, мы выезжаем в Регенсбург. Думаю, двадцати конных воинов для сопровождения нам хватит, и пусть все возьмут ружья. Думаю, намечается заварушка.
Как Богдан вышел, послал за Лайтфутом и Уильямом, лучше всех умеющими обращаться с пулеметами, снаряженными патронами с маркировкой «ЛЛ».
Предупредив Мала и Нату, чтобы не ссорились в мое отсутствие, уже через час мы прибыли в порт, куда Тиландер заранее послал человека предупредить команду «Катти Сарк». Мал останется один управлять всем — это будет тот экзамен, по которому я решу, станет он наследником или нет.
Глава 26. Кегар
По всей дороге от Берлина, где задержался для ночевки, и до самого Мехика шли уборочные работы. Ячмень и пшеница давно убраны, а вот фасоль, чечевица и картофель только созрели, и крестьяне трудились не покладая рук. Годы изобильных урожаев картофеля и фасоли объяснялись просто — это была новая культура в этих местах, а земли распаханы впервые. Почва не успела истощиться, давая такие урожаи третий год подряд, что голодным не оставался никто. По моему совету всюду была внедрена трехпольная система.
Система постоялых дворов, где можно переночевать, поесть и дать отдохнуть лошадям, оказалась эффективной. Больше не приходилось ночевать в лесу, собирая хворост для огня и питаясь сушеным или жареным мясом. Глубокая посуда для жидких блюд прочно вошла в обиход Русов и Дойчей. Всё чаще на стол ставились каши и супы, в каждом поселении их готовили по своему рецепту. Достаточно дорогим удовольствием оставалась соль, добыча ее на морском берегу не покрывала всех нужд растущей империи. Соль привозили с Родоса, а Торхеп получал ее от новых обитателей Плажа. Небольшая добыча соли производилась и в землях Ганса, в предгорьях Альпийской гряды с северной стороны. Но это была соль каменная. Превосходя морскую по полезным свойствам, она сильно уступала по пищевым качествам.
В Мехике мы не стали задерживаться, несмотря на все просьбы Шрама. Едва оказавшись в окрестностях города, Санчо начал ментальный штурм, посылая мыслеообразы избушки Зипа, где проживала Лу с грудями-бидонами.
— На обратном пути! Ганс чем-то напуган, не будем терять времени, — ответил вслух неандертальцу, ставя блок от его назойливых атак. Санчо недовольно засопел, но атаковать мой бедный мозг прекратил сразу.
От Мехика до Штатенгартена было два постоялых двора: меня удивило количество Дойчей, направлявшихся в земли Русов. Попытка разузнать что-либо ни к чему не привела: полукровки, — а следы дикарей отчетливо прослеживались в чертах Дойчей, — отвечали уклончиво. Первую относительно годную информацию получил в Штатенгартене, где остановились на ночь, пользуясь гостеприимством Штефа. Родич Ганса немного раздобрел за последние три года, переваливая по возрасту за сороковник.
— Идут слухи, что грядет беда. Шеты сами пришли к воротам Регенсбурга, прося приютить их. А они, как известно, никогда своих болот не покидают.
Шеты, болотное племя, никогда не меняли места своего проживания, прекрасно ориентируясь среди родных болот и топей. Именно Шеты контролировали торфяные месторождения — основной источник топлива для обогрева домов фюрлянда. Ганс рассказывал о них, как еще дед покойного короля Дитриха решил прижать Шетов, посчитав, что слишком накладно отдавать им металлические изделия за торф. Весь экспедиционный отряд пропал, а спустя пару дней выходцы из болот выложили часть голов воинов Дойчей прямо на торговой точке, где обычно происходил обмен. По словам Ганса, область топей, контролируемая Шетами, размерами почти не уступала его владениям. Когда он на старой истрепанной немецкой карте очертил область болот, я едва не присвистнул — во время возвращения от Фарерских островов мы с Натой умудрились пройти по самому краю болот. Возьми я тогда чуть севернее — не выбраться нам оттуда: либо утонули бы, либо добывали бы торф для воинственных Шетов.
— Что могло их выгнать из болот, тем более привести к Гансу?
— Не знаю, император Макс Са, но просто так они не ушли бы. — Штеф с аппетитом разгрыз жареную птицу, деля обеденный стол со мной и моими друзьями.
Лайтфут и Тиландер с Бером уже закончили обедать и сидели, откинувшись назад. Слушая наш разговор. Санчо продолжал насыщаться, а Богдан в этот раз присоединился к воинам, чтобы разделить трапезу с ними.
— Послать за пивом? — спросил Штеф, видя, что мой кубок и кувшин пусты.
— Нет, не надо. Хочу лечь пораньше, чтобы выйти еще до рассвета. Меня беспокоят эти Шеты, да и Ганс, судя по всему, встревожен.
— Народ напуган, все стараются уйти подальше от болот, где проживали Шеты, — понизив голос, Штеф, приблизился ко мне, — идут разговоры, что солнце исчезнет. Так сказал шаман Шетов.
— Исчезнут Шеты, исчезнем мы и потомки наших потомков — прежде, чем исчезнет солнце, — я отодвинул блюдо, еда была вкусная, но уже не лезла.
В Регенсбург прибыли к концу третьего дня — накатанная широкая дорога и сеть постоялых дворов давали ощутимое увеличение средней скорости. Ганса в этот раз предупредили поздно: скачущий галопом навстречу, он встретился нам у Ратхауза.
— Макс Са! — соскочив с лошади, Мольтке взял моего жеребца под узды. — Я не знал, что Ты уже здесь.
— Плохой ты король, Ганс, — рассмеялся я спешиваясь, — вместо того, чтобы чинно ждать во дворце, скачешь, как мальчишка.
— Только навстречу Великому Духу, — улыбаясь парировал Мольтке.
Крепко заключив друга в объятия, похлопал его по плечу:
— Но льстить ты уже научился, негодник, — рассмеявшись в ответ на мои слова, Ганс поинтересовался, как мы добрались.
Ко дворцу мы шли пешком: от долгого сидения в седле, сводило ноги и побаливал копчик. Не пойму, как могли монголы месяцами скакать, да практически без сёдел. У них там что, титановые яйца и бронезадница?
Ганс не говорил о Шетах, а я специально не заводил тему про них, чтобы сравнить информацию, полученную от Штефа и Ганса. Только после праздничного пиршества, когда мы остались вдвоем в его кабинете, Мольтке завел разговор.
— Макс Са, я рассказывал про Шетов, что живут на Великих Болотах?
— Рассказывал, — напомнил я Гансу, — они поставляют вам торф для печей.
— Да. Еще дед Дитриха пытался выбить их оттуда и самому добывать торф, но его воины в болотах пропали. Даже когда все племена в округе стали переселяться в поселения, Шеты не покидали болот, лишь ненадолго выбираясь в леса для торговли.
Ганс говорил, а я слушал — он углубился в историю взаимоотношений с Шетами, вспоминая былые обиды.
— Так вот, — Ганс судя по всему переходил к сути, два месяца назад появились первые из них. Они просили разрешения переселиться из болот и были явно напуганы.
— Возможно, там появились страшные звери? — сделал я свое предположение.
— Я тоже об этом подумал, даже поговорил с их шаманом, но зверей новых там нет. Может, я позову шамана, ты поговоришь с ним сам. Он говорит странные вещи. Не могу его понять. — Ганс смотрел просительно.
— Зови, — согласился я на его предложение, в конце концов я проделал большой путь, чтобы удовольствоваться рассказом из чужих уст.
Шаман оказался довольно молодым мужчиной со звучным именем Терд. Косматый, с цепким взглядом из-под густых бровей. Внимательно осмотрел меня с ног до головы. Язык у Шетов — отрывистый, словно шаман пытался спровоцировать нас на гнев. Когда «беженцы» появились в фюрлянде, покинув свои болота, среди них был пожилой мужчина — сын одного из воинов Дойчей, отправленных в карательную экспедицию. Торфяники подарили жизнь этому воину, а он осел среди них, найдя себе женщину по вкусу.
Шард — так звали сына плененного Дойча, от отца сохранил язык и сходство с предками. Именно он выступал в роли переводчика, доводя до нас информацию от Терда.
— Земля горит под ногами, жизнь умрет, никто не выживет, надо уходить далеко, — звучали короткие отрывистые предложения в устах Шарда.
— Что значит «земля горит»? — переспросил переводчика.
Терд на вопрос Шарда взъярился — прыгая на месте, он изображал непонятную пантомиму, сопровождая ее короткими выкриками и ужасными гримасами.
Этот концерт мне стал надоедать, но одна фраза, переведенная Шардом, привлекла внимание:
— Все умрут, все умирали, небо станет черным и солнце умрет.
— Спроси его, когда это случится?
— Он не знает, но вода становится горячее с каждым днем, — последовал ответ.
В самих болотах явно что-то происходило, на лице шамана и переводчика написан явный страх.
— Ганс, как далеко отсюда до этих болот?
— До самого начала болотного края — примерно четыре дня пути. Но там Болотный край только начинается, а сами болота становятся непроходимыми еще дальше.
— Есть карта?
Мольтке достал с полки истрепанную до дыр немецкую карту времен Второй Мировой.