Толпа её поклонников рассеялась и теперь была рассредоточена вдоль тротуаров. Они кричали и издевались над практически военной демонстрацией, движущейся по центру улицы. Они маршировали по шесть в ряд, заблокировав дорогу, а конца колонны и вовсе не было видно. Ноги в сапогах отбивали такт с идеальной точностью, а знаки и флаги в руках развевались словно военные знамёна. Время от времени они хладнокровными голосами заглушали оскорбления и неодобрения зрителей, стоящих на улице, выкрикивая короткие и неприглядные лозунги. Этот гвалт напомнил Льюису шум на Арене, когда представляли нового чужого-убийцу, скармливая ему пищу. Витавшую в воздухе жажду крови можно было почувствовать на вкус.
Он сразу узнал одежду демонстрантов — большой белый крест на груди кроваво-красной формы. Новая символика Воинствующей Трансцендентальной Церкви Христа. С тех пор как Церковь начала сотрудничать с Чистокровным Человечеством, ей надоело терпеливо ждать перемен и она решила форсировать события. Их представители были повсюду: в новостях, чатах, на политических дискуссиях. Все говорили о новой Воинствующей Церкви. Церковь и Нейманы — брак, заключённый в аду. И лишь Богу было известно, какими могут быть их дети.
Их было чертовски много и они целенаправленно маршировали за окном чайной. Льюис нахмурился, увидев насколько малочисленным было присутствие в оцеплении службы безопасности. Ничтожное количество стюардов и горстка миротворцев, и ни одного Парагона. Льюис помрачнел. Эмма Стил вероятно всё ещё входит в курс дела и лишь Богу известно, где сейчас находится Финн Дюрандаль, но власти наверняка могли бы найти каких-нибудь ответственных за тем, чтобы демонстрация не вышла за рамки дозволенного, даже если бы им пришлось совершить набег на "Святой Грааль"... А может быть они просто боялись расстроить Церковь. Активисты на удивление быстро стали по-настоящему сильны. Излишнее присутствие сил безопасности могло спровоцировать те неприятности, которые власти стремились предотвратить. Меньше всего они хотели, чтобы что-то вышло из-под контроля... Льюис оглянулся на охранников Джесамины и не удивился, обнаружив, что они отступили в фойе, подальше от возможной опасности. Их единственный интерес был в защите Джесамины. Льюис их не винил. Они были профессионалами в достаточной мере, чтобы понимать, где заканчиваются их возможности.
— Воинствующая Церковь, — тихо произнесла рядом с ним Джесамина. — Я видела их по новостным каналам. Отвратительные люди с отвратительными лозунгами. Человечество прежде всего, чужие — ничто. Никакого чувства стиля. И никакого чувства юмора... видела я их спикеров. Когда в политике или религии ударяются в крайности, забавно наблюдать, как первым делом всегда пропадает юмор, оставляя здравомыслие позади.
— А тут и политика и религия, — произнёс Льюис, всё ещё глядя в окно. Голос был холодным, задумчивым.
— Смертельно-опасная комбинация. Церковь утратила чувство меры и сдержанности с тех пор, как приняла философию Нейманов. О том, что Спаситель был Человеком и о том, что Империя предназначена людям, а будущее за Человеком. Всё прочее для них не стоит внимания. У них нет ни единого шанса, пока преобладает мнение большинства. Но многие люди прислушиваются. А оппозиция раздроблена. Единственное, что они могут — это стоять на подобных демонстрациях и выкрикивать оскорбления и противоположные лозунги, что лишь накаляет обстановку с обеих сторон. Нам стоит быть готовыми на случай возникновения проблем.
— Я до сих пор не понимаю, почему Церковь неожиданно повернулась против чужих, — высказала свои соображения Джесамина.
— Я могу объяснить, но не факт, что ты увидишь в этом смысл, — ответил Льюис, по-прежнему не отводя взгляд от демонстрации. — Учение Церкви в основном сосредоточено на Трансцендентности — переходе на высшую ступень, верно? Они сделали такой вывод, поскольку только люди преобразились, пройдя Лабиринт Безумия, а это автоматически доказывает, что чужие являются низшими существами, пригодными лишь для того, чтобы над ними властвовать, а во главе конечно же должны стоять высшие существа — Человечество. Для их же блага. Когда люди хотят власти над другими — это всегда во благо последних. По сути Нейманы стремятся вернуть старые добрые времена Империи, когда чужие знали своё место. Были либо порабощены, либо мертвы. Их новое партнёрство с Церковью даёт Чистокровному Человечеству некий налёт респектабельности. И если официальная Церковь Империи приняла их убеждения, то значит это и им что-то даёт. Те, кто был глух ранее, прислушается сейчас. И слишком многие начинают верить.
— Но всего несколько недель назад они пытались убить Короля трансмутационной бомбой!
— Церковь и Нейманы отреклись от смертника. Вроде как сумасшедший-одиночка. Беднягу пустили в расход. Теперь у них новый спикер, представляющий их интересы — Ангел Мадрагуды.
— Он мне никогда не нравился, — незамедлительно ответила Джесамина. — Встречала его однажды на благотворительном ужине. Потные руки и свиные глазки, которые продолжали пялиться на мою грудь всё время нашего разговора. А говорил он много, но не сказал ровным счётом ничего. Встречались мне раньше такие, как он. Которые везде ищут только выгоду. Но я и предположить не могла, что у него есть какие-то политические амбиции или связи...
— Ну, теперь есть, — ответил Льюис. — На самом деле сейчас он могущественнее, чем когда-либо. Включая голоэкран, ты всегда видишь его там, говорящего ужасные, отвратительные слова спокойным и рациональным голосом. Проблема в том, что он говорит то, что многие люди хотят слышать, что они лучше чужих и что они имеют право менять порядок вещей силой, если придётся... Единственная вещь более опасная, чем разозлённая толпа — разозлённая толпа, у которой есть цель. Это не просто демонстрация, они куда-то направляются. Куда-то конкретно. Думаю, мне лучше кое-кому позвонить...
— Надеюсь сейчас на улицах нет чужих... в противном случае ситуация может выйти из-под контроля... — вздрогнув, произнесла Джесамина.
Они стояли вместе, плечом к плечу перед окном из армированного стекла, наблюдая за проходящей демонстрацией. Казалось ей не будет конца: сотни и сотни мужчин и женщин с холодными лицами выкрикивали отвратительные лозунги резкими, злобными голосами. Джесамина снова вздрогнула и Льюис обнял её за плечи. А затем медленно повернулся посмотреть на неё, чуть ли не вопреки собственной воле, а она повернулась, чтобы посмотреть на него. Их лица оказались очень близко и с каждым мгновением становились всё ближе, пока каждый не ощутил на губах дыхание другого. Они смотрели друг другу в глаза и не могли отвести взгляд... Как будто атмосфера зла снаружи каким-то странным образом подпитывала изнутри их обоюдную симпатию. Дыхание ускорилось, стало глубже, тяжелее. Глаза смотрели в глаза, сказав всё, что они не сказали, сидя за столиком. В конечном счёте не имело большого значения, кто начал первым. Тесно прижавшись друг к другу и яростно удерживая друг друга в объятьях, так, словно кто-то мог их разделить, они поцеловались с такой страстью, будто ждали подобного всю жизнь.
Когда они наконец отстранились, тяжёлое дыхание срывалось с их губ. Льюис попытался что-то сказать, но не смог. Он повернул голову в сторону и Джесамина ещё крепче прижалась к нему. Льюис посмотрел на неё и их глаза снова встретились. Оба дрожали.
— Мы не можем так поступить, — произнёс Льюис. — Мы не можем... Это неправильно. Дуглас мой друг!
— Чёрт, — произнесла Джесамина. — Он мой жених. Я собираюсь выйти за него замуж.
— Ты любишь его?
— Да. Нет. Не знаю! Это сложно.
— Не для меня, — ответил Льюис.
В конце концов Джесамина нашла в себе силы отступить первой, поскольку практичность всегда была её сильной стороной. Положив руки на бронированный нагрудник Льюиса, она оттолкнула его так, что он чуть не споткнулся. Будто ударила. Но если бы он ей не позволил, она не смогла бы сдвинуть его ни на миллиметр и оба это понимали. Они продолжали смотреть друг другу в глаза. Дыхание оставалось всё таким же тяжёлым, а руки все ещё дрожали, отчаянно пытаясь прикоснуться к друг другу снова.
— Я не знаю, что делать, — наконец сказал Льюис. — Я никогда не чувствовал подобного прежде.
— Никогда? — спросила Джесамина. — Разве ты никогда не был влюблён?
— Нет, — ответил Льюис. — Я всегда был один. Рядом был только Дуглас.
— Тише, — сказала Джесамина поднимая руку, чтобы прикоснуться к его губам кончиками пальцев.
Льюис отвернулся. Его взгляд скользнул по чайной и лишь тогда он увидел Анну Баркли, наблюдающую за ним и Джесаминой. И по выражению её лица Льюис понял, что она находилась там уже какое-то время.
— Анна? — произнёс он, понимая что не узнаёт собственный голос. — Что ты здесь делаешь?
Джесамина резко оглянулась и увидела Анну, но за исключением чуть расширившихся глаз, её лицо ничего не выдало.
— Что я здесь делаю? — произнесла Анна, наступая на них с неотвратимостью судьбы. — Важнее что, чёрт возьми, вы двое здесь делаете? Нет, помолчи, Льюис. Что бы ты ни собирался сказать, это будет ложь, а ты никогда не был в этом хорош. И у меня действительно нет ни времени, ни терпения, стоять здесь и выслушивать, как ты заикаешься. Я пришла за тобой. Вам обоим нужно вернуться в Парламент. Дугласа вызвали на экстренное Слушание. И ему понадобится любая поддержка, которую он сможет получить.
— Вы возможно обратили бы внимание на шум снаружи, если бы не целовались с таким упоением. В общем этот марш — лишь один из семи и все они одинаково масштабные, злые и весьма решительно настроенные. И все они направляются непосредственно к зданию Парламента. Явно, чтобы не петицию подать. В воздухе ощущается действительно тревожная атмосфера, Льюис. Вызван каждый миротворец в городе, но мы не можем позволить себе прямое противостояние. Церковь ясно дала понять — её нельзя ни остановить, ни перенаправить. Мы могли бы попытаться установить баррикады, но они лишь используют это в качестве предлога, чтобы ударить всеми силами, которые у них есть. Если мы не найдём правильного подхода в решении этой проблемы... всё закончится плачевно. Гарантирую. А теперь тащите за мной свои задницы. У чёрного входа ожидает гравибаржа.