Эмма Стил хмурилась и едва ли не беспомощно задавалась вопросом, что делать дальше.
****
Анна Баркли сидела в одиночестве в своём кабинете, вертясь на своём старом, любимом кресле туда-сюда и смотря на экраны мониторов, звук на которых был практически полностью выключен. Она переводила взгляд с экрана на экран, но ничего не видела. Ничто из этого больше не имело значения. В ближайшее время Палата Парламента соберётся на очередное Слушание и ей нужно было уделить внимание многочисленным неотложным вопросам, но она не могла сосредоточиться ни на одном из них. В её руке была кружка горячего и сладкого чёрного кофе, и она время от времени делала глоток, когда вспоминала о нём, но вкуса не чувствовала. Другая её рука медленно двигалась привычным успокаивающим жестом по коротко остриженным рыжим волосам, который на этот не оказывал никакого эффекта.
Анна чувствовала себя недооценённой. Она работала часами напролёт, Бог знает сколько времени, практически единолично управляя Службой Безопасности Парламента, но всем было плевать. Она всегда следила за тем, чтобы Дуглас был в курсе всей необходимой информации, часто информируя его за несколько часов до того, как кто-либо другой получал её, и она не могла вспомнить, когда он в последний раз говорил ей спасибо. Она бегала из помещения в помещение, от одной встречи к другой, заключая тайные соглашения, на которых Дуглас не мог присутствовать лично, и всё для чего? Несмотря на всю её каторжную работу, несмотря на все чудеса, которые она совершала ежедневно для Дугласа, он просто воспринимал это как должное. Он даже перестал с ней разговаривать. Да, он заходил, чтобы убедиться, что она знает всё о его последних проблемах, иногда бросая ей короткую бессмысленную улыбку, а затем просто уходил по своим делам. Он никогда не задерживался, чтобы сказать ей «очень хорошо», «без тебя у меня бы ничего не получилось», и тем более — «ты моя правая рука, Анна, я так тобой горжусь». По факту — сущие пустяки. Она понимала, что он был занятым человеком. Знала, что он работает даже больше, чем она. Понимала, что это несправедливо. Но ей было плевать.
Она никогда не чувствовала себя так одиноко, всеми покинутой. И настолько несчастной. Джесамина постоянно была слишком занята или вернее сказать чувствовала себя слишком виноватой, чтобы общаться с ней. Льюис же пусть и неофициально, но всё же находился в опале, и посещал Парламент лишь в особых случаях. Вздохнув, Анна выпила ещё кофе, хотя и не хотела. Она не могла просто пойти к Льюису, рискуя показаться нелояльной Дугласу, а Король и так уже чувствовал себя преданным. В итоге у Анны не было никого, с кем можно было бы поговорить, по крайней мере никого, кому она могла бы настолько довериться. Поэтому она приходила в офис пораньше и уходила глубокой ночью, и работала, работала до потери сознания, потому что только так могла абстрагироваться от одиночества, поставив Парламент, а также Службу Безопасности под свой контроль, потому что не могла контролировать собственную жизнь.
Она неохотно перевела взгляд на самый нижний ящик своего стола, надёжно запертый и опечатанный, где лежало ярко-розовое боа, которое ей подарила Джесамина. Ей стоило выбросить его, отдать кому-то кто мог бы оценить подобное или по крайней мере был достаточно смел, чтобы носить такое на публике. Но почему-то она не могла себя заставить сделать это. Боа был важен для неё, представляя собой нечто ценное, хотя она и не знала, что именно. Возможно свободу. Свободу быть кем-то ещё, а не старой, скучной и надёжной Анной Баркли. Кем-то, у кого хватило бы смелости сделать шаг навстречу жизни, которую она так хотела, кем-то, кто знал, как весело проводить время. Чтобы претворить в жизнь всё, о чём Анна Баркли мечтала, но так и не нашла на это ни времени, ни смелости. Кому-то, кто знал, как жить, а не просто существовать.
На её столе стояло единственное зеркало: маленькое, простое и функциональное. Ничего вычурного. Анна смотрела на своё отражение и не узнавала его. Это была не она: мрачная, угрюмая маска с пустыми глазами, в которых сквозило отчаяние. В этой старухе отсутствовала жизнь.
Вы не знаете, чего я хочу. Никто из вас не знает, чего я хочу. В чём я нуждаюсь. Я хочу... надеть что-нибудь скандальное и пойти танцевать в один из дешёвых, низкопробных кабаков, в котором таким людям, как Анна Баркли не место. Хочу выпить слишком много, привлечь к себе внимание, а затем увести какого-нибудь симпатичного мальчика с танцпола в туалет и заняться с ним грубым, ни к чему не обязывающим сексом. Хочу сделать то, за что мне будет стыдно утром. Хочу сделать всё, что не должна была делать, всё, чего мне никогда не было позволено. Я хочу быть... как Льюис с Джес, которые делают, что хотят и плевать на всех.
Господи, я так хочу почувствовать себя живой, прежде чем станет слишком поздно.
Неожиданный стук в дверь прервал ход её мыслей и заставил подскочить в кресле. Она виновато покраснела, развернула кресло и с подозрением уставилась на закрытую дверь. Посетителей она не ждала, а её сотрудники знали, что если она сказала, что ей нужно подумать, то лучше её не беспокоить. Анна оглянулась через плечо на экран монитора, который покрывал коридор снаружи. Терпеливо стоящим за её дверью оказался почётный Член от планеты Виримонде Мишель дю Буа. Анна вскинула бровь. Много времени прошло с тех пор, как дю Буа что-то от неё хотел, главным образом потому, что знал, что ничего не получит. Лучшие воспоминания Анны о Виримонде были тогда, когда она покидала планету. Чёртовая провинциальная свалка. Они тоже никогда её не ценили. В конце концов пожав плечами, она пригласила посетителя войти. Это был кто-то, с кем можно поговорить, к тому же ей было любопытно.
Мишель дю Буа вошёл с достоинством, над которым явно не единожды репетировал, одетый в самое лучшее для предстоящей Сессии. Низко поклонившись Анне, он подтянул кресло и не спрашивая разрешения сел напротив, после чего улыбнулся. Ответной улыбки не последовало. Он воспринял бы это лишь как признак слабости. Чего бы он ни хотел, это должно было быть нечто такое, чего он не мог получить больше нигде. Нервно расправив официальное облачение, дю Буа поднял глаза на Анну, в которых сквозило что-то похожее на искренность.
— Виримонде выбрал нового Парагона, — прямо начал он. — Весьма опытный молодой человек с большими перспективами по имени Стюарт Леннокс. Выходец из хорошей семьи, имеет отличный послужной список на Виримонде и не был замечен ни в одной скандальной истории. Возможно, немного мрачный и без чувства юмора, и нам понадобится его поднатаскать, прежде чем бросить под прицелы камер, но он твёрд, надёжен и как боец весьма искусен. Как раз то, что нужно, чтобы представлять наш родной мир. Он прибудет сюда для вступления в должность на следующей неделе. Как раз к Королевской Свадьбе.
— Зачем вы рассказываете мне это? — спросила Анна. — Я не работаю с Парагонами.
— Виримонде — ваш родной мир, — несколько строго заметил дю Буа. — Я решил, что вам будет интересно. Особенно с учётом того, что в последнее время вы стали в некоторой степени... дистанцироваться от предыдущего Парагона.
— Ах, вот оно что, — сказала Анна, понимающе кивая. — В конце концов, всё всегда сводится к Льюису, чёрт бы его побрал. Что на этот раз, дю Буа? Что вы знаете? И что заставляет вас думать, что мне не наплевать?
Дю Буа развёл руками в экспансивном жесте, стараясь выглядеть невинно, что впрочем ему не особо удалось. Это же был политик, в конце концов.
— Все заметили, как внутри, так и за пределами Парламента, что вы и Охотник за Смертью уже не так близки, как раньше. И поскольку Король в последнее время также старается публично дистанцироваться от своего Защитника, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что произошло что-то значительное. Льюис... совершил немало ошибок с тех пор, как стал Защитником. Отстранился не только от своих друзей, но и от тех, кто мог бы ими стать. Запятнал себя своими действиями во время бунта Нейманов. И самое главное — не смог стать именно тем Защитником, которого все хотели... Охотник за Смертью больше не является гордостью нашего родного мира.
— Поэтому вы и лишили его материальной помощи? — спросила Анна.
— Он больше не имел права на эти деньги. Пособие пойдёт Стюарту Ленноксу, который, без сомнения, будет намного более... благодарным. Не поймите меня неправильно, Анна. Мне на самом деле больно видеть, что Охотник за Смертью пал так низко, но виноват в этом лишь он сам.
— У меня ещё много дел, — холодно сказала Анна. — Чего вы хотите от меня, дю Буа?
— Я подумал, что вы, как одна из самых старых и близких друзей Охотника за Смертью, могли бы пролить свет на то, почему Льюис в последнее время так странно себя ведёт.
— У него сейчас просто неудачное время, — спокойно ответила Анна. — У всех так бывает.
— Но если вы знаете нечто... личное, что-то сокровенное...
— Не вижу смысла обсуждать это с вами. Мой вам совет, дю Буа — держитесь подальше от Льюиса. Идите лучше дёргайте за ниточки своего нового Парагона. Попытаетесь достать Льюиса и даже в своём нынешнем состоянии он проглотит вас и не подавится. Теперь, если это всё, меня ждёт работа.
Мишель дю Буа с профессиональной беспристрастностью изящно поднялся на ноги, не тронутый резкими словами Анны.
— Я вижу, что сейчас не время обсуждать подобные вопросы. Ваша поддержка друга заслуживает уважения, Анна, это весьма похвально; но чувствую, что не смог бы выполнить свой долг в качестве представителя нашего родного мира, если бы не предупредил об опасностях, связанных с вашим решением, если вы продолжите упорствовать.
Анна откинулась на спинку стула и неприятно улыбнулась. Ей всегда больше нравилось, когда угроза озвучивалась в открытую.
— Опасностях, дю Буа? С чего вы так решили? Я не вижу никаких опасностей.
— Путь Льюиса подходит к концу, — прямо сказал дю Буа. — Он падёт и падёт в самом скором времени. Это очевидно каждому. И было бы прискорбно, если бы он потянул вслед за собою друзей. В особенности, если всё что им необходимо сделать, это протянуть руку новому другу.