Льюис посмотрел на Дугласа и когда он наконец заговорил, его голос был очень спокойным, предельно холодным и чрезвычайно опасным.
— Правильно ли я тебя понял... Ты хочешь, чтобы я сопровождал Джесамину в поездкам по магазинам?
— Да, — ответил Дуглас. — И постарайся вернуть её к чаю[6].
— Дуглас...
— Льюис — я твой Король. И это не просьба.
— В самом деле? Я думал ты мой друг.
— Так и есть, Льюис. Правда. Но теперь у меня есть и другие обязанности. Позаботься о Джесамине. В последнее время поступает слишком много угроз и направлены они именно на неё. Мне нужно знать, что она в безопасности. На кого ещё, кроме тебя, я могу положиться?
— Этот день будет одним из тех, когда всё идёт наперекосяк, — печально произнёс Льюис. — Могу с уверенностью об этом сказать. И, Дуглас, когда вернусь, нас ждёт серьёзный разговор.
— С нетерпением этого жду, Льюис.
— Ты всегда паршиво лгал, Дуглас.
Повернувшись спиной к своему Королю, Льюис двинулся по коридору, чувствуя на себе его взгляд. По правде говоря, когда у Льюиса выдалась минутка подумать, он понял, что не так уж и расстроен новым заданием. Провести вечер в компании Джесамины Флаверс будет повеселее ничегонеделания в коридоре. И Анна уже рассказывала ему о поступающих угрозах расправы. Большинство из них приходило от наиболее экстремально настроенных поклонников Джесамины, возмущённых тем, что она бросает свою карьеру и отворачивается от них ради замужества. Если она не досталась им, то пусть не достаётся никому... Она в действительности нуждалась в хорошем телохранителе. Льюис повёл себя так лишь потому, что не хотел, чтобы Дуглас подумал, будто он размяк.
Льюис Охотник за Смертью руководил оцеплением во время демонстраций Чистокровного Человечества и решительно противостоял фанатам Арены, решившим штурмовать кассы ради нескольких последних абонементов, в своё время выходил победителем в схватках с всевозможными разъярёнными толпами, но никогда не видел ничего подобного тому безумию, которое преследовало Джесамину Флаверс, куда бы она ни пошла. Местные поклонники не дремали, поджидая возле отеля. И каждый магазин, который посещала Джесамина немедленно окружала орущая толпа, многие в которой выкрикивали имя своего кумира и заходились в истерическом крике, до тех пор пока могли это делать, либо же теряли сознание. Они требовали её улыбки, взмаха ручкой, автографа, внимания; как будто настоящими они были, только если она соизволила признать их существование. Для Джесамины Флаверс это было обычным делом и она спокойно к этому относилась. Её постоянно окружала небольшая толпа собственных людей, натасканных на то, чтобы держать фанатов на расстоянии, не провоцируя их. Они образовали живую стену, создавая барьер вокруг неё сразу, как только они с Льюисом покинули лимузин звукозаписывающей компании и до тех пор, пока не оказались в безопасности внутри магазина, но даже тогда Льюис продолжал держаться рядом и не убирал руку далеко от дисраптера.
Практически первобытная природа толпы зачаровывала его. Он привык к восхищению, даже обожанию... к этому привыкали все Парагоны — неотъемлемый атрибут работы. Но поклонники Парагонов обычно довольствовались почитанием своих героев издалека и знали, что те частенько реагировали на толпу людей, выхватывая оружие, поэтому были адекватнее. (Конечно же были и поклонницы, но Льюис никогда такого не поощрял. Он сомневался в их мотивах и кроме того они его смущали.) Фанаты Джесамины были совершенно другой породы. Их числу казалось не было конца и Льюис находил постоянный шум от них откровенно действующим на нервы. Рёв нарастал и стихал, и казалось жил собственной жизнью — тревожная смесь истерии, собственнических и чисто животных инстинктов. Судя по всему одного лишь взгляда на Джесамину было достаточно, чтобы они тут же сходили с ума. Толпа продолжала стремительно приближаться к ограждению из энергосетей, которое выставляли большие магазины, как только узнавали, что Джесамина планировала почтить их своим присутствием и не единожды Льюис видел мужчин и женщин, теряющих сознание от волнения и раздавленные тела. Медперсонал медленно продвигался сквозь толпу, пытаясь отыскать упавших, иногда им приходилось прорываться с боем сквозь толпу фанатов, не желающих сдавать завоёванные места.
Джесамина махала и улыбалась поклонникам на пути из лимузина в магазин, а затем будто не замечала их, сконцентрировавшись на покупках с такой целеустремлённостью, что Льюис мог только восхищаться. Она похоже действительно не слышала рёв толпы снаружи. Льюис сделал вывод, что со временем привыкнуть можно ко всему. Папарацци пользовались личными силовыми щитами, чтобы пробивать себе путь в первые ряды толпы, а затем посылали свои камеры, которые сновали в воздухе за окнами магазина, пытаясь разглядеть, что Джесамина покупала на этой неделе. За счёт подобных мелочей и жили дешёвые шоу о сплетнях. Льюис игнорировал камеры, сосредоточившись на фанатах, не позволяя себе расслабиться ни на минуту. Он не доверял странно пустым глазам и отчаянным, невербальным сигналам толпы. За некоторыми из них скрывался гнев и даже ярость, некоторые выражали свою экспрессию голословно, другие же на на скорую руку написанных плакатах, поднятых над головами и сотрясаемых с какой-то неистовой страстью. Вернись к нам, говорили они. Не оставляй нас. Мы сделали тебя такой, какая ты есть! Отказавшись от своей карьеры, ты повернулась к нам спиной, тем самым утверждая, что мы тебе больше не нужны. Что мы не имеем значения. Это недопустимо.
То, что Джесамина сама могла чего-то хотеть или в чём-то нуждаться для них похоже значения не имело. Звёзды существовали для своих поклонников, а не наоборот. Каждый это знал.
По-настоящему большие магазины имели собственные генераторы силового поля, поляризованные окна и вооружённых сотрудников службы безопасности, так что прежде чем войти покупателям приходилось подвергнуться всем видам сенсорного сканирования. Льюис задействовал практически каждую сигнализацию, которая у них была, но даже с учётом этого все были на взводе. Не потому что он был новым Имперским Защитником, но потому что был с Джесаминой Флаверс. Льюис посчитал их паранойю обнадёживающей и фактически даже попытался немного расслабиться, когда внезапно из ниоткуда выбежал продавец-консультант с блокнотом для автографа в руке, который на одно краткое и страшное мгновение показался похожим на бомбу. Только Льюис знал, насколько близко был бедняга от участи быть застреленным. Джесамина любезно улыбнулась сияющему консультанту и написала своё имя быстрым отработанным каракулем, в то время как Льюис незаметно пытался взять дыхание под контроль. Если Джесамина и замечала подобное, она никогда ничего не говорила, но после изо всех сил старалась держать Льюиса рядом, требуя его совета относительно того, что она покупает.
А покупала она чертовски много. Сперва Льюис был впечатлён, а затем поражён огромным счетом, который всё продолжал расти. Она шла по проходам, указывая властным пальцем на то и на это, даже не удосужившись взглянуть на ценники. (У действительно хороших вещей ценников не должно было быть. Если вы интересуетесь ценой, то позволить себе этого не можете) Она заказала дюжину платьев, обуви, перчаток и около сотни шляпок, по крайней мере так казалось, и несметное количество ювелирных украшений, золотых и серебряных браслетов, многие из которых были настоящими произведениями искусства и стоили больше, чем годовая зарплата Льюиса. В какой-то момент он начал сомневаться — позволительно ли ему вообще вдыхать разрежённый и тонко ароматный воздух магазина? Джесамина пыталась заказать вещи и для Льюиса, когда ей на глаза попадалось что-то, что как ей казалось ему бы подошло и искренне удивлялась тому, что он продолжал ей отказывать.
— Мне позволительно покупать тебе вещи, дорогой! — наконец запротестовала она. — Ты лучший друг моего жениха и наш общий Защитник. И вчера ты спас мне жизнь в Парламенте. Честно говоря это был самый смелый поступок, который я когда-либо видела за всю мою жизнь. Почему ты не хочешь позволить мне купить тебе всего лишь небольшой подарок или два, чтобы выразить мою признательность?
— Золото и ювелирные изделия — это не просто небольшой подарок, — твёрдо стоял на своём Льюис. — В отношении меня уж точно. И те... модные вещи, которыми ты продолжаешь на меня давить, всё равно будут приобретены напрасно. У меня нет чувства стиля. Все это знают. Каждый раз, когда я одеваю что-то хорошее при Дворе, я выгляжу так, словно взял это напрокат. И мне действительно не по себе, когда ты тратишь на меня столько денег.
— Столько денег? Это мелочь, дорогой. Я богата, Льюис, богаче, чем ты можешь себе представить. Лицензионные отчисления со всей Империи поспособствовали этому. Каждый год моим бухгалтерам приходится изобретать целые новые области математики, просто чтобы всё отследить. Я могла бы купить весь магазин на карманные деньги и купила бы, если бы помощник менеджера так не прикипел взглядом к моему декольте. Пожалуйста, позволь мне купить тебе хоть что-то, Льюис. Это незначительная трата для меня, дорогой, правда.
— Но не для меня, — ответил Льюис.
Уловив непреклонные оттенки в его голосе, Джесамина перевела на него взгляд, затем долго и пристально изучала его хмурое лицо, после чего резким движением дала понять всем вокруг, чтобы их оставили одних. Скорость, с которой отступил персонал магазина чуть ли не заставила их попадать и даже собственные люди Джесамины нашли чем себя заинтересовать в совершенно противоположных закутках. Джесамина впилась в Льюиса холодным и суровым взглядом.
— Рассказывай, Льюис. Ты что-то не договариваешь. Я чего-то не знаю. А я ненавижу что-то не знать. Почему ты не позволяешь купить тебе подарок? В чём настоящая причина?
Ради собственной гордости Льюис сделал всё возможное, чтобы уклониться от ответа, но Джесамина прижала его к ближайшему прилавку и беспощадно допрашивала, пока наконец он не сдался и не объяснил своё текущее финансовое положение. Джесамина была по-настоящему шокирована и ей потребовалось всего мгновение, чтобы сменить полное неверие на раскалённую добела ярость.