«11.07.2254. Они становятся все более чувствительными к яркому освещению и пытаются уничтожить все осветительные приборы, что встречаются им на пути. Лампы над входами в корпус разбиты, теперь видеокамеры показывают только днем и в ранние сумерки. Ночью изображение настолько темное, что ничего не разобрать. Не понимаю, почему не включается инфракрасный режим. Наверное, ночную подсветку тоже разбили…»
«22.06.2254. Голод заставляет их пожирать даже разлагающиеся трупы. Сегодня было мое дежурство, но я не мог смотреть на мониторы. Они зубами рвут на куски тела умерших. Надеюсь, это вызовет среди них какую-нибудь чуму…»
«25.07.2254. Он все-таки ее убедил! Я сделал все, чтобы отговорить ее от этого безумства, но Ксения не желала меня слушать. Они ушли втроем, в моем скафандре аварийный баллон давно уже пуст, но я бы в любом случае не пошел. Я не слышал их криков, слишком далеко, но одна из камер направлена вдоль улицы и позволяет осматривать почти километр. Они не успели даже выйти за пределы сектора. Бедная Ксения, упокой, Шаро, ее добрую душу. Теперь я остался один…»
«09.06.2254. Я против идеи Валентина прорываться к хранилищам стратегического резерва. Да, рация ловит переговоры охраны, занявшей там оборону, но вчетвером мы не сможем дойти туда. Их тысячи, они повсюду! А система внутренней блокировки стратегических складов повреждена, и охрана не может полностью заблокировать гермокорпус, как это удалось сделать нам. Уверен, что разумнее оставаться здесь…»
«03.08.2254. Теперь они охотятся друг на друга. Разбились на группы, больше напоминающие стаи, и нападают на тех, кого меньше. Раньше жертв пожирали прямо на улице, теперь стали осторожнее. Утаскивают их куда-то. Сегодня на моих глазах одна из стай отобрала у своей же женщины новорожденного и тут же сожрала его. Причем женщина сопротивлялась недолго, а после присоединилась к остальным. Я видел ее с детской ножкой в зубах. Снотворное давно закончилось, но сегодня лучше не спать…»
«12.09.2254. Вирус мутирует в четвертый раз. Химические индикаторы дают синий цвет. Очень странная реакция, пораженные вирусом бактерии словно впадают в спячку, как при заморозке. Разве такое возможно? Я запер в изолированном гермобоксе курицу и инфицировал ее. Надо выждать окончание инкубационного периода…»
Виолетта перебрала остальную пачку целлулоидной бумаги и поняла, что листы представляют собой связанное повествование, фактически дневник одного человека, но страницы оказались перепутаны, словно их не раз рассыпали, а после собирали обратно. Немного повозившись, она разложила их в правильной последовательности и вновь углубилась в чтение. Постепенно чудовищная картина жуткой гибели Новосибирского Центра встала перед ее глазами целиком. Закончив чтение, Виолетта некоторое время сидела, будто в прострации, пытаясь подавить воображение, живописующее отраженные в дневнике кошмарные эпизоды.
– Док? – раздавшийся в эфире голос Ершова заставил ее вздрогнуть. – Есть что-нибудь стоящее?
Она подняла голову и увидела, что в лаборатории собрался весь штурмовой взвод. Похоже, она читала дневник довольно долго, взгляды всех присутствующих были направлены на нее в ожидании ответа.
– Это… – она нервно сглотнула, – это ужасно… Какой-то безумный, чудовищный кошмар! Эти несчастные люди… они не заслужили такого…
– Док! – Ершов помахал ей рукой, привлекая внимание. – Посмотри вокруг! Мы ходим в скафандрах и живем в Центрах! Потому что окружающая среда и живые существа сожраны трансгенами, которые были созданы и усердно распространены по всему миру нашими мудрыми предками! Если на этой несчастной планете и есть невиновные, которые чего-то там не заслужили, то они точно не входят в списки населения Центров Сохранения Генетических Ресурсов! Впрочем, в ряды тех, кто эти самые трансгены добровольно жрал, зная о последствиях, но глубоко на них наплевав, они тоже не входят, так что я даже не знаю, о ком ты сейчас столь сердобольно шепчешь. Поэтому, может, все-таки расскажешь нам страшную историю на ночь? Мы здесь именно ради этого, если помнишь.
Виолетту покоробило от его слов, но спорить с инвазивным офицером не имело смысла. В конце концов, он прав – мы живем в Центрах и ходим в скафандрах… А те, о ком рассказано в этом страшном дневнике, погибли четырнадцать лет назад, и никому не нужная дискуссия сейчас ничего не изменит. Она тяжело вздохнула и начала рассказ, подкрепляя слова демонстрацией записанных на целлулоидных листах формул:
– Это дневник младшего научного сотрудника эпидемиологического отдела. Он начал вести его со второго дня начала эпидемии, уже после того, как укрылся здесь, в этом гермокорпусе. Поначалу он хотел сохранить максимум информации о произошедшей трагедии, надеясь, что каким-либо образом сумеет спастись. Но со временем эта надежда покинула его, и записи стали редкими и краткими.
Первоначально эпидемия возникла вне Новосибирского Центра. С места раскопок неподалеку от окраины правобережной части Новосибирска вернулся археологический рейд, участники которого сообщили об обнаружении в развалинах нескольких десятков трупов лигов. Исходя из внешних признаков, было определено, что умерли они недавно. Вечером того же дня на Военизированный Пояс напала крупная группа агрессивных лигов, которую перебили быстро и в полном составе. Причем военные докладывали, что мутанты бросались на укрепления, совершенно не жалея себя, и едва ли не треть из них погибла не от пуль, а просто сама по себе. Эпидемиологический отдел запланировал на утро следующего дня выезд на место боя с целью проверки санитарной обстановки в районе Центра, как предусматривает инструкция. Но выезда не состоялось. Утром, уже на другом сегменте Военизированного Пояса, повторилась суицидальная атака лигов. На этот раз мутантов оказалось более двухсот, и в ходе перестрелки один из солдат получил ранение. Его доставили в госпиталь и прооперировали, параллельно он был подвергнут стандартной процедуре проверки кровеносной и дыхательной систем на инвазивность…
Виолетта невольно покосилась на своих слушателей. Весь или почти весь штурмовой взвод был инвазивным, и получить какую-нибудь неадекватную реакцию не хотелось. Но бойцы слушали молча, на упоминание о процедуре, перечеркнувшей жизнь каждому из них, никто внимания не обратил.
– Проверка не выявила каких-либо отклонений, и раненого перевели из реанимации в общую палату, – продолжила она. – Утром младший медперсонал обнаружил его мертвым. В течение получаса скончались все больные, находившиеся с ним в одной палате. Была объявлена эпидемиологическая тревога, медицинский сектор заблокировали, жителям запретили покидать гермокорпуса. Но было уже поздно, к исходу дня с аналогичными симптомами слег весь персонал госпиталя. Эпидемиологи начали проводить поголовную вакцинацию населения Центра, применяя все доступные антибиотики и иммуномодуляторы. Но их воздействие не уничтожило вирус, оно вызвало его мутацию. Теперь он не убивал инфицированных, а поражал их высшую нервную деятельность, вызывая острую параноидальную шизофрению. Позже оказалось, что вирус легко преодолевает биологическую защиту дыхательных фильтров скафандров и очистных блоков стационарных фильтро-вентиляционных установок. Почти сто процентов жителей Центра заразилось еще во время вакцинации, но тогда этого никто не знал, а после… – Она тяжело вздохнула. – А после это уже ничего не меняло.
Зараженные начали нападать друг на друга, используя в качестве оружия все, что попадалось под руку. Служба Безопасности предприняла попытку подавить всплеск насилия, но ее сотрудники также были инфицированными и вскоре присоединились к обезумевшей толпе. Центр мгновенно захлестнула волна убийств и кровавых расправ. Нескольким сотням человек удалось избежать заражения. В основном это были сотрудники эпидемиологических отделов, которые пытались бороться с вирусом и их скафандры находились в режиме автономного кислородного потребления, и служащие режимных объектов, оснащенных замкнутой системой циркуляции воздуха. Заразившиеся люди испытывали по отношению к ним крайнюю степень агрессии, многие из незаразившихся погибли, а те, кому удалось собраться вместе, держали оборону в секторе стратегических запасов. Еда, вода и кислород оставались только там, все остальные секторы Центра оказались заполнены разъяренной толпой, потерявшей дееспособность. В дневнике указано, они пытались вызвать на подмогу военные отряды, охраняющие укрепрайон ГЭС и Военизированный Пояс, но к тому времени все эти солдаты уже имели симптомы первичного вирусного заражения и вернулись в Центр в надежде получить медицинскую помощь. Дважды защитники стратегических складов организовывали вылазки, стремясь добраться до ангаров с военной техникой, но многотысячные толпы инфицированных оба раза разорвали смельчаков на части.
Тот, кто писал этот дневник, выжил благодаря случайности. Он первым из эпидемиологов понял, что вирус мутирует и распространяется незаметно и повсюду. Этот человек бросил работу и прибежал сюда. Тут, в одной из подземных теплиц, работала его сестра Ксения. Он убедил персонал заблокировать гермокорпус и отключить подачу воздуха. Он также пытался отговорить людей от вакцинации, но ему поверило лишь трое, включая сестру. Остальные ушли в секторальный медицинский пункт, и он заблокировал все выходы и не позволял оставшимся никого запускать, угрожая им оружием. Как бы жутко это ни звучало, но он оказался прав. Эпидемия поразила всех. Те, кто держался в хранилищах стратегического резерва, оборонялись несколько дней, после чего погибли. Он слышал их последние переговоры по рации. Толпа безумных инфицированных к тому времени уже сильно голодала и в какой-то момент бросилась на штурм баррикад сплошным живым потоком из десятков тысяч человек. Выжившие погибли.
С тех пор владелец дневника и его друзья укрывались здесь, надеясь, что кто-нибудь успел послать сигнал бедствия и другие ЦСГР пришлют спасательные команды. Но этого не произошло. Тем временем вирус все сильнее превращал инфицированных в животных. Если в первые дни они еще сохраняли какие-то зачатки знаний и условные рефлексы, то спустя несколько недель вообще потеряли человеческий облик. Жестокий голод вынудил их пожирать трупы… – Виолетта невольно вздрогнула, на мгновение умолкнув. – Я ошибалась. Не было никаких погребальных команд, не было никакого кремирования тел погибших. Трупы были сожраны инфицированными. Все, до единого. Если тело погибшего оказывалось облачено в скафандр, они разрывали его зубами, собираясь по десять-пятнадцать чел… особей. Добычу уносили куда-то, из чего он сделал вывод, что их логово находится в другом секторе. Позже он пишет, что логова должны быть многочисленны, ибо инфицированные разбились на множество крупных стай.